Стихотворения - Всеволод Рождественский

164. «Ты хочешь знать, как это было…»

Ты хочешь знать, как это было,Как ты пришла ко мне во сне?Судьба, должно быть, так судилаВ глухой болотной стороне.

Так горестно, неутомимоТебя искал я в дни тревог!Но ты скользила тенью дымаВдоль фронтовых моих дорог.

Порой касатки быстрый росчеркПо небу, полному огня,Напомнит легкий, смелый очеркБровей, коснувшихся меня.

То в глуби озера лесногоТы улыбнешься, как восход,То горько сказанное словоНа сердце льдинкой упадет.

Но в этот раз всё было проще,Не так, как виделось уже.Был язычок коптилки тощейВ сыром и темном блиндаже.

Запела дверь. Хочу привстать я —И вижу: луч висит сквозной.А в том луче, в знакомом платье,Ты — как тогда, перед войной.

Да, это ты! Твое дыханье,Твои шаги… И, так легка,Мне на плечо в ночном сияньеЛегла горячая рука…

Но тут проснулся я, не веря,Не понимая, где я сам.Шла ночь. Из чуть прикрытой двериТянуло стужей по ногам.

Сверкала ель. Луна сжигалаСнега безжалостным огнем.И в том молчанье ясно стало,Что вновь друг друга мы найдем.

12 декабря 1943

165. РОМАШКА

Зачем в зеленом мире этомЯ дерзко мнил себя поэтом?Быть может, лучше было б мнеНа медом пахнущих откосахПростой ромашкой в тяжких росахВ родной качаться стороне?Мой век не так уж был бы долог,Но я бы счастье пил до дна.Заря бы свой сдвигала полог,Всходила желтая луна.Вокруг клубились бы туманы,Тянуло сыростью с озер,И тихо вечер долгожданныйНа мой спускался б косогор.Сорвав цветок рукой несмелой,Вся погружаясь в забытье,Тогда бы девушка гляделаНа сердце светлое моеИ, вдоль дорожки осыпаяКружащиеся лепестки,Лишь мне вверяла — молодая —Слова тревоги и тоски.Там, где слеза и жжет и губитНадежду в сердце молодом,Я б отвечал ей только: «Любит!» —Последним белым лепестком.

1943

166. ПЛЕННОЕ МОРЕ

На песок, от зари лиловатый,За грядою взбегает гряда…Море Крыма, под солнцем закатаГде тебя я увижу, когда?

Опаленный ветрами и солью,Будто вновь на твоем берегу,Я гляжусь в тебя с тайною больюИ насытить глаза не могу.

В неуклонном и страстном стремленьеТы валы свои катишь в тоске,Чтобы сбросить навеки плененье,Не оставив следов на песке.

Вечно юное, вечно живое,В широте торжества своегоНикогда ты не знаешь покояИ как будто не хочешь его.

И на гравий, скрипучий и вязкий,Под холодным шафранным лучомВсё выносишь пробитые каскиДа мундиры с нашитым орлом.

Так, широким прибоем смываяДаже память о гибельных днях,Снова вечность твоя голубаяНа крутых закипает камнях.

1943

167. «Снова дружба фронтовая…»

Снова дружба фронтоваяК нам приходит на порог.Это — кружка круговая,Это — общий котелок.

Это — тихая беседаНа привале у костра,Где прочтешь письмо соседа,Вспомнишь бой, что был вчера.

Это — в час осенней хмури —Голубой табачный дым.Так давай, дружок, закурим.Обо всем поговорим!

Как мне грусть твоя знакома!Плачет небо, стонет лес,И давно письма из домаНе приносит ППС.

Знаю, звезды молодые,Чуть туманясь, как слеза,Смотрят в ночь, как костромскиеС поволокою глаза…

Полно, друг, себя тревожить,Не к лицу всё это нам.Закури, — авось поможет,Путь не малый, знаешь сам.

