Гунны - Арман Аскаржанович Умиралиев

class="empty-line"/>

* * *

Я сидел на вершине песчаного бархана и смотрел на Маргуш и лагерь парфян. Рядом сидел Тегын. Ко мне подошел Гай и, присев рядом, спросил:

– Ты уверен, что они выйдут так скоро за стены? В их лагере как будто все тихо, даже намека нет на подготовку к скорой битве. Зачем им рискованное сражение, тогда как твои кочевники не грабят и не убивают никого, ничего не разрушают, дальше на запад вглубь Маргианы не идут и не угрожают их столице.

– Уверен, – сказал я и в ответ на молчаливое сомнение Гая, продолжил, – ну ты же сам сказал, что мы никого не грабим и не убиваем. Так ведь обычно ведут себя степняки? Да и не только кочевники, а любая армия вторжения. А здесь что происходит? Да, убили несколько местных жителей и сожгли пару вилл нечаянно. Ну, насильничали немного над женами крестьян. А сейчас местные продолжают, как ни в чем не бывало работать на своих полях, почти не обращая внимания на нас. Свободно торгуют с моими воинами. Даже дают за плату пользовать своих жен. И все недавно отобранное у них, им же постепенно и возвращается. Как думаешь, странно все это выглядит?

– Да, так не должно быть, когда армией вторжения командует обычный человек. А вообще это действительно чудно. Запретить своим воинам получать заслуженную награду…

– Вот! Даже ты, зная меня, считаешь все это неестественным, – перебил я Гая. – А что думают обо всем этом парфяне?

– Не знаю, – ответил задумчиво Гай.

– А я вот знаю!

– Тебе твой Бог – Тенгри снова подсказал?

Я рассмеялся, а затем ответил:

– Нет. Шесть дней назад мне привели одного местного, который был крайне обижен парфянами. Говорил, что какой-то парфянский лучник ограбил его. Когда этот земледелец пожаловался его командиру, то тот вместо того чтобы разобраться и наказать за беззаконие своего солдата, приказал высечь жалобщика, его жену и детей продать в рабство, а дом сжечь. И вот он поведал, что есть скрытый проход в город, который обещал показать.

– А почему ты не воспользовался этим? Ведь мы могли ночью пробраться в город, открыть ворота и, и-и-и… – не закончил свою мысль Гай.

– Вот, вот! Сильно похоже, да? И вот, что я подумал. Зачем убивать его, если можно использовать с выгодой для нас. Я поблагодарил этого крестьянина, наградил даже и отпустил, ответив ему, что его помощь не нужна, так как через пятнадцать дней мы ждем сорок тысяч тохаров, которые помогут нам взять Маргуш. Еще я сказал ему, что города разрушать мы не будем, потому, как собираемся присоединить всю Маргиану к Каганату гуннов. Ночью он из своей деревни направился в сторону города. Через час с Маргуша выехал всадник и умчался на запад, откуда сегодня и пришли скорым маршем двадцать тысяч маргианцев.

– Так вот почему ты приказал не трогать тех, кто хочет войти и выйти тайком из Маргуша! – воскликнул с почти детским восторгом Гай и добавил, – ты заранее все предвидел! Теперь они должны разбить тебя, пока еще это возможно. А то после прихода еще сорока тысяч скифов твое превосходство будет подавляющим. И помощи им ждать неоткуда. На западе у них война с Римом, – засмеялся Гай.

– Вот только теперь надо подумать, как одолеть их с наименьшими для нас потерями, – ответил я.

* * *

– Каган, просыпайся.

Я открыл глаза. Надо мной было темное небо, хотя уже начинало светать. С обеих сторон стояли Иргек и Ирек.

Я привстал, опершись локтем в землю и спросил:

– Что случилось? Рано же еще, даже не рассвело.

– Ворота Маргуша открылись.

«Ну началось», – подумал я, вскакивая. Рядом уже стоял в полном боевом облачении Тегын. Под узды он держал моего коня.

«Молодец пацан. Всегда рядом, когда это нужно. Сильно привязался он ко мне. Хотя, что тут удивительного: после гибели его отца и матери я у него единственный брат, не считая Лошана. Но он в Согдиане, да и, как я заметил, не особо испытывает братские чувства к своим двум младшим братьям. Жалко юнца, в девять лет лишиться родителей. Надо им поплотнее заняться».

Тегын, заметив, что я внимательно смотрю на него, смутился.

– Братишка, помоги мне одеть это, – сказал я ему, показывая на лежащие рядом мои доспехи.

Глаза Тегына блеснули, и он подошел ко мне, подобрав с земли кольчугу. Я снова посмотрел на него. Это был мальчишка, несмотря на его суровое выражение лица и то, что он был вооружен не хуже близнецов. У него были большие и голубые глаза, как у меня. Они смотрели на меня с той доверчивостью, как могут смотреть только дети на своих родителей. Мне стало его нестерпимо жаль, и я обнял его. Но вдруг неожиданно для меня Тегын заплакал. Заплакал навзрыд.

«Это ж надо, сколько он терпел? С первого дня нашего знакомства я не видел его плачущим. Какая у меня черствая душа! Ни разу с ним даже не поговорил нормально, хотя он при любой возможности трется возле меня», – я, положив руки на его плечи, отодвинул его от себя и сказал:

– Слушай, Тегын, ты же воин! А настоящие воины не пллаа… – я замолчал. Что говорить в таких случаях я не знал и, ничего не придумав, снова крепко обнял его.

Иргек и Ирек, наблюдавшие все это время за нами, сели на своих коней и отъехали.

– Все, Тегын, хватит. Нам нужно готовиться к битве. У нас с тобой еще впереди много сражений.

Тегын, утерев кулаками слезы, молча кивнул мне и подал мою кольчугу.

* * *

Из ворот Маргуша выезжали всадники, которые выстраивались лицом к тридцати тысячам моих воинов, стоящих у меня за спиной. Их подготовку к построению прикрывали маргианцы, объективно опасаясь того, что мы будем им всяческий мешать. Командующий у парфян был толковый и выстраивал свою армию так, чтобы максимально уменьшить наше преимущество в маневренности и использовать свое превосходство в численности. А преимущество в численности у парфян, по моему мнению, было серьезным. К армии Ниссы из Маргуша вышло больше двадцати тысяч всадников и почти десять тысяч пеших воинов. Большинство из последних, впрочем, были вооружены кое-как.

– Боятся нас, – услышал я стоящего рядом Сакмана, – вон горожан даже вооружили. А вот те, несколько сотен с круглыми щитами и копьями – это гвардия правителя Маргуша Спалариса.

– Долго мы будем еще стоять, каган?

– Пока они не выстроятся полностью, Батразд, – ответил я сухо вождю аланов.

Парфяне на своем правом фланге