Древние Боги - Дмитрий Анатольевич Русинов

не мог ей помочь и взять хотя бы часть боли на себя. Он был бы рад, если это больше никогда не повторилось, но сейчас, похоже, просто не было другого выхода. Гвардейцы чувствовали ловушку, не хотели в неё идти, и надо было, во что бы то ни стало, изменить их решение. От этого зависело всё. И исход боя, и существование отряда, и дальнейшие поиски убежища Древних Богов, а значит, и будущее страны Лазоревых Гор.

– Разве это важно? – Как-то сразу постарев, будто почувствовав, что её ожидает, устало спросила Эррилайя. – Наберитесь терпения, и отойдите в сторону. Мне нужно поймать их взгляд…

Рутгер и Хортер отползли от края скалы, стараясь остаться незамеченными. Смежив веки, ведьма опустилась на колени, невнятно, про себя, стала читать молитвы на языке гаар, потом вдруг резко встала, открыла глаза, и подняла вверх руки. Её голос креп, становился громче, отражаясь от крутых стен ущелья, и скоро стало казаться, что многие сотни ведьм кричат страшные, непонятные заклинания, от каких становилось не по себе, и сознание сразу убеждалось, что сейчас может случиться нечто, не поддающееся описанию разума.

Кем же она стала теперь?! Стальной Барс прекрасно помнил их первую встречу, и что он тогда подумал о ней. Обыкновенный, человеческий заморыш, не лишённый гордости, напускной спеси, и тщеславия. Она легко говорила о том, что казалось сказкой, и вещами, какие никогда не могут сбыться, однако, время показало, что она всегда была права. Ведьма! Так она назвала себя, чем вызвала смех многих воинов. Её слова совсем не совпадали с представлениями воеводы о тех изгоях, что пытались изменить человеческие судьбы, и каких везде преследовали. Что тогда побудило его взять её с собой Сармейские степи? Любопытство, или то, что она громко заявила о себе? Тогда она совсем не походила на невесту Владыки страны Лазоревых Гор, на ведьму, а скорее всего на нищенку, каким-то образом узнавшей, где будут проходить виги и то, что они ищут. Сколько же прошло времени с тех пор? Сколько поприщ было пройдено, и съедено соли? Как так случилось, что воины приняли её в свою семью, и делились с ней тем немногим, что было у самих? Почему её слова, поначалу вызывавшие смех, стали восприниматься серьёзно? Когда произошло то, когда промелькнул миг, когда Рутгер осознал, что любит её? На ней не было роскошных одежд, и весь её наряд состоял из обычной, полотняной рубахи, портов, старого плаща, отданных кем-то из воинов, но всем она была так дорога, что каждый мог бы отдать жизнь, защищая её.

Эррилайя повернулась, и сделала неверный шаг к воеводе. На её бледное, постаревшее лицо было страшно смотреть. Исчез румянец, заострились скулы и нос, а в огромных, тёмных глазах застыла немая боль. Падая на руки возлюбленного, теряя остатки сознания, она успела прошептать:

– Они поверили мне. Войско войдёт в ущелье…

* * *

Глава 30.

Урток, вождь перманов, стоял, опустив голову, словно чувствовал за собой вину. Он был жалок! В грязной одежде, мятых доспехах, с перевязанной ногой и головой, он уже не казался тем грозным великаном, увиденного лордом Сатвелом в первый раз, когда он ступил на землю страны Лазоревых Гор.

Не слезая с коня, лорд ещё раз, хмуро, с презрением, посмотрел на пермана. О, как ему хотелось, выхватив меч, отрубить ему голову! Сколько забот бы сразу отпало! Не нужно было бы никому платить золотом за кровавые услуги, и не стало бы этого своенравного, непослушного вождя, с кем было с каждым днём сложнее и сложнее договориться. Но нет, это будет опрометчивый шаг. Перманы ещё сильны, хотя в каждой битве они гибнут десятками. Как раз то, что надо! Сколько их останется, когда придёт время расплаты? Сотня? Две? Это совсем пустяк, и на него не стоит обращать внимание.

– Разве ты не получил приказа прекратить штурм Храма Бессмертного Тэнгри?

– Я был в ярости, и не мог остановиться! – Хрипло, с ужасным акцентом ответил Урток. – Я потерял много воинов, и хотел отомстить за их кровь!

Хмурое небо, мелко накрапывающий дождь не добавляли настроения, и желтеющие деревья леса только усиливали ощущение тревоги, словно безмолвно напоминали о зиме, и том, что все его планы рушатся. Если не поторопиться, и до настоящих дождей, до настоящей осени не захватить полностью страну Лазоревых Гор, то потом, зимой, это будет сделать невозможно. Его войску будет просто не добраться до нескольких перевалов, и крепостей в горах, а без этого будет не победа, а её тень, призрак.

– Какой же ты вождь, если мог позволить ненависти затмить свой разум, и не услышать голос рассудка?

Теперь Сатвел мог без опасения сказать эти слова. Если раньше варвар мог вспылить, схватиться за меч, то теперь просто молчал, понурив голову. А в душе зрело что-то непонятное, огненное, клокотавшее, как вулканическая лава, и вдруг лорд с изумлением понял, что это гордость. Гордость за тех отроков, монахов, что затворившись в детинце Храма Бессмертного Тэнгри, три недели отражают атаки озверевшей, безжалостной орды. Ведь он тоже виг, и принадлежит этому гордому, не сгибаемому народу!

– Если бы не предательство лорда Парфтека…

– Он здесь ничего не решал! – Резко сказал Сатвел, и покосился на посла ярвира, поглаживающего аккуратно подстриженную бороду, чему-то ухмыляясь. – Пока я вёл переговоры с нашими будущими союзниками, ты ослушался моих приказов, и даже не смог выполнить того малого, что был должен сделать! Чего же ты заслуживаешь, если не смерти?

– Золотая корона вигов ещё не делает тебя властителем перман! – Урток поднял голову, и в его глазах мелькнула злость. Ещё немного, и он впадёт в ярость, и уже не сможет остановиться, пока не прольёт чью-нибудь кровь. Уже многие испытали на себе его силу, и необузданный характер. Совсем скоро, ещё несколько слов, и он снова впадёт в безумие, какое будет очень трудно погасить.

Лорд знал, видел эту грань, и умело, как ему казалось, мог лавировать на ней, не оступаясь. Вождём перманов было легко управлять, и всё же, иногда он срывался с поводка, и делал только то, что хотелось ему.

– Конечно! – С улыбкой согласился Сатвел, и жёстко добавил: – Но ведь ты стоишь на моей земле!

– Заплати нам нашу долю, и мы уйдём! Слишком много воинов пало в войне, что мы не можем вести! Перман стоек и силён в открытом поле, но совсем не умеет штурмовать высоких и крепких