Стихотворения - Всеволод Рождественский

141. ПАМЯТНИК СУВОРОВУ

Среди балтийских солнечных просторов,Пред широко распахнутой Невой,Как бог войны, встал бронзовый СуворовВиденьем русской славы боевой.

В его руке стремительная шпага,Военный плащ клубится за плечом,Пернатый шлем откинут, и отвагаЗажгла зрачки немеркнущим огнем.

Бежит трамвай по Кировскому мосту,Кричат авто, прохожие спешат,А он глядит на шпиль победный, острый,На деловой военный Ленинград.

Держа в рядах уставное равненье,Походный отчеканивая шаг,С утра на фронт проходит пополненьеПред гением стремительных атак.

И он, генералиссимус победы,Приветствуя неведомую рать,Как будто говорит: «Недаром дедыУчили нас науке побеждать».

Несокрушима воинская силаТого, кто предан родине своей.Она брала твердыни Измаила,Рубила в клочья прусских усачей.

В Италии летела с гор лавиной,Пред Фридрихом вставала в полный рост,Полки средь туч вела тропой орлинойВ туман и снег на узкий Чертов мост.

Нам ведом враг, и наглый и лукавый,Не в первый раз встречаемся мы с ним,Под знаменем великой русской славыРодной народ в боях непобедим.

Он прям и смел в грозе военных споровИ равного ему на свете нет.«Богатыри!» — так говорит Суворов,Наш прадед в деле славы и побед.

Август 1941

142. ВИНТОВКА

Пятизарядная, в руках моихОна мне служит точно, без отказа.Подругу берегу я пуще глазаВ горячих перестрелках боевых.

Когда так резко щелкает затвор,В канал ствола патроны досылая,Я чувствую, как ненависть святаяПредельно вдруг мой обостряет взор.

Кусок свинца, опережая громИ молнию, несет врагу отмщенье,Всё ускоряя грозное движеньеПо линиям, нарезанным винтом.

Кусок свинца, он отлит для того,Чтоб, тонким свистом разрезая воздух,Пробить огнем и смертью вражьи гнездаПо выбору прицела моего.

Подруга трехлинейная моя,Защитница свободы, враг насилья,С тобою словно обретают крыльяМоей страны любимой сыновья.

В твоем огне — победы торжество,И мне твоя надежно служит сила.Тебя в бою мне Родина вручилаВ священной жажде гнева своего.

1941

143 ПАРТИЗАНЫ

Над речкой редеют туманы,Свежа предрассветная тишь.Бесшумно плывут партизаны,Веслом раздвигая камыш.

Нахмурены строгие лица,Вздымается грудь тяжело.За ними на взгорье дымитсяСожженное немцем село.

Один из них молвил: «От школыОстались кирпич да зола,Погибли и сад мой, и пчелы,И домик, где дочка росла.

Ее увели, молодую,Убили у старой сосны.В тот вечер подругу былую —Винтовку я снял со стены».

Другой отвечает: «Товарищ,За этот клубящийся дым,За трупы, за пепел пожарищ,За землю свою — отомстим!»

А третий, не выронив слова,Склоняется к темной воде,И крупные слезы суровоБегут по его бороде.

Вот мост уже близко. Без шумаПривязан к устоям челнокТуда, где взбегает угрюмоВолна на холодный песок.

Там бьют по настилу копытаИ вражеский движется взвод,А здесь по шнуру к динамитуЗеленая искра ползет.

Всё ближе и ближе. Мгновенье —И грянул громовый удар.Вставай же до неба, отмщенье,Народного гнева пожар!

1941

144. ГНЕВ НАРОДА

Враг, разбивший лоб о наши стены,Отступая, в ярости своейИстязает раненых и пленных,Не щадит ни женщин, ни детей.

По его следам дымятся села…Зарево, встающее костром,Говорит о ненависти голойВ страхе и отчаянье тупом.

Так разрушить могут только звери.Пышет злобою такой лишь тот,Кто в свое спасенье уж не веритИ расплаты ежечасно ждет.

Гнусная фашистская порода,С каждым днем сильнее слышишь тыСтрашный гнев советского народа,Сильного сознаньем правоты.

