Магазинчик бесценных вещей - Лоренца Джентиле

осталась душа.

У Анджелины вырывается неуверенная улыбка.

– У меня сломалась кофемашина, – сообщает она. – Я поэтому тебя искала, давненько от тебя вестей не было… – Она вдруг замолкает. – Слушайте, да кому какое дело! Не могу я уже с этим баром. Пусть посидят без кофе.

Я смотрю на нее в изумлении.

– Что случилось?

– Да ничего нового: муж играет в карты, а я горбачусь во имя нашего процветания… которое все никак не наступит! Я уже задолбалась стоять и терпеть, как все об меня ноги вытирают. Муж, посетители, поставщики, юристы, соседи, которые постоянно насылают на нас проверки… Чем мы вообще им мешаем?! С меня хватит, я сверхзадолбалась! Больше не могу там гнить.

«Сверхзадолбалась» – только она могла такое изречь. Ну и королева Елизавета, само собой.

Она качает головой. Может, чтобы сбросить с себя плохие мысли.

– Чем вы тут занимаетесь? Можно вам помочь? Не умею сидеть сложа руки.

Я с удовольствием соглашаюсь принять ее помощь: приход Анджелины скрашивает новость о поступающих предложениях. Я привыкла всегда готовиться к худшему, но почему бы для разнообразия не подготовиться к лучшему? Не поверить в чудо? Хотя бы пока на него есть надежда. Хотя бы на денек.

– Дел у нас целая куча! – кричит Арья, смахивая пипидастром пыль с витрины, битком набитой украшениями.

Риелторша расправляет плечи и поворачивается ко мне.

– Ладно, я еще зайду, маркиза Ляля[40], – произносит она и уходит.

– Как много у вас дочек, маркиза Ляля, как много чудных до-о-очек… – запевает Арья, пока мы с Анджелиной передвигаем стулья, чтобы добраться до предметов, которые я еще не инвентаризировала.

Анджелина подхватывает песенку:

– Себе я оставлю дочек, гонец короля, себе я оставлю дочек!

Поем целым хором:

– Как много у вас дочек, маркиза Ляля, как много чудных до-о-очек…

Возникает небольшая пауза. Не все помнят слова, но Арья, которая знает их наизусть, поет дальше, и остальные присоединяются:

– Король у вас просит дочку, маркиза Ляля, и замуж выдать хочет… во что ее нарядят, гонец короля… ее нарядят в розы… красавицу берите…

– Черта с два! – восклицает ее мама. – Эти куплеты мы петь не будем, остановимся на «себе я оставлю дочек», мои дорогие. А король пусть катится!

– А король пусть катится! – заливается смехом Арья. – А король пусть катится!

– Да куда подальше! – продолжает Аделаида. – А хотите знать, кто нарядит этих чудных дочек? Я наряжу.

– Ты нарядишь, мама! Ты у нас модельер!

Настроение поднялось у всех. Только мне, несмотря на все веселье, снова стало грустно. Маргарет, конечно, богата, но сможем ли мы убедить ее выкупить магазинчик? Она отказалась от него, когда он мог достаться ей бесплатно, с чего вдруг ей сейчас передумывать? Как бы мы ни старались, он так и останется стареньким магазином подержанной мебели.

А мне бы хотелось, чтобы он стал моим царством.

28

– А где вы познакомились со своим мужем?

Синьора Далия смотрит на меня недоумевающе.

Я все ждала, когда она сама его упомянет, чтобы мой вопрос не показался таким навязчивым, но не дождалась и невольно застала ее врасплох. Я никогда не спрашиваю у людей ничего личного, мне нравится соблюдать дистанцию.

Как она и заказывала, я принесла ей три холста размером метр на метр, кисточку «кошачий язык», один тюбик масляной краски индийского желтого цвета объемом шестьдесят миллилитров, еще один – краски цвета темно-красной киновари, один – сине-сиреневой краски и один – изумрудно-зеленой. И теперь она хочет предложить мне рюмочку ликера.

В одном из последних писем Дороти рассказывает о муже Далии кое-что, чего та, как мне кажется, не знает, и я не понимаю, правильно ли будет ей это сообщить. Так что я просто стою, уставившись в пол. Очень странное чувство – знать о чем-то больше своего собеседника, для меня непривычное. Мне от этого неудобно, но в то же время есть надежда, что я окажусь полезной.

