Древние Боги - Дмитрий Анатольевич Русинов

объяснить себе откуда у него такое упрямство, и почему он хочет сегодня во что бы то ни стало нанести визит Тартею, просто он был уверен, что это будет лучшее, что он ещё может сделать сегодня.

Осторожно, медленно, терпеливо пережидая боль, он облачился в кольчугу, сунул за пояс, уже кем-то почищенный пернач, и закинул за спину ножны с мечом.

Аласейа накинул ему на плечи плащ, и улыбаясь, произнёс:

– Сегодня прохладно. – Он повернулся к столпившимся возле полога воинам, и чуть повысив голос, сказал: – Он снова в строю!

– Слава воеводе! – Нестройно откликнулись друзья, и опустились на одно колено.

Было в этом нечто такое, отчего защипало глаза, и невольно выступили слёзы. Рутгер внимательно вглядывался в лица воинов, и уже во многий раз подумал, что ему крупно повезло, раз судьба свела его с такими людьми, идущими за ним до конца, не смотря на все опасности, что существуют в Обираемом Мире. Это были даже нечто большее, чем друзья, или бойцы, связанные друг с другом ротой верности. Это были настоящие братья, готовые не задумываясь отдать за другого самое ценное, что может быть у человека – жизнь.

Боясь, что они заметят его слабость, и готовность броситься в их объятия, чтобы как-то выразить им свою признательность, Стальной Барс сурово кивнул, чувствуя, что вполне может обойтись и без чьей-то посторонней помощи, вышел из шатра.

Занятый своими мыслями он шёл не зная куда по какому-то наитию находя тропу между хаотично расставленными войлочными жилищами ювгеров, отвечал на приветствия совершенно незнакомых людей, воинов, что по всей вероятности и были той грозной силой, противостоящей мутантам. Он жаждал одного – унять прохладой дня притаившуюся боль, и освежить разгорячённое лицо, пока вены не лопнули воспалённой, упругой струёй.

«Кого же мы тогда посадим на трон Владыки?» – промелькнули в голове слова Увгарда. Похоже, что они совершенно не сомневаются, чем закончится поход, и кто кем станет после него. Да, они видят Рутгера сжимающего в руках золотой меч, а кем они видят себя, ведь после всех тех испытаний, что выпали на их долю, они никогда не станут прежними! Кем они будут?

Стальной Барс остановился, словно наткнулся на какую-то невидимую преграду, и посмотрел в сторону, краем глаза заметив какое-то движение. Сам того не осознав, он оказался на опушке редкого леса, возле жарко горящего костра в окружении вигов. Они были во всеоружии, и он сразу понял, что они здесь делают. Все, кто мог стоять на ногах, и кому не мешали раны, полученные в последнем бою, собрались возле своих павших друзей, завёрнутых в белые саваны.

Сколько же их? Воевода пересчитал, где-то в глубине души надеясь, что Сардейл ошибся, как надеются в детстве на самое лучшее, боясь того, что происходит, хотя и понимают, что, то, во что они верят, попросту невозможно. Нет. Восемь. Ветеран умеет считать, и в такой малой цифре никогда не ошибётся. Малой? Разве восемь жизней, восемь погибших друзей – мало? Это чудовищно много!

Он чувствовал, как в его венах от нарастающей ненависти начинает закипать кровь, и думал, искал причины, почему это всё случилось. Теперь ему всё виделось в другом свете, и ему казалось, что он долгое время не замечал предзнаменований, указывающих на скорую гибель его друзей. Недавняя размолвка с Норхордом казалась теперь существенной, и прямо говорящей о его смерти. О, Боги! Почему же он тогда не придал этому никакого значения? Ведь наверняка же можно было ещё что-то исправить! Соргай. Вот почему в последнее время его глаза выражали какую-то необъяснимую грусть. Вот почему он так смотрел на своего двадцати двухлетнего сына Тормая. Он знал, что скоро погибнет и оставит его по воле Бессмертного Тэнгри! А остальные? Теперь Стальной Барс мог назвать десятки, если не сотни признаков, по каким можно было догадаться о скорой смерти друзей. Проклятье! Почему же раньше он этого ничего не видел? Можно же было обойти ущелье далеко стороной, через лес, и пусть бы даже они потеряли на это несколько дней, зато они бы смогли избежать боя с мутантами, и не понесли такие потери.

Рутгер приблизился к ряду мёртвых тел, закутанных в белые саваны, и опустившись на одно колено, откинул в стороны грубое сукно, скрывающее лицо первого погибшего.

Юрдер. Кажется, для него не было ничего невозможного, он брался за любое дело, и чем опаснее оно, тем веселее и злее звучал его голос. Казалось, что сама смерть его боится, страшась мгновенного блеска меча. Он был олицетворением тех древних воинов-вигов, много веков назад пришедших в страну Лазоревых Гор, и обосновавшихся там. Он никогда не бросал слов попусту, а нахмурив брови, внимательными глазами выискивая брешь в защите противника, стремительно атаковал, чтобы сразив врага, вернуться в строй, и снова проделать то же самое. И так раз за разом, с неутомимостью и жёсткостью, на какую был способен не каждый.

Соргай. О его меткости и спокойствии в любой обстановке уже при жизни можно было слагать легенды. Он никогда не терял головы, и мог в самом плохом положении найти какие-то положительные стороны. Пусть врагов слишком много, зато каждый арбалетный болт найдёт свою цель. Пусть мало места, и негде повернуться, зато за противником не нужно далеко бегать. Вернувшись из похода, он хотел получить кусок земли, и, отойдя от дел, растить на нём пшеницу. А как он рассказывал о том, как шевелится под ветром нива! Как здорово выйти на рассвете в поле, и, под захлёбывающуюся песнь жаворонков, прикоснуться натруженными ладонями к налитыми жизнью колосьям!

– Когда будут похороны? – Хрипло выдавил из себя Стальной Барс, всё ещё стоя на одном колене, вдруг подумав, что это выглядит так, будто он просит у мёртвых тел прощения. О! Если бы это могло вернуть к жизни всех погибших во время похода, то он был бы согласен простоять так до скончания века!

– Завтра. – Ответил кто-то сзади, и чуть помедлив, еле сдерживая рыдания, треснувшим голосом, что выдало в нём сына Соргая, добавил: – Сегодня ночью Лурфар хочет отпеть их души и поведать Бессмертному Тэнгри о том, какими бесстрашными воинами они были…

Не зная, что ещё сказать или спросить, воевода поднялся, и, повернувшись к воинам, заметил за их спинами человека в меховых одеждах, возраст коего было трудно определить, так как большая, мохнатая шапка скрывала чуть ли не половину его лица, оставив торчать лишь кончик носа, и короткую, чёрную как смоль бороду. Топор, с