Ненавистная пара (СИ) - Чередий Галина Валентиновна

— Вскипишь тут, когда кое-кто расхаживает перед тобой голышом больше часа, — хрипло пробормотала Летэ, оторвавшись от меня и заставив тянуться следом в желании продолжать и продолжать именно так.

— Таков мой коварный план, — отрывисто дыша, ответил, прихватывая и прихватывая своими губами ее уже припухшую нижнюю. — Дразнить тебя своей недоступной неземной красотой. И он сработал, однако.

— Тебе ли удивляться такому. — Пара приподнялась, впустив к нам холод, и, усевшись на моем животе, сдвинула груди и наклонилась ко мне. Еще одно предложение, что я принял мгновенно, наложив свои лапы поверх ее ладоней и тут же начав облизывать упругую плоть и зарываться лицом, неосознанно порыкивая от удовольствия и не в силах себя контролировать. — А-а-ах! Твои коварные планы всегда срабатывали.

— Не всегда, — пробубнил в ее кожу, нежно прикусывая коричневатые вершинки, царапая зубами и скалясь от ее едва слышных стонов. — Самый главный коварный план провалился к бесам.

Моему разуму сейчас было не понять, как удавалось еще болтать, да еще и внятно, когда в голове мутилось и грохотало от вожделения, как получалось не шевелиться почти, ведь мышцы сводило конвульсиями в потребности войти, взять, вогнать себя в нее по самое не могу. Разум в том, что происходило, не участвовал, но и голые инстинкты тоже. Я действительно страдал и наслаждался одновременно, потому что чувствовалось все не дорогой к сексу, физическому удовлетворению, по которой я ходил так много раз в моей жизни. Нет. Это был путь к обладанию, ступить на который и предлагала мне Летэ. И я готов был за ней по нему следовать, не ускоряя темпа, позволяя ей вести нас, пусть и наощупь, но не пропуская ничего важного. Все новое, небывалое, изумляющее интенсивностью.

— Не провалился. — Зрящая запустила пальцы в волосы на моем затылке и потянула, без слов приказывая смотреть ей в глаза. — Мне ли не знать.

Отведя вторую руку себе за спину, она уверенно, даже жестко обхватила член у основания и съехала ниже, насаживаясь на него разом, до влажного шлепка, не отпуская взгляда, позволяя и даже вынуждая видеть весь болезненный кайф от моего проникновения. А мне пришлось сжать до хруста зубы, выдыхая со свистом, чтобы глаза не закатились от ее обжигающей, поглотившей будто всего с потрохами тесноты и не взорваться фонтаном. Охренеть. Как же окончательно, убийственно великолепно было в ней.

Летэ сидела не шелохнувшись и не разрушая нашего визуального взаимного проникновения, позволяя мне разглядеть все, каждый нюанс того, как, не сделав еще ни единого рывка, я все глубже погружаюсь в нее, такую настоящую и открытую для меня сейчас, а она в ответ просачивается в меня. Это было страшно, потому что даже в таком моем малосоображающем состоянии понятно, что необратимо. Но лучше сдохнуть сию же секунду, чем отказаться от возможности продолжить, провалиться до самого дна.

Летэ качнулась, совсем чуть приподнимаясь, и под тихое «ох» опустилась назад. И еще. Еще. С каждым разом поднимаясь выше и падая обратно резче. То подаваясь ко мне, то опять чуть отклоняясь, как если бы искала некий идеальный угол и ритм, и все так же не отпуская мой взгляд, пока я потел все больше и хрипел, исходясь на последние капли терпения хранить неподвижность и не принудить ее к более яростным движениям.

— Ну же, Лор, помоги мне, — простонала она почти с отчаянием и какой-то беззащитностью. — Я не знаю… не знаю…

Все. На этом все во мне, что еще держалось, лопнуло, отпуская на волю зверско-изначальное, и, схватив ее за бедра, подбрасывая свои, я стал рваться в мою пару, направляя ее встречные движения. Ее глаза распахнулись, и прежде чем Летэ в бессилии противостоять охватившему удовольствию откинула голову назад, успел уловить вспышку радостного облегчения, будто она получила наконец нечто долгожданное и безумно желанное. Так же как и я.

