Древние Боги - Дмитрий Анатольевич Русинов

вернул те мирные, счастливые времена, когда не было ни измены, ни крови, ни жестокости.

* * *

Глава 22.

Ночь нехотя оставляла свои позиции, с таким трудом завоёванные ещё с вечера. Мрак ещё какое-то время цеплялся за высокую, спутанную траву, пытался спрятаться среди корней деревьев и в гуще кустов, и, в конце концов, не выдержав яростного, красного огня светила, рассыпался белыми, мельчайшими капельками воды, скопившись в низинах, видимо, ещё на что-то рассчитывая. Пройдёт совсем немного времени, взошедшее солнце растопит и эти остатки холодной, туманной ночи, чтобы потом, так же нехотя, уступить место неумолимо надвигающейся темноте.

Это было не совсем обычное утро. Скорее всего, это было как настоящее безумие. Ни один из воинов отряда так и не смог уснуть, не смотря на глубокую ночь. Факелы сложили в кучу, и они догорали у входа в пещеру. Упыри больше не решались преследовать грозных северян, и отстали где-то далеко в глубине норы. К рассвету готовились все долго и тщательно, будто собирались предстать перед кем-то из Владык, в зале Совета Лордов, где могла решиться их судьба. Сейчас было бесполезно у кого-то что-то спрашивать. Каждый отвечал нечто нечленораздельное, смотря блестящими от слёз глазами туда, откуда должно было появиться солнце. Как же долго они его не видели! Целую вечность!

Рутгер сидел на камне, обнимая за угловатые, продрогшие плечи Эрли, положившую ему голову на плечо, и боялся пошевелиться, чтобы не дай бог нарушить то хрупкое равновесие, висящее на тончайшем волоске, установившееся между ними. Странно. Он и не предполагал, что есть несколько простых, совершенно естественных движений, взглядов, чтобы его любовь как само собой разумеющееся подошла к нему, устроилась рядом, и встретила вместе с ним волнующий, долгожданный, после первородного мрака, рассвет.

Напрасно он пытался сдержать стук сердца в груди. Оно бухало так громко, словно хотело прорвать рёбра и вырваться из опостылевшего тела. В горле першило, на глаза наворачивались слёзы, хотелось глотнуть воды, но он сидел тихо, не шевелясь, переполненный нежностью и гордостью, что единственная девушка в отряде принадлежит ему.

С каждым мгновением становилось светлее, и уже было можно разглядеть то, что с трудом угадывалось в ночном мраке. В траве зашуршали какие-то невидимые насекомые, а птицы, радуясь новому утру, кажется, сошли с ума, и старались перепеть друг друга, оглушая воинов, словно хотели показать, что те теряли, находясь так долго под землёй.

Ещё холодный, красный диск солнца медленно выплыл над чёрными, острыми верхушками елей, и каждому показалось, что он никогда в жизни не видел ничего более прекрасного. Вот оно, настоящее чудо! Как же были они глупы, что не видели за обычными вещами, происходящими каждый день, чего-то магического, необычного. Это всё равно, что прикоснуться к бездне! Неизведанной, и манящей к себе своими загадками. Вот в такое время и понимаешь, как ничтожен человек, и что значит его жизнь для земли, звёзд, и всего того, что невозможно объяснить, и представить. Рассвет проснётся в миллионный раз, а про тех людей, живших какую-то пару сотен лет назад, уже вряд ли вспомнят. Запомнят только их деяния и подвиги, что они успели совершить за тот короткий срок, отпущенный им Бессмертным Тэнгри, и были просто как мгновенная вспышка света во мраке, и снова всё погружалось во тьму, чтобы через какое-то время снова осветиться такой же ослепительной и яркой вспышкой.

– Проклятье! – Прохрипел Сардейл, и в его глазах можно было увидеть застоявшиеся слёзы, какие так и не решались упасть на рыжую бороду. – Ничего прекраснее я в жизни не видел!

– Это удивительно. – Прошептал Рутгер дрогнувшим голосом и посмотрел на Эрли, на перемазанном сажей, лице коей, блуждала счастливая улыбка. Она лишь сжала его руку, и с благодарностью посмотрела в его глаза, словно это он подарил ей такой рассвет. И Стальной Барс понял, чего сейчас не хватает. Он вдруг осознал, что если не сорвёт с её губ горячий, обжигающий поцелуй, всё волшебство разворачивающегося зрелища будет утеряно! Он склонил голову, и…

– Я знаю это место. – Перед ними остановился Микон, переминаясь с ноги на ногу, и почёсывая складки лысого черепа. Он понял, что явился не вовремя, но что-то переделывать было уже поздно.

– Ты же никогда не был в Егдере. – Недовольно напомнил воевода, смерив его взглядом.

– Так и есть, но ведь это уже не Руссия!

– Где же мы?

Недоумённый вид Стального Барса заставил руса поспешить, и он постарался всё объяснить:

– Не знаю, повезло ли нам, но мы теперь находимся в дне пути от границы с царством Геннаха. Здесь они нас не смогут достать, но нам угрожает опасность другого рода.

– Мутанты? – С тревогой спросил Рутгер, и заметил, с какой лёгкостью слетело с языка ещё совсем недавно незнакомое слово.

– Лет тридцать назад, когда я ещё был совсем молодым воином, как ты, мы воевали с дикими племенами торков, и кажется, бывали в этих местах. Тогда это лес был ещё небольшим, а за ним текла река, приток Истры, но его название я уже не помню. Прошло столько лет, что не мудрено и забыть.

Сердце почему-то дробно забилось в груди, и даже само название племён торков, показалось Стальному Барсу как будто смутно знакомым. Словно где-то он уже слышал это, и торки упоминались там как племена, населяющие земли не далеко от тех земель, где вполне могут быть убежища Древних Богов.

Подошёл единственный монах, оставшийся в живых, и развернул пергамент, где когда-то старательной рукой Хранителя Очага Бессмертного Тэнгри была нанесена карта. Большинство обозначений, значков почти истёрлись, и вряд ли кто-то чужой что-нибудь смог бы в ней понять, но Рутгер и единственный монах, оставшийся в живых из послушников, читали её без каких-либо усилий.

– Здесь нет земель торков. – Проговорил Лурфар, опускаясь на траву, и заглядывая в карту.

– Чтож из этого? – С насмешкой спросил воевода. – Проклятых Земель на ней тоже не обозначено, однако они есть, и встали как раз у нас на пути! Учитель проделал огромную работу, составив этот пергамент, но и ему не под силу заглянуть за множество поприщ. Он и так помог нам, чем смог.

– Может быть, нам нужно было пройти восточнее, где проходят торговые караваны, там, где пути обозначены на пергаменте?

В словах Лурфара Барс услышал упрёк, словно тот обвинял его в тех смертях, произошедших по его вине, будто это как-то можно было исправить. Это больно