Розалина снимает сливки - Алексис Холл

по бойлерам и все, кого она знала.

– Я вполне способна разобраться с этим сама.

Он пожал плечами.

– Я не говорил, что ты не способна. Но иногда нет ничего плохого в том, чтобы попросить помощи, особенно если это что-то важное.

Розалина долго смотрела на него. До этого момента она не понимала, как сильно ей нужен кто-то, чтобы понять, что, хоть она и не спасает жизни, а снимается в телешоу, ее дела по-своему важны.

– Ладно. Хорошо.

Они отправились на поиски Колина Тримпа, и ей стало чуть легче от того, что у нее была компания. В каком-то смысле Гарри был идеальным человеком, потому что, учитывая его нежелание разговаривать с людьми, она надеялась, что он будет стоять у нее за спиной… если не с устрашающим видом, то по крайней мере будет выглядеть внушительнее, чем она.

Колин Тримп скрывался в тени трейлера и безуспешно пытался съесть хот-дог. Лук падал ему на ботинки.

– О господи. – Сосиска вырвалась на свободу вслед за своей начинкой. – О нет. Розалина, Гарри. Могу я… вы…

– Я хочу получить обратно свой телефон, – сказала Розалина.

Колин Тримп грустно откусил от булки с кетчупом.

– А, ты об этом. Понимаешь, мы должны сохранить честность раунда. У стандартов вещания довольно строгие правила.

– Мне нужно позвонить дочке.

– Прости. Она болеет?

– Нет. – Правда прозвучала раньше, чем Розалина успела подумать, насколько полезнее было бы солгать. – Но я обещала, что позвоню ей, и не хочу нарушать обещание, данное ребенку.

– Это очень мило. – Колин Тримп кивнул с возмутительно-беспомощной услужливостью. – Но ты подписала контракт, позволяющий компании ограничивать твое общение, если это необходимо во время съемок.

– Да ладно тебе, приятель, – сказал Гарри. – Она же не будет выспрашивать советы по закваске от ученицы начальной школы.

Колин Тримп нервно посмотрел на Гарри.

– Не я создаю правила, а продюсерская компания.

– Значит ли это, – спросила Розалина, – что правила устанавливает Дженнифер?

Бросив то, что осталось от булочки, Колин Тримп сцепил руки, наполовину в замешательстве, наполовину в недовольстве.

– Нельзя идти к Дженнифер с подобными вопросами.

Ага. Розалина знала, как это работает.

– Я пойду к Дженнифер.

– Она просматривает отснятый материал. Она будет в ярости.

– Я в ярости. Дай телефон или приведи Дженнифер.

У Колина Тримпа проскользнул взгляд расчетливого человека, который не знал, кому сказать «да».

– Я… Я правда не могу. Позвони дочке завтра. Все будет хорошо.

– Нет, не хорошо. Я обещала, что позвоню сегодня вечером.

На другой стороне парковки со скрипом открылась дверь.

– Колин, – рявкнула Дженнифер Халлетт. – Принеси мне еще шесть чашек кофе. Это будет вечер анала без смазки, чтобы превратить понос, который вы называете отснятым материалом, в нечто похожее на пригодную для просмотра передачу.

– Пожалуйста, не надо, – прошептал Колин Тримп.

Без шансов. Розалина направилась по гравию к Дженнифер Халлетт.

– Мне нужно поговорить с дочкой.

Дженнифер Халлет замолчала и сжала в руках немаркированную коричневую чашку.

– Я твоя дочка? Я похожа на твою дочку? Нет? Тогда какого хрена ты беспокоишь меня по этому поводу?

– Вы конфисковали мой телефон, как будто поймали меня за написанием сообщения на монтаже.

– Ты под охрененным эмбарго. Смирись и засунь голову в духовку, благо у нас в них нет недостатка.

Розалина вздохнула. Все пошло по кругу. Как у циркулярной пилы. И ей, наверное, пора перестать прижиматься к ее лезвию лицом.

– Послушай, ей восемь, я мать-одиночка…

– Да, – перебила ее Дженнифер Халлетт, – и тебе двадцать семь. Родилась в Кенсингтоне. А сейчас живешь в каком-то вшивом пригородном городке. Работаешь в магазине и хорошо смотришься в фартуке. Я знаю о тебе все, что нужно знать, солнышко.

О боже. Все это время Розалина переживала, что она скучная, а оказалось, что она красавица. Красавица, которая дошла до шестой недели и о которой все говорили, что она осталась на шоу только потому, что понравилась кому-то из судей. Это не говорило ничего хорошего о ее карьерных перспективах, но, возможно, теперь она сможет извлечь из этого выгоду.

– А как ты думаешь, насколько хорошо я буду выглядеть в фартуке, если всю ночь буду волноваться из-за своего ребенка?

Возникла напряженная пауза.

– Колин, дай этой женщине телефон.

– Но… – возразил Колин, – они ведь под запретом.

– Тогда дай свой, включи громкую связь и будь при ней. И чтобы больше такого не было.

Дверь трейлера захлопнулась прежде, чем кто-то успел сказать что-то еще.

* * *

– Ого, подруга, – сказал Гарри, – ты была словно ураган.

Розалине только что прочли импровизированную лекцию о морской щучьей собачке, которую Амели описала как «сердитую рыбу с грустным лицом и большим ртом, которая защищает свою территорию, раздувая свою голову». И, судя по контексту, это означало, что дочка не получила травму на всю жизнь из-за того, что ей пришлось ждать двадцать минут, чтобы поговорить с мамой.

– Слушай, спасибо, что пошел со мной. Прости, что нагрубила.

– Я все понимаю. Ты же хотела дозвониться до своего ребенка, да?

– Только теперь мне кажется, что я вела себя как невротичка. Потому что подняла огромную шумиху, а у нее все хорошо. Невероятно хорошо.

Колин Тримп бросил на нее измученный взгляд, когда она вернула ему телефон.

Гарри пожал плечами.

– Обещания надо выполнять. Особенно перед детьми. – Он замолчал на мгновение, слегка нахмурившись. Что-то явно происходило в его голове, но она понятия не имела, что именно. – У бывшего моей сестры с этим плохо. Хороший парень. Любит их до безумия. Вот только он сам пацан, понимаешь?

Розалина не сталкивалась с этим лично – никого из ее бывших нельзя было назвать «пацанами», даже мужчин. Тем не менее ей казалось, что она понимает, что он имеет в виду.

– Например, – медленно продолжил Гарри, – скажет, что будет где-то или что-то сделает, и забудет. Не всегда, но бывает. Причем не специально, и он заглаживает вину перед детьми, но заметно, как это на них влияет.

– Не знала, что у тебя есть сестра.

Она не могла понять, почему ее это так удивило, ведь он явно не вышел из скалы, как Митра[4].

– У меня их три, друг.

Вот почему она так мало с ним разговаривала. Дело было не столько в том, что он никогда ничего не говорил, как она сначала думала. Дело было в том, что он все время ждал, что она скажет что-то в ответ, а Розалине было гораздо комфортнее, когда люди услужливо заполняли молчание собой.

– Это… очень много сестер.

– И не говори. Ванная при этом очень чистая, но в нее сложно попасть.