Кровь за кровь! Вернем, что было взято.Днем и ночью будем бить сплеча.Вот она, великая расплата:Меч поднявший — гибнет от меча.

Не уйдет от пули ни единый.Дочиста «арийцев» истребим.Снежные советские равниныСаваном их скроют ледяным.

Заметет их кости злая вьюга,И подымет, как придет весна,Новый хлеб — от севера до юга —Вольная советская страна.

Февраль 1942

146. «Ко мне пришло письмо по почте полевой…»

Ко мне пришло письмо по почте полевойВ заснеженный блиндаж с далекого Урала.Уже немало дней ношу его с собойИ помню наизусть всё то, что ты сказала.

Так ясно вижу я: ты пишешь, за окномСинеют сумерки, потрескивает печка,А дочка на письме косой рисует домИ рядом с ним, в саду, смешного человечка…

Но тут зенитки бьют, о темень высоты,Как спички, чиркают ракеты боевые.Быть может, завтра бой (и рядом будешь ты)За землю прадедов, за песни, нам родные.

Могу ли я забыть, здесь на груди храняДесяток строк твоих в истрепанном конверте,Что в трудные те дни учила ты меня,Как Родину любить и не бояться смерти!

Весна 1942

146. БЕЛАЯ НОЧЬ

Волховский фронт (1942)

Средь облаков над Ладогой просторной,Как дым болот,Как давний сон, чугунный и узорный,Он вновь встает, —Рождается таинственно и ново,Пронзен зарей,Из облаков, из дыма роковогоОн, город мой.Всё те же в нем и улицы, и парки,И строй колонн,Но между них рассеян свет неяркий,Ни явь, ни сон.Его лицо обожжено блокадыСухим огнем,И отблеск дней, когда рвались снаряды,Лежит на нем.………………………………Всё возвратится: Островов прохлада,Колонны, львы,Знамена шествий, майский шелк парадаИ синь Невы.И мы пройдем в такой же вечер кроткийВдоль тех оградВзглянуть на шпиль, на кружево решетки,На Летний сад.И вновь заря уронит отблеск алый,Совсем вот так,В седой гранит, в белесые каналы,В прозрачный мрак.О город мой! Сквозь все тревоги боя,Сквозь жар мечты,Отлитым в бронзе с профилем герояМне снишься ты.Я счастлив тем, что в грозовые годыЯ был с тобой,Что мог отдать заре твоей свободыВесь голос мой.Я счастлив тем, что в пламени суровом,В дыму блокадСам защищал и пулею и словомМой Ленинград.

Июнь 1942

147. «Торопливым женским почерком…»

Торопливым женским почеркомВкось исчерчены листы,Но о том, что между строчками,Знаем только я да ты.

Сколько вместе было хоженоБездорожьем кочевым,Всё в конверт лиловый вложено,Чтобы вспомнить нам двоим.

В громе боя, под снарядами,В злой болотной тишинеДень и ночь должны быть рядом мы,Чтоб дышалось легче мне.

Сентябрь 1942

148. СИНИЦА

Она ко мне влетает спозаранкуИ на снегу по сизому перуЯ узнаю пернатую смуглянку,Лесных ветвей веселую сестру.

Одним глазком поглядывая в небо,Другим — на мой бревенчатый порог,Она клюет, нахохлясь, ломтик хлеба,Наколотый на сломанный сучок.

Потом бочком подскакивает близко,Шуршит сухой хвоей на шалаше,И от ее чириканья и пискаТак празднично становится душе.

Кто может знать, чему синицы рады,Что болтовней им наполняет грудь?Ни первый лед, ни грохот канонады,Ни дым костра не могут их спугнуть.

Отстала ль ты, замерзнув на привале,Иль, может быть, милей морской волныТебе дождем затянутые дали,Сосна и мох болотной стороны?

То к крошкам хлеба легкая привычка,Иль манит к дому сосен воркотня?Не всё ль равно! Беспечный друг мой, птичка,Сама дрожа, согрела ты меня!

Октябрь 1942

149. «В суровый год мы сами стали строже…»