– Где я познакомилась со своим мужем, душа моя? – повторяет синьора Далия, сев за стол. – А где обычно знакомятся с мужьями?

– Если бы я это знала, у меня бы, наверное, он уже был. Человек, с которым можно вместе починить стол…

Она весело качает головой.

– На самом деле я всегда думала, что встречу его на улице, под дождем, – признаюсь я. – Как в кино. Но сколько бы я ни бросалась на улицу в непогоду, этого не происходит.

– Любовь придет, когда будет нужно. В этот день и солнце может светить, не переживай. Всему свое время.

Я знаю, что всему свое время, но для всех ли оно приходит? Можно ведь прождать любви всю жизнь. В Ноев ковчег все заходят парами. Похоже, Ной намекает, что наименьший общий знаменатель жизни – это два. Что же будет с людьми без пары во время Всемирного потопа?

– Вообще, по правде говоря, я и не знаю, что бы я делала с этим мужем, – отмахиваюсь я, пытаясь себя приободрить. – Мне и себя достаточно.

Далия улыбается печальной улыбкой.

– Нет человека, который был бы как остров, душа моя.

«Почему тогда я чувствую себя так далеко от суши?» – хочу я ответить. Но вместо этого говорю:

– Мой отец считал, что каждый из нас содержит в себе все, что ему нужно, и нет нужды полагаться на других. Все свои потребности мы можем удовлетворить самостоятельно. Мы сами можем быть себе друзьями, родителями, наперсниками и всеми, кем захотим.

– Если бы это было так, мы бы с тобой чувствовали себя счастливее, чем мы есть, согласна?

Я улыбаюсь, пытаясь скрыть грусть, хоть и понимаю теперь, что в этом нет смысла. Рыбак рыбака видит издалека – синьора Далия с самого начала сказала мне, что раскусила меня. Этого я, с головой погрузившись в себя, не осознавала: да, одиночество накладывает на людей определенный отпечаток, будь то секундное колебание перед тем, как заговорить, или избегание чужого взгляда. Что у меня нет ни настоящих друзей, ни родных, Далия поняла сразу.

– Высшей ценностью нынче считается независимость, – сетует синьора Далия. – От любых обязательств избавляемся запросто. Надоел человек или работа? С глаз долой – из сердца вон: найдутся еще, а потом еще, и еще, и еще, до бесконечности. Каждый новый поезд обещает увезти нас все дальше. Но совершенство – это иллюзия, душа моя.

Она открывает бутылку ликера и наливает две рюмки. Сверлит меня взглядом, пытаясь понять, какое впечатление произвели на меня ее слова.

Она протягивает мне рюмку:

– Раньше, когда вещь ломалась, мы десять раз ее чинили, прежде чем выкинуть. И делали это с любовью.

Я наблюдаю сквозь полированные грани, как в рюмке колышется ликер.

– Как в кино ничего не было, – продолжает она. – Но мы не жаловались.

Ликер вязкой массой стекает по небу, обжигая мне горло. Я вспоминаю о Крепости и о любви, которую я знала. Любви, которая прощала, чинила и латала все, но была слишком упрямой, слишком бескомпромиссной, чтобы залатать саму себя.

– А как узнать, синьора Далия, как убедиться, что нет пути назад? Что близкого человека больше не вернуть?

Она пристально на меня смотрит, а потом с уверенностью отвечает:

– Человек сам должен сказать тебе, душа моя.

– Как же?

– Он найдет способ, нужно только прислушаться.

Я смакую горький привкус ликера, оставшийся во рту.

– Некоторые вещи, некоторые люди не дают себя починить… – говорю я, пытаясь себя утешить. И думаю о своем отце.

Синьора Далия кладет ладонь на мою руку.

– Значится, тут ничего не поделаешь.

Я вздыхаю в надежде отогнать тоску. Я была не права? Или это он ошибался? Будь я другой, это бы что-то поменяло?

– Ты спрашивала меня о муже… – вдруг произносит синьора Далия, спасая меня от безысходности этих мрачных мыслей. – Ну что ж, я девятая из двенадцати детей. Росли мы в деревне. В бескрайних полях. У кого-то из нас было будущее, а кого-то, как меня, впереди ожидали одни поля. Я выросла, но за всю жизнь, кроме них, ничего не видела.

Она смотрит на рюмку, не зная, как продолжить.

«Забудем», – порываюсь сказать я, беспокоясь, что она