Печать Джа - Артем Углов

замаячила фигура вечно недовольного квартирмейстера. А где же брат Изакис? Я огляделся и обнаружил лысину чернеца у мачты. Он стоял в гордом одиночестве, даже не пытаясь протиснуться к фальшборту. Казалось, церковнику нет никакого дела до темной полосы на горизонте. Куда больше его интересовала личность второго пассажира. Именно с нее он и не сводил глаз.

— Земля, Танцор… Земля!!! — широкая ладонь Бабуры опустилась на мои плечи.

Шестьдесят восемь дней в открытом океане и вот наконец суша. Неужели доплыли?

Оказалось, что радовался я рано. «Оливковая ветвь» добрых пять дней курсировала вдоль береговой линии, потом два дня стояла на якоре, дожидаясь своей очереди.

Я в жизни не видел такой огромной гавани, даже в Лядово — крупнейшем порту восточных земель. Корабли большие и малые, с раздутыми боками, как пивной бочки и поджарые, словно церковные псы. Целый лес матч выстроился перед глазами. Их было настолько много, что они заслоняли собою горизонт.

А поглядеть очень хотелось: на заморские улочки, на диковинные здания, на золотые шпили, тонкими иглами пронзающие небесную твердь. Жаль, что город стоял на равнине, а не карабкался по склону, как это было на островах Святой Мади. Улиц толком не разглядеть, но даже от тех крох, что увидеть все же удалось, захватывало дух.

Дома в три, а то и в четыре этажа — уму непостижимо. Это ж сколько человек друг у дружки над головой живет. И ведь не боятся, что этакой тяжестью сверху придавит.

— Что… внушает, Танцор? — спросил стоящий рядом Рогги.

— Внушает, — признался я.

— Тогда туда посмотри, — обгрызенный ноготь ткнул в сторону большого пятимачтового фрегата. Красивого, с высоко задранной кормой и фигурой полуобнаженной русалки под бушпритом. — Да не на корабль гляди, балда, левее… Вон на те маленькие точки, что снуют вдоль домов.

— Повозки?

— Повозки, — протянул Рогги, удовлетворенный моей догадливостью. — А лошадей видишь?

Я напряг зрение, но кроме черных точек разглядеть ничего не смог.

— Хорош над парнем издеваться, — пробубнил стоявший по левую руку Бабура. — Не мучайся, Танцор, не пяль зенки, все равно лошадей не увидишь, потому как повозки самодвижущиеся.

— Неужели…, - слова про Печать Джа едва не сорвались с моего языка. Я вовремя заткнулся, вспомнив про брата Изакиса, безмолвной тенью маячившего за спиной. Понятно, что у церкви здесь не было власти, но поди разбери этих чернецов. А ну как достанет кинжал из-под полы плаща, и начнет кромсать поддавшуюся ереси матросню направо и налево.

Рогги тоже это понимал, потому ответил осторожно:

— Да, Танцор, она самая. В городе гужевой транспорт запрещен, чтобы не гадили. У них, почитай, кругом булыжная мостовая, а центральные улицы специальной плиткой выложены.

— Как в аристократических домах? — не поверил я. — Она же тонкая, побьется вся.

— Балбес, кто ж тебе декоративную плитку в общественных местах класть станет. Говорю же, специальная… Толщиной с моих два пальца будет. По такой повозка проедет и хоть бы хны.

— Ты ври-ври, да не завирайся, — встрял в разговор Зычник. — В центре города проезд транспорта запрещен, потому и не бьется.

— Это я-то вру? — возмутился Рогги и тут же протянул ладонь. — Хочешь, на спор забьемся, что разрешен. Тяжелый грузовой не пускают, а ежели в пассажирском путешествуешь — один, али с дамой какой, тогда пожалуйста.

— Кто же тебя драного, в приличное место пустит, еще и со шлюхой в обнимку? Хорош чесать, Рогги, ты своего носа дальше порта не высовывал.

Матросы сцепились, а я уставился на величественный город. Видят боги, не так представлялось мое появление в Новом Свете. Уж точно не под всевидящим оком Церкви.

Но да недолгой будет власть чернецов, чай не в Ровенске. При первой же возможности задам стрекача, а там целый мир передо мною. Чудный новый мир — земля обетованная.

На третий день портовые власти Баненхэйма дали «Оливковой ветви» добро. Но прежде запустили на борт команду таможенников. Дюжину рослых парней в синих мундирах. Те с ленцой прошлись по палубе, особо не усердствуя заглянули в трюм, в кубрик, а про камбуз и вовсе забыли. Главный их заперся в каюте с капитаном и о чем-то долго беседовал.

— Ох и не к добру это, — протянул Зычник. И точно, капитан вышел наружу белее снега. Дал приказ швартоваться и снова скрылся за дверью.

Ох, не к добру…

На пирс я сходил под жестким надзором брата Изакиса. Слышал, как скрипели сходни под массивной фигурой. Прошел мимо местных стражников, которым не было никакого дела до вновь прибывших. Сколько матросни шляется целыми днями — устанешь считать.

Стражи даже не глянули в мою сторону, а вот я успел их рассмотреть. Высокие, чисто выбритые, без железных кирас и других элементов защиты. В чудной форме темно-синей расцветки: вроде штанов, заправленных в сапоги и странного сюртука, слишком короткого, чтобы таковым называться, еще и застёгнутого на все пуговицы. На плечах каждого красовалась нашивка в виде двух перекрещенных клинков. Самих мечей я не разглядел, зато успел заметить узкие кожаные сумки на поясе, с торчащими наружу изогнутыми рукоятями. Неужели настоящие пистоли?

— Танцор, держись нас. Тут потеряться не мудрено, — крикнул Бабура и тут же исчез.

Меня вытолкнули с пирса в бурлящий живой поток. Народа кругом было, что на площади Ровенска в ярморочный день. От разнообразия цветов в глазах зарябило, а от многочисленных запахов закружилась голова. В океане привыкаешь к вони потных человеческих тел, сырого дерева и кошачьего дерьма, побери шантру спятившего Фартового. Здесь же в ноздри ударил сладкий дамский парфюм, аромат восточных специй, ну и куда без вони протухшей рыбы. Порт оставался портом, даже в заокеанских землях.

Голоса, зазывающие, приказывающие, умоляющие, радостные и угрожающие — все это слилось в один сплошной гомон, как и мелькающие перед глазами лица. Людская толпа с многочисленными потоками и течениями была для Сиги из Ровенска родной стихией — я чувствовал себя в ней, словно рыба в воде. Вот он, представившийся случай — тот самый шанс, которого ждал. Нужно рвать когти — смешаться с публикой и скрыться в любом переулке. Благо в порту их было предостаточно.

Я повернул плечо, проскользнув между дородным господином и двумя дамами. Ускорил шаг, еще быстрее — обогнал грузчика с груженной доверху тележкой и свернул налево, за длинный ряд бочек, пропахших соленой рыбой. Главное, не терять темпа, оседлать нужную волну, позволив ей вынести тебя, куда угодно. Хотя бы в этот боковой проулок, оказавшийся вдруг слишком узким. Я едва не завалил груду ящиков, скопившиеся на входе. Юркнул в темноту, с трудом