Сказки Освии. Шершех - Татьяна Бондарь

на том, что происходило в комнате, и он отвлёкся от меня, и прекратил «отмотку». Это позволило мне вернуться в сознание и произнести заклинание. Шершех ещё успел схватить с пола обломок ножки табуретки и ударить им по лицу Рональда.

Василика тем временем твёрдо решила прекратить это безобразие, безошибочно открыла один из кухонных шкафчиков, выбрала самую тяжёлую кастрюлю и с силой опустила её мне на голову. Ей было легко это сделать. Во-первых, потому, что в тот момент она была очень зла на меня, а во-вторых, потому, что не беспокоилась о моём здоровье никогда.

Ничто не уравновешивает лучше, чем тяжёлый предмет, применённый хоть и не по назначению, зато вовремя. Думаю, примерно за миг до этого я произнесла заклинание, и наши с капитаншей удвоенные усилия, выключили Шершеха.

Колобок закончил свой рассказ. Стало понятно, почему так болела голова. Удерживающие меня руки ослабли. Дольше всех не хотела отпускать Василика, всё ещё с подозрением глядя на меня. И только когда я попросила:

— Отпускай, — она наконец слезла с моих ног.

Рональд помог сесть. Боль в голове наводила на мысль, что между висками завёлся ёж. Всё тело ломило, холодной тяжестью давило на шею ожерелье, костяшки пальцев были сбиты, на лбу ощутимо проступала шишка.

Скорее всего жертвы Шершеха долго не живут. Если он так и продолжит пользоваться моим телом, то скоро ему придётся искать новое. Вспомнив, что Шершех может вернуться в любую минуту, я схватила с пола кусок отвалившейся с потолка штукатурки, и размашисто очертила себя магическим узором, который должен был сдержать врага хотя бы на время одного боевого заклинания.

— Не подходите ко мне! — попробовала я крикнуть, но из горла вырвался едва слышный хрип. — Василика, держи свою кастрюлю наготове! Шершех снова начнёт отмотку, и я стану опасной, будьте готовы. И ещё, Освальд, он уже второй раз уходит после того дурацкого заклинания, помнишь, про муху?

— Отмотку? — Освальд стёр рукавом кровь со рта, проигнорировав упомянутое заклинание. — Отмотка — это плохо. Это очень, очень плохо! Ты должна была сразу сказать.

До того, как кто-либо успел спросить, чем же так страшна отмотка, Освальд сам стал пояснять:

— Отмоткой называется стирание памяти и личности, с последующей записью другой. То есть удаление одного человека и замещение его совершенно новым. Если «отмотать» объект до момента рождения, в нём останется своей воли не больше, чем в платье на вешалке. Хуже всего, что завершённый процесс необратим и от этого нет лекарства. Если такое случится, мы уже не сможем тебя спасти, даже если прогоним Шершеха.

В комнате повисла тишина.

— Освальд, — умоляюще посмотрела я на него. — Пообещай мне! Если ты меня не сможешь спасти от Шершеха… Я предпочту быть кобылой, чем вот так!

Освальд ничего не стал обещать. Рональд шагнул в центр моего защитного узора.

— Уходи, — стала прогонять его я. — Это опасно!

Но он не послушался, обнял меня крепко и не отпускал. Потом в круг шагнули и Освальд с Василикой. Теперь мы стояли обнявшись, в центре магического узора вчетвером. За ними прошли Дэми и Коля, маленькие, но бесстрашные. От них всех исходили такие сопереживание и поддержка, что я и вправду подумала, что выберусь из этой переделки и найду силы стряхнуть паразита, вцепившегося в меня, и не желающего отпускать. Это было как тогда, в землянке, с пирожками. Либо каждому и поровну, либо никому. Только теперь мы вынуждены были делить не еду, а проблемы, которые, как всегда, сами меня нашли.

Краешком сознания я успела уловить тот момент, когда Шершех вернулся. Он немедленно стёр единственное опасное для него заклинание, и стал властвовать надо мной безраздельно.

Отмотка

Время потерялось в мрачном душном забвении, ставшим моей новой реальностью. Иногда я видела обрывки того, что делал Шершех моими руками, и мне становилось отвратительно плохо, а он довольно ворчал. Шершех специально давал мне возможность увидеть самые жуткие события, устроенные им, чтобы подпитаться моими негодованием и злостью. Таких возвращений в реальность было три. Шершех не торопился меня «отматывать», справедливо веря, что теперь я от него точно никуда не денусь, и упивался полной властью надо мной.

В первый раз он показал, как я вхожу в тронный зал короля Вальга в окружении устрашающих на вид наёмников. Не знаю как — интригами, подкупами, проповедями или всем вместе, но Шершех сверг Вальга. Стража несчастного короля не явилась на его защиту.

«Если он так слаб, то не достоен того, чтобы быть королём!» — сказал мне Шершех, оправдывая свой поступок.

Второй раз Шершех «включил» меня после покушения. Не знаю, каким чудом, но Освальд, Рональд, Василика и почему-то Альберт, пробрались в спальню Шершеха, пока он спал, и уже начертили на полу необходимый узор в отчаянной попытке спасти меня, но что-то пошло не так. Освальд не успел прочитать заклинание, Шершех проснулся, и призванная им стража связала и увела моих друзей.

«Если они готовы рисковать, пусть узнают, что значит проиграть и всё потерять», — опять сказал он мне.

Ещё один раз он показал мне непривычно пустые улицы Вераильма. Редкие затравленные прохожие спешили в укрытие, общее уныние охватило город.

«Если они не способны бороться за свою свободу, значит она им не нужна!» — припечатал Шершех своей жестокой логикой.

После этого он надолго забыл обо мне. Моя реальность становилась похожа на сон, в котором осознанности оставалось всё меньше. Из воспоминаний сначала исчезли колобок и Дэми, потом Освальд и Василика, а за ними Рональд и Альберт. Пока ещё оставалось моё детство, но его события и лица и до этого были основательно размыты временем, а теперь казались совсем зыбкими и нечёткими. Как я ни цеплялась за эти последние образы, постепенно они тоже истончились до прозрачности. До конца отмотки осталось не долго.

«Ещё чуть-чуть, и меня не станет», — подумала я из дальнего закутка своего сознания, и эта мысль не вызвала поначалу ни боли, ни страха, будто в последний миг перед тем, как провалиться в сон, ты неожиданно понимаешь, что уже не проснёшься, но тебе всё равно не хочется вырываться из сладких объятий сна. Потом я возмутилась собственному спокойствию.

«Не сдамся!» — мелькнуло у меня. — «Я — есть, и я кому-то обещала, что не сдамся!»

Эта короткая мысль потянула за собой другую, вызывая к жизни образы тех, кому было дано это обещание. Они в свою очередь подтягивали за собой всё новые, запуская обратный процесс и заставляя кубики только что разрушенной