Черный торт - Шармейн Уилкерсон

уехать туда, где меня не заставят работать медсестрой. Надо снова пересечь Атлантику, Кови. Меня отправят в Канаду.

– В Канаду? – удивилась Кови. – Но как?

– Возможно, мне и Канада не нужна. Однако, если здесь мне не помогут, я должна уехать, чтобы найти лучший заработок или меньше платить за аренду жилья. Надо скопить денег и придумать, как поступить в другой университет.

– Но по договору об обучении ты обязана остаться здесь.

– Да. Именно поэтому нам надо выбраться отсюда, и как можно скорее.

– Нам?

– Да, Ковентина. Нам. – Элли остановилась, загородив Кови дорогу. – Чем ты здесь занимаешься? Ты даже толком не спишь по ночам. Думаешь, я не заметила? Зачем тебе тут оставаться? Мы сможем переехать в другой город, более симпатичный.

Они могли отправиться на поезде в другой город – да, другой холодный город, – но стоящий на море. У Элли были знакомые, которые могли помочь им обеим получить канцелярскую работу в успешной торговой компании.

– Они ведут торговлю с островами, – сказала Элли. – В этой фирме работают люди из Карибского региона. – Ее глаза сверкали. – Может, ты встретишь хорошего парня, – добавила она.

Кови устала. Ей казалось, перемен и без того достаточно. Но Элли была готова уехать – как же Кови будет обходиться без нее? После Банни она стала ее первой настоящей подругой. И раз уж Элли твердо решила занять свое истинное место в мире, Кови, поддавшись ее влиянию, тоже погналась за этой мечтой. Подруги упаковали дорожные сумки и отправились в Эдинбург. Поезд мчался среди невероятно зеленых сельских пейзажей, и настроение Кови улучшилось. Она говорила себе, что это способ выжить, отгородиться от прежней жизни. Не оглядываться назад и с каждым днем все меньше думать о Гиббсе.

Стать Элли

Поначалу Кови помнила очень мало. Рев гудка, скрежет металлических колес о рельсы, падение, вращение, хаос.

Очнувшись, она вцепилась в ремень сумки Элли – первое, что различила в клубах пыли и дыма. Много позже в памяти всплывут ощущения: вопли, запах, боль во всем теле, горячий металл, обжигающий колени, когда она ползла куда-то и звала Элли. Вдруг на глаза ей попались знакомые часы на женском запястье – Элли купила их в универмаге и носила с гордостью. Кови схватила эту руку и несколько раз громко выкрикнула: «Элли, Элли!» Потом разглядела, что сталось с ее подругой, и потеряла сознание.

Кови открыла глаза в больнице, под капельницей. В висках сильно стучало. Она почувствовала запах собственных волос, разметавшихся по подушке, вонь горелого масла и дыма вперемешку с запахом стираных хлопковых простыней, спирта для протирки и с душком от судна. На стуле рядом с больничной койкой Кови увидела сумку Элли. А где же ее сумка? Где шляпка?

Она заглянула под одеяло. На ней была хлопчатобумажная больничная рубаха. Куда делась ее одежда? Перед поездкой Кови положила в потайной карман жакета, вшитый в подкладку, мамину деревянную шкатулку, набитую фунтовыми купюрами. В поездке она время от времени проверяла, на месте ли ее капитал. Не обращая внимания на боль, Кови повернула голову. Вот она! Жакета не было, но кто-то достал шкатулку и поставил на столик с колесиками. Кови попыталась дотянуться до нее.

Медсестра, заметив это, взяла шкатулку и подала Кови. Та положила шкатулку на живот, прижимая ее к себе дрожащими руками.

– Как ты себя чувствуешь, Элинор? – спросила медсестра.

– Кови, – поправила ее Кови.

Медсестра нахмурилась:

– Прошу прощения?

– Ковентина, – сказала Кови.

Медсестра поспешно ушла, потом вернулась с коллегой.

– Ковентина Браун?

Кови кивнула.

– Ковентина была твоей подругой?

Кови открыла рот, собираясь ответить.

– Мы так сочувствуем тебе, Элинор. – Вторая медсестра покачала головой. – Ковентина не выжила после аварии.

Они имеют в виду Элли, да? Кови сомкнула губы, запекшиеся уголки которых саднило от слез. Ей припомнилась безжизненная рука подруги. Бедная Элли! Почувствовав, как накатывает тошнота, Кови наклонилась над краем кровати.

Одна из медсестер поддержала Кови, потом снова уложила голову пациентки на подушку, промокнув ее влажное лицо полотенцем. Кови отвернулась было к стене, попытавшись лечь поудобнее, но вскрикнула из-за боли в ноге.

– Осторожнее, Элинор, – сказала медсестра. – Ты поправишься, но у тебя сильный ушиб.

– Кови… – пролепетала та.

– Я знаю, Элинор, нам очень жаль. Все это ужасно.

Кови, не скрываясь, заплакала. Она прокручивала в уме моменты, которые смогла вспомнить после катастрофы. Элли была еще жива, когда Кови нашла ее, она была в этом уверена. Когда Кови попыталась вытащить ее из-под груды обломков, Элли издала какой-то мяукающий звук. Если бы Кови не отключилась, смогла бы она спасти подругу? Потом она вспомнила, как выглядела Элли под завалом. Ответ на этот вопрос: вряд ли. Значит, ее и вправду больше нет?

Элли неизменно озаряла светом все вокруг. Неужели этот свет навсегда погас?

Кови то погружалась в сон, то просыпалась, иногда в темной ночной палате, где раздавалось лишь сопение и всхрапывание спящих. Сколько дней провела она здесь?

– Кому мы можем сообщить о тебе? – спросила однажды утром медсестра. – У тебя есть родня? Друзья?

– Элли.

– Элли? Это родственница?

– Элинор.

– О-о, Элли сокращенно от Элинор, – сказала медсестра. – Конечно. Так тебе больше нравится? Значит, называть тебя Элли?

У Кови не было сил спорить, но голова у нее начала проясняться. Ближайшие родственники? Ей нельзя было сообщать о родственниках и друзьях, а у Элли семьи не было. Кови подумала, что, возможно, о ней захотят узнать соседки по пансиону или та монашка с острова, о которой Элли любила вспоминать. А как насчет самой Кови? Будут ли объявления в газетах? Упомянут ли о ней как об одной из выживших?

Что, если кто-то с острова узнает, что она жива, и примется разыскивать ее? А если ее найдут, докопаются ли до участия Перл в ее побеге? Выведают ли про Банни? А как же семья, вместе с которой она путешествовала? Их дети пока еще малы, но Кови понимала, что, вознамерившись добиться расплаты, родня Коротышки ни перед чем не остановится. Нет, даже и сейчас она в долгу перед всеми, кто помог ей скрыться.

Ранним утром, пока все в палате еще спали, Кови достала сумку Элли и распотрошила ее на кровати. Губная помада. Фунтовые банкноты. Билет на поезд. Паспорт. В паспорт была засунута фотография сидящих рядышком, улыбающихся молодых женщин, в том числе и Кови с Элли. Кови улыбнулась, хотя по щеке ее покатилась слеза. Когда кто-то спрашивал, не сестры ли Кови и Элли, девушки смеялись. Но, глядя сейчас на этот снимок, Кови поняла, почему люди задавались таким