Соседи (СИ) - Коруд

раз убедиться в том, что, несмотря на преклонный возраст, котелок у неё варит будь здоров. На её чрезмерно восторженную реакцию ответить Егору оказалось совершенно нечего, так что он разглядывал рюмку с коньяком, подумывая о том, что третья будет, может, и лишней. Для баб Нюры уж точно, да и для него тоже. Телефон тренькнул:

20:30 От кого: Уля: Как ты там? Может, созвонимся?

По сформировавшейся уже привычке прибавил к времени девять часов, как делал это постоянно на протяжении десяти дней. Да у неё там половина шестого утра следующего дня! С учетом того, что сегодня переписка не прерывалась больше чем на час, выводы напрашивались очевидные: кто-то себя накрутил и до сих пор не ложился. Какой «созвонимся»?

20:30: Кому: Уля: Всё в порядке, честное пионерское. Я у баб Нюры. У тебя там уже солнышко встает, поспи хоть немного.

20:31 От кого: Уля: Пока не спится.

Кажется, Ульяна собралась бодрствовать до победного. То есть, видимо, до момента, когда он сообщит, что дома и сам ложится.

20:31: Кому: Уля: Уль, тебе своего дня не жаль? Проспишь весь =(

20:32 От кого: Уля: Нет, не жаль. Мне жаль, что я не рядом.

«Что ж теперь?..»

Всё равно рядом. Даже на расстоянии почти в семь тысяч километров он чувствовал её присутствие. И сдавалось ему, день прошел на удивление спокойно только благодаря этому не покидающему его ни на минуту ощущению. Еще чуть-чуть, и обнимет. И… Всё-ё-ё… К чёрту такие эксперименты.

— Привет Ульяше передавай, — пользуясь его замешательством и опрокидывая в себя коньяк, выдохнула баб Нюра. — Сколько же у них там сейчас?

Ох и бабушка… Глаз да глаз за ней нужен! На секундочку буквально отвлёкся!

— Много, — пробормотал Егор растерянно. — Я в такое время раньше уже вставал. Баб Нюр, вам не хватит, а? Это третья. Подумайте о давлении.

— Волнуется за тебя… — отмахиваясь от призывов проявить благоразумие, понимающе закивала баб Нюра. — Вот и не спится.

— Нет причины, — вскинул он брови, в глубине души прекрасно понимая, о чём она толкует.

В голову закралось подозрение, что его женщин никогда не удастся убедить в обратном. Даже Анька, и та объявилась сегодня в мессенджере с предложением потусить вечерком. Чтобы Аня, да вдруг потусить… Не, если есть повод — она готова, но повод должен быть действительно веским. Раньше Анька куда легче снималась с якоря, однако с появлением собственной семьи её приоритеты окончательно сформировались. И пожалуй, вот теперь Егор смог действительно её понять.

И баб Нюра не просто так позвала. Чтобы помянуть, компания не нужна, ей просто не хотелось оставлять его в одиночестве. Каждый год зовёт, но прийти Егор согласился впервые. Отчего-то не смог отказать.

20:33: Кому: Уля: Баб Нюра передаёт тебе привет =)

20:34 От кого: Уля: Ой, и ей тоже, раз так:)

— И вам привет, баб Нюр…

— Спасибо! — расцвела адресат привета. А в следующую секунду уже с ребяческим безрассудством наливала себе четвёртую стопку, и неодобрительный взгляд Егора ни капельки её не смущал. — Всё же мать твоя была святой женщиной. Век помнить буду. Такая добрая… Всё так близко к сердцу всегда… Светлее человека в жизни не встречала.

«Я тоже…»

— Помню, как первый раз ко мне насчет Ульяши прибежала, — пустилась в воспоминания баб Нюра. — Говорит: «Хочу Надю попросить, но боюсь, что откажет. Уля совсем малышка, побоится ведь Егору нашему доверить…». И смотрит так внимательно-внимательно на реакцию мою, а в глазах уже вера плещется. Насилу убедила её, что овчинка и впрямь выделки стоит и что дрейфить не надо. Всё мать твоя боялась всем какие-то неудобства причинить, побеспокоить просьбой лишний раз. А потом как-то раз прибежала, глаза горят, говорит: «Анна Григорьевна, а ведь получилось, согласилась Надя! Егор, конечно, в полном восторге, но ничего, привыкнет. Может, и выйдет из этого толк».

Егор усмехнулся и склонил голову к плечу, вглядываясь в смеющиеся поблекшие глаза той, что незримо стояла за маминой спиной и во всём её поддерживала. Да уж, помнит он свои «восторги»: поначалу попытки подсунуть ему соседскую мелюзгу на «повозиться» не вызывали внутри ничего, кроме раздражения и молчаливого протеста. Наверное, в такие моменты всё было написано на его лице, потому что мама, видя раз от раза вытягивающуюся физиономию, смеялась и говорила: «Не, ну гляньте на него! Надулся как мышь на крупу! Однажды, Егор, ты нам за это спасибо скажешь. Вот увидишь». Про «спасибо» он раз за разом мимо ушей пропускал, однако всерьёз перечить маме, выталкивающей его за дверь со словами: «Иди-иди, забери сегодня ты из сада, у меня ужин на плите», язык не повернулся ни разу. «И погуляй с Ульяной во дворе, погода хорошая! Раньше, чем через час не приходите!» — доносилось уже в спину.

Погода у мамы всегда была хорошая. Она любила цитировать строчки песни из «Служебного романа», гласящие, что у природы непогоды не бывает. Как и большинство, обожала советское кино и знала эти песни наизусть. Фальшивила, правда, страшно…

Так вот, у мамы находился тысяча и один повод сбагрить его в соседнюю квартиру. А когда её фантазия иссякала, подключался отец. «Я тут Андерсена купил. На, почитай Уле. Ей понравится». «Егор, смотри, какой жук красивый. Зелёный! Рогатый! Гляди, как блестит. Уле отнеси. Ей понравится». «Егор, чеши за Улей, будем учить человека в уголки играть. Ну и что, что всего пять лет? Ей понравится». «Егор, мама ушла до вечера, разрешаю устроить бесилово. Уле понравится». «Егор, смотри-ка, что у меня есть. Это цурки-палки, игра такая. Играют двое, веди Улю, научу вас. Ей понравится».

В общем… Сам не заметил, как втянулся, как отпала необходимость в уговорах и напоминаниях, а внутри вместо раздражения и протеста поселилось извечное папино: «Ей понравится».

А «спасибо» и впрямь зазвучало, но много-много позже, вместе с осознанием её значимости. Зазвучало про себя. А им не сказал.

— Спасибо, баб Нюр, — пробормотал Егор, на всякий случай отодвигая на противоположный край стола бутылку с коньяком. От греха подальше.

— Меня-то за что благодарить, Егорушка? — всплеснув руками, удивилась баб Нюра. — Это матери твоей спасибо, светлая голова.

— За понимание, — ответил Егор со всей искренностью.

На языке вертелся вопрос, который уже лет сто не давал ему покоя и который он до сих пор так и не решился озвучить. К баб Нюре он за свою жизнь со всяким приходил, рассказывал вещи, которые не был готов рассказать излишне впечатлительной, принимающей всё чересчур близко к сердцу маме, но тему прошлого они не обсуждали никогда.

— А как вы… узнали вообще?