Глаза их полны заката, Сердца их полны рассвета - Егор Викторович Ивойлов

балкон, вышла. Город уже накрыла тьма, но все светилось золотисто-мертвым светом фонарей, окон и фар. Небо, казалось впитывая это томное, призрачное сияние, окрасилось цветом глубокой воды, или бездны немного синей, немного изумрудной, но вязкой, черной в своей основе. По улицам все еще текли реки машин и людей. Несмотря на это, Город казался одиноким, отстраненным, задумчивым, дряхлым. Вечный старик, взирающий безразлично, на прохожих.

К Алисе подошел хозяин дома, встал рядом. В его руке был стакан с чаем.

– Great view.139 – сказала Алиса.

– Yes.140

Они помолчали какое-то время. Индус посмотрел на Алису пристально, задумчиво, слишком долго.

– You look tired.141 – произнес он. Голос звучал мягко, заботливо.

– Yes, I'm very tired. I only dream of taking a shower and going to bed.142 – произнесла Алиса. Перед глазами пронеслись воспоминания о душных поездах и автобусах. Девушка смотрела в даль, позволив себе погрузиться в приятные мысли о теплой воде, смывающей дорожную пыль и пот. О мягкой кровати, в которой можно лежать, раскинувшись как угодно, в блаженной тишине и одиночестве.

-In that case, let me walk you out.143 – индус сказал почти ласково, улыбнулся. У него был очень приятный голос, звучащий искренно, можно сказать, почтительно. В его доброжелательности невозможно было разглядеть и тени корысти. К тому же, Алиса совершенно угасла, растаяла от ужасной усталости, не осознаваемой, до этого момента. Девушка кивнула в знак согласия.

-Follow me.144 – хозяин дома кивнул в по направлению к гостиной. Алиса последовала за ним.

Он проводил девушку в ванную, выдал полотенце, удалился. На прощание, прикоснулся открытой ладонью к плечу девушки, как-то трогательно, по-братски.

-Good night.145 – выходя из ванной комнаты, он на секунду задержался в дверном проеме, маленьким, округлым силуэтом, как оживший Ганеша из гостиной. Взглянул на Алису, как-то не в глаза, а немного выше. Вышел.

-Good night.146 – Девушка осталась одна, в тишине. Электрические лампы на потолке заливали помещение приятным, мягким светом, немного потрескивали.

Алиса с наслаждением помылась, скользнула в коридор, вошла в выделенную ей спальню. Комната была просторной, с красивой, широкой кроватью. Все щегольски чисто, ново, немного кокетливо. Одеяло на кровати наполовину раскрыто. Свежее постельное белье почти светилось белизной, манило мягкой, накрахмаленной гладью. Алиса с наслаждением легла на спину, вытянулась, опустила голову в подушки, погрузилась глубоко, как в облака. От куда-то из-за окна доносились звуки Города, шум моторов, гудки автомобилей, обрывки голосов. Казались невообразимо далекими, звучавшими эхом, не отвлекали ото сна…

Проснулась от того, что Вера зашла прощаться.

– Алиса, проснись! Мы уезжаем.

– Уже? Сколько времени?

– Около четырех – за окном едва вспыхивало предрассветное зарево.

Алиса дотянулась до телефона, посмотрела на мерцающий синим экран.

– Подождите меня, выйдем вместе.

– Хорошо, только поторопить, тогда.

Алиса быстро встала, оделась, скользнула в ванную – умылась. Когда вышла, все уже стояли в прихожей, хозяин дома тоже.

– Are you sure you won't have time for breakfast?147 – индус обратился к гостям

– We have a train, maybe Alice?148 – произнес Костя, все посмотрели на Алису.

– No, I'll go too, I want to meet the dawn on the river.149

– Yes, this is a must-see. If you want, stay one more night at my house.150 – индус смотрел на Алису, улыбался.

