Розалина снимает сливки - Алексис Холл

По крайней мере, не очень часто.

– Похоже, в их системе есть существенный изъян.

– Это не… это… это сложно. Даже если мы оба заинтересованы только в сексе, ему приходится притворяться, чтобы не показаться пикапером. А мне приходится притворяться, чтобы не показаться шлюхой.

Лорен прищурилась.

– Ты, что, только что заслатшеймила себя?

– Нет. Мы долго обсуждали, что я не шлюха, несмотря на все мои усилия быть ею. Но мне все еще приходится ориентироваться в мире, где это в порядке вещей.

– А вы не можете договориться… этого не делать?

– Как? – спросила Розалина. – Написать ему ответ: «Конечно, но не можем ли мы выйти за рамки социальной парадигмы, к которой нас обоих приучали с рождения?»

– Ну, мне лично это кажется сексуальным.

– Ты, наверно, удивишься, Лоз, – Розальна бросила на нее лукавый взгляд, – но ты и Ален – разные люди.

– Ему же хуже. И уж точно тебе.

– Ладно. – Глубокий вдох. Глоток вина. – Я уже целовалась с ним. Дважды.

– Ты хочешь, чтобы я тебя поддержала или отговорила?

Ален был высоким, симпатичным мужчиной с впечатляющей карьерой, едким чувством юмора и садом, который хотел ей показать. По любым объективным меркам он был идеальным.

– Поддержала, наверно.

– Наверно? Так себе, видимо, был поцелуй.

– Что? Нет. Он был нормальный.

Лорен посмотрела на нее тяжелым взглядом.

– В смысле, неплохим. Хорошим. На четыре с плюсом. Твердые семь из десяти.

– Дорогая, – сказала Лорен, – ты никогда в жизни не довольствовалась четверкой с плюсом.

– Это был первый поцелуй. Некоторым вещам для построения нужно время.

– Это секс, а не «Лего».

– Послушай. – Она не собиралась с такой силой ставить бокал на стол. – Мне дышит в спину тридцатилетие. У меня есть ребенок. Думаю, я уже выросла из мысли, что настоящая романтика – это озабоченные обжимашки за велосипедным сараем.

– Ты же знаешь, я просто хочу, чтобы ты была счастлива. – Лорен осушила еще один бокал. – И если этот таинственный пекарь смажет твою форму для торта, то я только за. А теперь, если ты меня извинишь, я отключусь. Твоя дочка заставила меня сегодня утром съездить с ней поплавать, и я задействовала те мышцы, которые счастливо игнорировала в течение долгих лет.

Они обнялись. Розалина неумело попыталась поблагодарить Лорен за то, что к восьми годам неизменной поддержки добавились еще одни выходные. А потом Лорен исчезла в спальне Розалины, оставив ее раскладывать диван для себя. На самом деле она могла бы провести ночь в собственной кровати, но когда человек предлагает три месяца бесплатно присматривать за твоим ребенком, правило «хозяин – господин» перестает действовать, и ему разрешается спать там, где заблагорассудится.

Устроившись под запасным одеялом, Розалина достала телефон и задумалась над ответом на сообщение Алена. Во многом ответы на вопросы Лорен были гипотетическими, потому что на этой неделе ей не удастся вырваться на экскурсию по саду или пощупать пенис, в зависимости от того, что бы ей предложили.

«Прости, – написала она. – Я бы с радостью, но не смогу найти няню за такой короткий срок».

Короткая пауза. Затем: «Тогда, может быть, в другой раз?»

«Да, непременно».

Более долгая пауза. Затем медленно загрузилось изображение: наспех сделанный снимок ярко-оранжевой бабочки, сидящей на цветке флокса.

«Красивая», – ответила она, неожиданно растрогавшись.

«Совсем как ты».

Третья неделя. Хлеб

Пятница

Розалина бы больше переживала по поводу своего ужасного выступления в «Пекарских надеждах», если бы не эта неделя. Она началась, как это часто бывает, в понедельник, когда необъяснимым образом отключилось электричество. Розалина выключила автоматический выключатель, что устранило проблему. Но во вторник все повторилось. Хуже того, в обоих случаях пострадал ее тренировочный хлеб. Затем, в среду, к ней все-таки пришел специалист, который должен был заняться странным шумом, который издавал ее котел, но беспомощно ткнул в него пальцем, дунул в трубку, сказал, что котел нуждается в полном обслуживании, а не в том, которое она заказала, и взял с нее сто двадцать фунтов. Странный шум вернулся тем же вечером. И хотя ей удалось пережить четверг без катастроф, к пятнице она ощущала что-то среднее между раздражением и отвращением.

– Авугалу-у, – сказала Амели со своего места за кухонным столом.

– Ох, милая. Тетя Лорен снова научила тебя какому-то слову?

– Нет. – Амели покачала головой. – Это я о бойлере. Он говорит: «Балугулу». А я говорю: «Авугалу», чтобы быть вежливой. Мисс Вудинг говорит, что важно быть вежливой.

– Она это говорила даже о системе отопления?

– Ну, еще она сказала, что важно разговаривать с людьми, которые отличаются от нас. А еще я смотрела телевизор, и там говорилось, что если инопланетяне попытаются поговорить с нами, мы не всегда сможем это понять, потому что они могут говорить не так, как мы. Поэтому я подумала, что лучше перестраховаться.

Розалина изо всех сил старалась не засмеяться.

– Инопланетяне, скорее всего, не станут пытаться разговаривать с нами через бойлер.

– Это мы так думаем. Но мы ведь не инопланетяне.

«Благугмагу», – сказал бойлер.

– Вот видишь, – сказала Амели голосом победительницы. – Глугалугл.

– Откуда тебе знать, что мы его нечаянно не оскорбим?

Амели на секунду задумалась.

– Они не в самом бойлере. Одна леди по телевидению сказала, что они передают сообщения через тысячи миль космоса, и когда они доходят до нас, то звучат как шум.

– Значит, наш бойлер – что-то вроде инопланетного ретранслятора?

– Возможно. А может быть, он сломан.

Нужны ли тут наставления? Нет. Нет, точно нет. А даже если и нужны, в этот момент раздался звонок в дверь. Амели соскочила с табуретки и с криком выбежала в коридор.

– Бабушка с дедушкой приехали!

Это был не тот случай, когда Розалина была на сто процентов готова к общению с родителями (не то чтобы таких случаев было много), но, поскольку они приехали, чтобы присмотреть за Амели вместо нее, винить она могла только себя.

Она последовала за Амели в зал и успела вовремя, чтобы услышать: «А у нас в бойлере инопланетяне». Это вызвало вопрос: «Инопланетяне, да?» от Сент-Джона Палмера, который прощал Амели гораздо больше, чем когда-либо прощал Розалине. В это время Корделия беззвучно губами спрашивала что-то вроде: «Чему ты ее учишь?»

Мать Розалины, как и отец, была врачом и, как и отец, продвинулась в профессии достаточно, чтобы степень перестала иметь значение. Онколог по образованию, она лично участвовала в исследованиях, которые привели к значительному увеличению пятилетней выживаемости при нескольких видах рака