Печать Джа - Артем Углов

Джа, чтобы ни грамма проклятого камня ни покинуло старый континент. Дудикову это каким-то образом удалось, точнее тем людям, что за ним стояли.

— Они знают барона в лицо? — задал я вполне резонный вопрос.

— Сильно сомневаюсь, — брат Изакис покачал головой, — тот максимум, который у них есть — словесное описание.

— Но…

— Что но, Танцор? Ты же сам утверждал, что вы с с бароном похожи.

Похожи, как породистый пес и уличная дворняжка. Чего только не сболтнешь, пытаясь остаться в живых.

— А вдруг меня раскусят? Что делать тогда?

Брат Изакис недобро усмехнулся:

— Ты же ловкий малый, как-нибудь выкрутишься. Приведешь их к нам или нас к ним… без разницы.

Разумеется, им было плевать, как плевать рыбаку на судьбу червячка, насаженного на крючок. Главное, чтобы клюнула рыба.

Чернец долго тыкал в карту, рассказывая, какие заведения я обязан посетить в первую очередь. Среди них были известные рестораны, магазины и бары, даже имелись игорные заведения. Вот только в трате денежных средств я был ограничен, как и в употреблении алкоголя. Не более одного бокала красного в день.

— А не боитесь, что увлекусь игрою в кости?

— Я? — брат Изакис искренне удивился. — Это ты должен бояться — твои же пальцы, не мои.

Калечный мизинец отозвался ноющей болью. Проклятый чернец…

За всеми разговорами мы провозились до обеда, когда же пришло время набивать живот, брат Изакис указал на дверь.

— Проваливай, Танцор. В следующий понедельник придешь с отчетом.

— А деньги? — возмутился я.

— Ах да, деньги, — чернец сделал вид, что запамятовал. Вытащил из внутреннего кармана сюртука стопку бумажек и протянул мне.

Я взял в руки и принялся разглядывать яркие рисунки: с портретами людей на одной стороне и зданиями на оборотной. Была еще замысловатая вязь из разноцветных линий и волн, складывающаяся в цифры: на синей бумажке — пятьдесят, на зеленой — двадцать пять, на красной — десять.

— Что за фантики?

— Это деньги.

— Очень смешно, — я полез в карман и вытащил на свет медную монету. — Вот это настоящие деньги, имеющие вес и цену, а то что ты мне дал — разноцветные бумажки.

Брат Изакис продолжал молчать и не было в его взгляде даже намека на иронию.

— Серьезно? Они самые? — не поверил я, и снова уставился на лежащее в руках богатство. И кому в голову такое могло прийти: заменить монеты фантиками. Да — красивыми, да — сделанными на очень тонкой бумаге, но все же… — Можно заменить медь, можно заменить олово, а как быть с серебром, с золотом? Неужели сыщется дурак, согласный обменять полновесную золотую крону на цветную обертку?

Чернец продолжал молчать.

— Но это же немыслимо. Может в них вшита серебряная нить или напыление из частичек Джа? Точно, в них заключена какая-то магия.

Брат Изакис покачал головой.

— Насколько я знаю, при изготовлении банкнот колдовства не применялось. Только сложное оборудование и специальная краска в качестве защиты от подделки.

То ли чернец не знал, то ли не хотел рассказывать. Никогда бумажка не будет стоить дороже золота — так было, так есть и так будет. Простая истина, не требующая доказательств.

Я больше не стал приставать к чернецу с расспросами. Зачем лишний раз искушать судьбу? Вместо этого засунул увесистую пачку местных денег в карман и переступил через порог. Пришла долгожданная пора знакомства с Новым Светом.

Помню, как рассказывал Леньке о первом дне в Новом Свете. Как сойду франтоватой походкой на берег, привлекая внимание местных красоток заморским видом. А что, пускай знают пацанву с Кирпичного. Как запишусь в горнодобытчики и с киркой наперевес найду первый самородок — увесистый и чистый. Как продам его и набью карманы звонкой монетой. Пошью сюртук из парчи, сяду в двойку, запряженную гнедыми, и прокачусь по центральным улицам, собирая восхищенные взгляды встречных прохожих. Так мне мечталось, а по итогу оказался я валяющимся в заброшенном переулке с обездвиженными ногами и сапогом чернеца на голове. Хреновая перспектива вырисовывалась, если задуматься. Меня убьют… обязательно убьют — не те, так другие, а главное бежать некуда. Для наложенного заклятия не существует препятствий, будь то расстояния или толстые стены. Брат Изакис сначала обездвижит, а потом найдет и отрубит оставшееся.

В подавленном настроении я вышел на улицу и… Город целиком и полностью захватил воображение, так что от горьких мыслей не осталось и следа. Он удивлял — нет, не размерами домов, и не людьми, одетыми в диковинные платья: скажите на милость, кому в голову придет носить короткие штаны, чтобы носки наружу торчали? Или высокую клоунскую шляпу, куда зайца можно спрятать, а то и двух?

Улицы поражали чистотой. Ручейки помоев не сбегали по булыжной мостовой, а нос не сшибала кисло-прелая вонь отбросов. В противоположность моим ожиданиям пахло ароматами цветов, парфюма и специй, а еще нагретым солнцем камнем. Здесь все было выполнено из кирпича, самого разного вида и свойства, уж я-то в этом разбирался. Был здесь обожженный железняк, из которого в Ровенске выкладывали колодцы, в том числе центральный у рынка: двести лет стоит, и до сих пор воду держит. Был стекловидный кровельный, и дешевый легкий, прозванный в простонародье плавающим. Он и вправду не тонул, потому как изготавливался из смеси глины, угольного порошка, опилок и торфа. Был и белоснежно белый, уважительно величаемый «королевским»: не из-за цвета — из-за цены. В Ровенске такой не обжигали, и даже в столичном Лядово имелась всего одна мастерская. Здесь же большинство стен выложено из него. Спрашивается и откуда такие деньжища?

Мне очень хотелось полюбопытствовать: подойти поближе, рассмотреть, а может даже пощупать шершавую поверхность, но увы, статус обязывал. Я теперь не просто Сига с Кирпичного — вошь подзаборная и простолюдин, у которого глаза разбегаются от увиденного, а его светлость господин барон — вечно скучающий, как и положено аристократу.

Потому и продолжил лениво вышагивать по мостовой, изображая пресыщенного зрелищем человека. У самого же внутри все бурлило. Был бы здесь Ленька-Вторак, непременно бы помер от удивления. Идешь вдоль высоченного дома в четыре этажа, идешь себе такой и идешь, а он не заканчивается. Все тянется, аж до следующей улицы. Я попытался сосчитать шаги, но сбился, едва не угодив под повозку.

— Куда смотришь, баран! — заорал усатый мужик, высунувшийся из окна. Я не сразу сообразил, что это кучер. Где это видано, чтобы возничий сидел не на козлах, а внутри экипажа: длинного, с многочисленными шторками на окнах, отдаленно напоминающего пассажирские линейки, курсирующие между Ровенском и Лядово. Вот только на Старой Земле впереди бежала