***

Все улицы вели к Гангу. Старые дома нависали молчаливыми сводами, закрывали небо, погружали во мрак. Когда их построили? Быть может, пятьдесят лет назад? Век? Пять столетий? Тысяча лет? Не понятно. Казалось, что дома постепенно тонут в вязкой земле. Достраиваются непрерывно. Без плана, без стиля. Просто из того, что есть. Вот кусочек стены со сводами и хитрой вязью индуистских узоров – явно старинный, древний. Чуть дальше, кирпичная стена, обвалившаяся штукатурка, мерзкие граффити. Еще дальше деревянные балкончики с колоннами и арками. Улица захламлена до предела. На мостовой кучи зловонных отбросов, пирующие жирные крысы. Люди, занимающиеся своими делами. Неужели тут можно жить? Кто-то шел впереди. Наступил в нечистоты. Не посчитал нужным обратить внимание. Пошлепал дальше, оставляя мокрый след. Воздух был влажным, неподвижным. Чувствовалось присутствие реки, ила, медленных вод, рыбы. Прошла мимо старухи. Бабка куталась в выгоревшее на солнце сари: серое, как и ее лицо. Глаза пустые, на подбородке пучки старческих волос и омертвевшая кожа, застывшая восковой маской. Проход стал совсем узким. Алиса почти касалась стен. Они пахли сырой землей, плесенью, гниющими цветами. Открытое окно. В чреве темной комнаты звуки секса. Тяжелые, душные испарения, человеческих выделений вытекали на улицу. Сливались в сточную канаву с бегущими по течению мыльными разводами, окурками и плевками. В мутных водах рождение пахло, как смерть. Различия терялись, сливались в поток, который впадал в Ганг, вечный, безразличный. Алиса вышла на набережную.

Перед ней вырос древний храм, маленький, покосившийся, столетиями опускающийся в ил, тонувший, или дрейфующий во времени. О мокрые стены билась желтая вода, несущая тину, пустые бутылки, лепестки цветов. Кто-то сидел рядом, почти голый, бубнящий. Дальше еще один храм. Побольше, обнесенный оградой. Стены из черного камня, скульптуры обнаженных женщин, танцующих с многорукими богами. Все замерло, но порыв ветра встревожил листву и огоньки свечей. Тени забегали, статуи ожили. Руки жадно потянулись к пышным грудям и бедрам. Мгновение, и все стихло. Камни вновь обернулись камнями. Лишь на ликах скульптур застыли лукавые улыбки, веселые, чуть насмешливые. Рядом молились аскеты. Лица, обращенные к Гангу, худые, увеченные, покрытые пеплом и пылью. Они смотрели мимо храмов и базаров, мимо горя и наслаждения, мимо мира… Где-то хрипло вскрикнула птица, упала в воду. Алиса посмотрела в глаза одному из монахов. Увидела отражение солнца, домов, реки, саму себя, пустоту. Человек отвернулся. Наслаждение и аскеза. Все и ничего. Рядом и бесконечно далеко. Так ли велика разница? Единство и борьба противоположенного. Одно не имеет смысла без другого. Становится пустым, неразличимым, не понятным, Нужна роскошь, похоть, чревоугодие что бы отбрасывать тень аскетизма, целомудрия, поста. Так, или никак…

Вспомнился Ремарк:

«Жизнь взаймы. Жизнь, когда не жаль ничего, потому что терять в сущности, уже нечего. Это – любовь на грани обречённости. Это роскошь на грани разорения. Это веселье на грани горя и риск на грани гибели. Будущего нет. Смерть – не слово, а реальность. Жизнь продолжается. Жизнь прекрасна!»…151

Алиса шла вдоль набережной, превратилась в ощущения, предчувствия, инстинкты. Вот он рассветный Варанаси. Город великого Шивы. Всегда ускользающий, подрагивающий в парах, восходящих на Гангом, словно за мгновение до того, как исчезнуть. Населен людьми и призраками, которые отражаются в медленных водах. Ступени, уходящие прямо в реку, начало дороги в