Женщина-рыцарь. Самые необычные истории Средневековья - Брезгам Галинакс

нет вестей.

– Может ли быть такое правило? – с сомнением возразила Абелия.

– Должно быть! – ответил я. – Сколько мужей пропадает без вести! Я уверен, что в святых книгах даётся разъяснение, как быть жене в таком случае.

* * *

Под Фредегариусом скрипнуло кресло.

– Вы действительно хотели жениться на Абелии? – спросил он. – И действительно не знали, есть ли закон, разрешающий женщине вторично выходить замуж в случае пропажи её первого мужа?

– На исповеди нельзя обманывать: я был убежден, что подобного закона не существует и, стало быть, жениться на Абелии я не смогу, – вздохнул Робер. – Разве я не сказал вам об этом в самом начале? Однако мы часто лжём во благо, ибо ложь сладка, а правда горька. Можно ли обойтись без ложных слов в нашей жизни, как вы считаете?

– К этому надо стремиться. Жизнь – это не лакомство, которое надо подслащивать для лучшего вкуса, – решительно произнёс Фредегариус. – Не важно, горька правда или сладка, – важно, что она правда.

– О, да, лекари тоже твердят нам, что чем горше лекарство, тем оно полезнее! – воскликнул Робер. – Но есть такие неприятные явления, что проходят сами собой: зачем же человеку знать о них и вкушать их горечь, которая со временем выветрилась бы? Другое дело, когда лгут со злым умыслом или корыстью, тут уж не может быть оправданий.

– Оправдания найдутся всегда, – упрямо сказал монах. – Истинная сущность наших поступков, так же как их последствия, известны одному Господу. Он видит всё до самых глубин и для Него нет пелены времени, однако мы не способны проникнуть своим слабым взором в такие дали. Сверяться с Богом в каждом слове и поступке – единственный способ избежать лжи и не допустить зла, вызываемого ложью.

– Если бы Бог прямо говорил нам, как поступить, как говорил Моисею, Аврааму и пророкам, мы бы не совершали ошибок, – Робер искоса взглянул на Фредегариуса. – Но нам приходится полагаться на свой слабый разум…

– Прежде всего, на веру, – возразил Фредегариус.

– Да, вы правы, на веру, однако мы с вами толковали о том, что и здесь можно ошибиться: принять за откровение свои личные чувства и переживания… Боже, как сложен наш внутренний мир, – Робер покачал головой. – Иногда хочется, чтобы он был попроще.

– Как у животных? – спросил Фредегариус с долей иронии. – Не забывайте, что мы подобие Господа, и мир наш таков, чтобы мы могли сами совершать свой выбор. Если бы наш мир был слишком прост, какая была бы заслуга человека жить в нём? Не вы ли, мессир, насмехались над теми людьми, что живут животной жизнью?

– Опять вы правы, – кивнул Робер. – Не принимайте всерьез то, что я сейчас вам наговорил. Просто я пытаюсь найти лазейку, в которую мог бы спрятаться, ведь Абелия – вечный укор мне перед Господом. Послушайте же, что было дальше, какое зло я ей причинил.

После разговора на восточной дороге моя милая возлюбленная приободрилась и повеселела, на прощание мне даже удалось сорвать поцелуй с её губ. А наутро она сама пришла ко мне, – да, да, сама! – и осталась жить в моём доме.

В этом скромном домике я провёл счастливейшие дни в моей жизни. Мы были неразлучны с Абелией, лишь изредка посещая наш госпиталь. Раненых там оставалось немного, и заботы о них она перепоручила своей компаньонке, а я сказался больным, чтобы не присутствовать на заседаниях нашего госпитального капитула. О нас с Абелией пошли разговоры, но они стихли, когда выяснилось, что она не принимала монашеский обет, а о том, что у неё был муж, вообще никому не было ведомо. Повторяю, после взятия Иерусалима тамошнее общество было снисходительно к людским слабостям и легко прощало любовные увлечения.

Мы жили с Абелией как супруги: я пошил для неё выходные платья, купил драгоценности; у неё был собственный портшез, слуги в ярких одеждах и прекрасная гнедая кобыла. Мы принимали гостей и сами бывали в гостях; однажды нам даже выпала честь быть приглашенными во дворец к королю Готфриду. Нас всюду встречали и провожали с почётом, мы были отличной парой, – об этом говорили все.

Мы были счастливы вместе, но счастье наше было недолгим.

* * *

Робер замолчал и долго сидел неподвижно, глядя на всполохи пламени в камине.

– Чем же закончилась эта история? – осторожно спросил Фредегариус.

– Чем она могла закончиться? – печально проговорил Робер. – Горем и страданиями. Абелия была счастлива со мной, но она не могла жить во грехе. Время от времени она напоминала о моем обещании найти каноника, знающего все законы о браке. В конце концов, я уже не мог дольше тянуть и отправился на розыски.

Мне удалось найти этого каноника в церкви Святого Кирилла. Беседу с ним я начал издалека, с вопросов благочестия, а потом незаметно подвёл его к нужной мне теме. К моему великому удивлению, каноник сразу же привёл соответствующее правило. Оно гласило: «Брак, если к заключению его не было безусловных препятствий, и он свершился по всем законам Церкви, не может быть расторгнут. Но Церковь допускает, по особому приговору, разлучение супругов (separatio a mensa et thoro) навсегда или на время. Первое может быть по причине нарушения супружеской верности или по взаимному согласию на принятие монашества. Поводом ко второму могут быть: опасность для жизни, здоровья, чести одного из супругов, исходящая от другого, ненависть, жестокое обращение, продолжительная болезнь и тому подобное.

Separatio a mensa et thoro распространяется и на тот случай, когда другой супруг в продолжении более пяти лет находился в совершенно безвестном отсутствии и его местопребывание не было установлено после надлежащих розысков и дознаний. По истечении этих пяти лет вступает в силу разлучение супругов на время; затем вступает в силу разлучение навсегда, и, наконец, может быть подана просьба о расторжении брака».

Я попросил каноника разъяснить мне смысл этого закона. Он сказал, что должны быть соблюдены следующие условия: во-первых, супруг отсутствовал не менее пяти лет, не подавая вестей о себе. Это я понял, – муж Абелии пропал как раз пять лет назад, и вестей от него не было.

Во-вторых, продолжал каноник, за эти пять лет нужно принять все возможные действенные меры к тому, чтобы разыскать пропавшего супруга. Тут я призадумался. Можно ли было назвать действенной мерой расспросы Абелии о судьбе своего мужа, обращенные к его товарищам, вернувшимся с той злополучной войны? С другой стороны, что ей было делать – не самой же отправляться на розыски, не имея надежды найти его, если он убит и погребен где-нибудь в общей могиле или