Не вспомню ни слова из тех, что шептал и выстанывал в ее шею, кожу за ухом, грудь, подводя обоих к разрушительному финалу, просто мой рот никак не желал закрываться, извергая что-то в окружающий мир, как будто меня порвало бы от избыточности ощущений, если бы заткнулся. Но все равно это не спасло, потому что, когда Летэ затряслась в оргазме, сжимая меня в себе до боли и вцепившись в мое плечо зубами, меня таки разорвало, разнесло на мелкие кусочки, и даже бесам неизвестно, есть ли шанс собраться этим осколкам в прежнем порядке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Повалившись на спину, я невидяще уставился в ночное небо, продолжая стискивать Летэ и толкаться в нее, хоть мышцы и ощущались сожженными наживую, и осознал, что задыхаюсь сейчас не столько от пережитого только что финала, сколько от возникшей из ниоткуда твердой уверенности, что вот оно. Все. Если она теперь исчезнет, уйдет, то на этот раз мне конец. И дело не в сексе, или его качестве, или остервенелом требовании зверя, что именно так и быть должно, и жить по-другому — лучше и не жить вовсе. Просто без нее, без этой невыносимой, бесящей, коварной, неверной… да любой, я вроде как и не чувствовал ничего. А с ней хоть ненависть, хоть наслаждение, хоть ярость, хоть тоска или радость от случайно пойманной уязвимости или теплоты — в полную силу, а не намеками, лениво разбавленно-размазанное, как было до нее и после нее. Я не собирался вновь этого лишаться, не стану жрать безвкусное, ничем не пахнущее, нервы на кулак не наматывающее.

— Я хочу новую сделку, — просипел, накрывая нас одеялом.

— М? — вскинулась бывшая Зрящая, напрягаясь на мгновение, но тут же опять обмякая, ведь ее чувственное измождение я читал так же явно, как свое собственное.

То, что сейчас случилось, взорвалось между нами, не прошло бесследно не для меня одного. И очень надеюсь, если так и продолжится, то мне… нам удастся вырастить эмоциональную связь такой силы, что окажется сильнее всех дурацких героических порывов Летэ. Она ведь ничего толком не видела, понятия не имеет, какой может быть нормальная жизнь с претензией даже на счастливую. Ну или очень-очень на нее похожую. Так и за что ей держаться?

— Что на этот раз станет предметом торга? — пробубнила она в мою шею.

— Время, любимая. Ты пойдешь куда поведу, поживешь там со мной до весны, и если после этого все еще будешь хотеть в свой идиотский поход во благо тех, кто совершенно этого не заслуживает и кому ты ни хрена не должна, то уже я пойду за тобой куда хочешь и помогу во всем.

— Я не хочу, чтобы ты шел. Не до конца.

— Выходит, мы с тобой в одинаковом положении. Я тоже не хочу, чтобы ты шла. Но вот выбора ни у тебя, ни у меня нет. Злись, раз посчитаешь нужным, но варианта всего два: мы поступаем так, как я предложил, и хоть некоторое время познаем прелести благословенного покоя вдали от всех опасностей и от всего мира в принципе, а только потом ты определяешься с дальнейшим. Либо я буду единственным, кто принимает решения, и все равно оттащу тебя туда, куда собираюсь, и никуда мы оттуда больше не двинемся. Ни весной и никогда.

— Ты деспот и гад, — проворчала Летэ, сладко зевнув и поерзав, ища на мне положение поудобнее. — И что же помешает тебе меня обдурить?

— Ничего, — честно признался я.

— Я собираюсь к Иральду не потому, что чувствую себя обязанной. Должно наступить время, когда никто больше не пройдет через то же, что и я.

— Не нужно пытаться пробудить во мне совесть, дорогая. Я эгоистичная скотина. Выбирай.

— Выбираю тебя, — почти совсем невнятно буркнула Летэ и засопела, явно провалившись в сон.

Ну вот и какое отношение ее ответ имел к сути моего вопроса? Да что за баба такая?!

Глава 24

И все же Летэ умудрилась заболеть. Задремав в полглаза, я дал почти полную волю обостренным чутью и слуху звериной половины, позволив волку откровенно блаженствовать, стоя на страже покоя и безопасности пары, пока сам предавался отголоскам наслаждения иного рода.

Но из тягуче дремотного состояния меня вытащило ощущение чрезмерной жары и чуть изменившийся ритм дыхания Летэ. Ее тело было слишком горячим и, похоже, продолжало нагреваться, а вдохи настораживали легким пока намеком на рваный ритм, не свойственный обычно просто спящим людям.