Близок полдень долгожданный,Славой кончится поход.Нас сквозь грозы и туманыК дому Родина зовет.

1943

168. БАЯНИСТ

Он на левом колене баян разломил,Словно буря, прошел по ладам,И вздохнули мехи, словно сдержанных силНе хотели показывать нам.Но, белесые пряди на лоб уронив,Натянув свой наплечный ремень,Выводил он из хаоса звуков мотив,Всем родной, как смеющийся день.Поднимались и крепли в кругу голоса,Купол неба стал сразу высок,Как серебряный голубь, над ними взвился,Трепыхая крылом, тенорок.Голубая Ока подошла к туляку,В Сырдарью загляделся узбек,Белка прыгнула вдруг на пушистом суку,Осыпая, как облако, снег.Тучки низко бежали, и вечер был мглист,Орудийный подкатывал гром,Но всё громче и жарче играл баянистВ притаившемся мраке лесном.Снег, притихший сначала, сильнее пошел,Ровным пухом ложась на баян.Оправляя ушанку, сказал: «Хорошо!» —Улыбаясь в усы, капитан.И, бойцов оглядев, чуть склонился вперед(Сердце белкой метнулось в груди):«Два часа отдохнуть! Ноль пятнадцать — поход.Третий взвод и баян — впереди!»

1943

169. СТАРЫЙ ПОРТРЕТ

Я не хочу жалеть о том, что было…Суров был век. И в нем покоя нет.Но если бы судьба мне сохранилаХоть этот старый, выцветший портрет!

Его я с детства помню над буфетом,Хранящим всё домашнее тепло.Его глаза каким-то страстным светомГлядели в мир сквозь пыльное стекло.

Коронкой косы. Бархатка на шее.Чуть блещет обручальное кольцо.Мне ничего на свете нет милее,Чем это полудетское лицо.

Такие не боятся злой расплатыЗа сердца жар. Ей мало жизнь дала,Но в сумерках годов восьмидесятыхОна себя, не меркнув, пронесла.

У старой тетки, в душной белошвейной,С иглой в руках, безмолвно день за днемОна томилась скукой бессемейной,Как серый чижик в клетке над окном.

Когда уныло пели мастерицыПро суженых, про тройку, про луну,Она вставала молча и с ресницыСлезу роняла, подойдя к окну.

О, век мечты, родившейся в неволе,Тяжелый век мучений и утрат!Ей и самой учить бы в сельской школеСветловолосых, как ячмень, ребят!

Чтоб ночь была… И земская больница…Чтоб не жалеть ни рук своих, ни снаИ этим хоть немного расплатитьсяЗа боль твою, родимая страна.

Любви она не знала. Были дети.Был муж-добряк. Чиновной жизни гам.Над книгами в холодном кабинетеОна сидеть привыкла по ночам.

И годы шли в тревоге неустанной,Сгорало сердце в честности прямой.Всё было в жизни: Ясная Поляна,Где с ней в саду беседовал Толстой,

Угроза ссылки, снег равнины спящей,Соблазны сердца, камни на пути…И все-таки свой огонек дрожащийЕй удалось сквозь ветер пронести.

Но от свечи осталось уж немного,Растаял воск, и не хватило сил.Длинна, трудна осенняя дорогаИ многих доводила до могил.

Минула жизнь. От старости пощадыНет никому. Без света и тепла,Под взрывы бомб, в глухую ночь блокадыОна меня мучительно ждала…

Тот слабый зов, вошедший в грудь иглою,Мне не забыть, должно быть, никогда…Мы были с ней разлучены войною.Но где я был в те, мирные, года?

Нет ни ее, ни старого портрета,Ни даже дома. Стужа дышит злей.Но узнаю я тот же отблеск светаВ зрачках крылатых дочери моей.

И тех же звезд огонь необычайный,Которым в мир моя глядела мать,Когда-нибудь неугасимой тайнойОна захочет дальше передать.

1943

170. ЦВЕТОК ТАДЖИКИСТАНА