Соседи (СИ) - Коруд

с этим ни черта не тонкий намёк… Уля упёрлась взглядом в незримую точку, в деталях и красках представляя момент падения «милой вещички» мучительной смертью храбрых. Живот в какой уже раз за минувшие сутки ошпарило кипятком и потянуло предвкушением. В какой уже раз внутри запорхали чьи-то невесомые невидимые крылышки, а голова в какой уже раз закружилась. Егор пытал. Буковками. С того конца страны.

18:40 Кому: Егор: Привезу чемодан пижамок, какая-то, да выживет:)

18:42 От кого: Егор: Отличный план! Но наивный =) Ты так и не ответила, как твои дела.

18:43 Кому: Егор: В целом всё в порядке, только мысли о годовщине угнетают.

Отправила. Пальцы на мгновение замерли над экраном, опомнились и вновь застучали по стеклу. Сказанного недостаточно. Душа испытывала неодолимую потребность рассказать ему, что сегодня хочется быть как можно ближе, что балда. Ведь балда и есть! Но оформить бурлящий поток эмоций в связный адекватный текст Уля не успела: перед глазами вспыхнуло новое сообщение, дыхание перехватило, а мозг за доли секунды опьянел и ушёл на длительный перерыв.

18:44 От кого: Егор: Всё хорошо. У меня есть ты.

***

Восемнадцатое сентября. Полёт нормальный. Состояние далеко от безоблачного, но всё же поразительно спокойное по сравнению с этим же днём годом или двумя ранее, не говоря уже о тех, первых. Сегодня не перекручивает через мясорубку в мясную кашу. Сегодня, несмотря на дату, смотришь в грядущий день с верой, что там, впереди, за поворотом, ждёт что-то светлое, хорошее. Ты знаешь, уверен, что завтра наступит, что следом придёт послезавтра. Всё налаживается, рассыпанных на твоих маршрутах дохлых птиц игнорируешь просто-таки с маниакальным упорством, солнце бьёт прямо в глаза, и от ярких лучей слепнешь.

Ты вернулся на скоростную магистраль, уходящую за горизонт красивой широкой лентой.

Это всё она. Достаточно понимать, что она действительно у тебя есть: по всамделишному, а не номинально, за дверью соседней квартиры. Одно лишь это осознание укутывает в уютное одеяло умиротворения. А когда она вернётся, мир вновь взорвётся буйством цвета, и жизнь забьёт родниковым ключом из-под ожившей после зимней спячки земли. Мысленно, шёпотом, прикладывая все силы, чтобы не впасть в процессе в экстаз, вычеркиваешь дни: осталось четыре. Двадцать второго днем самолет вернёт её в Шереметьево и… И черта с два ты позволишь повторить с собой этот номер. Напоминая себе наивного ребенка, даешь обещание в следующий раз непременно сопровождать. Вообще всегда сопровождать. Отныне и во веки веков (Аминь?).

Конечно, это несусветная глупость, просто слабость минутная. А суровая реальность требует поумерить пыл, реанимировать в стельку бухой мозг и смотреть на вещи трезвее. С характером твоей работы давать подобные клятвы по меньшей мере неосмотрительно. Потому что это сейчас у группы очередное временное затишье, и коллектив живет своей жизнью, встречаясь разве что на репетициях. Однако за затишьем, как правило, следует треш и угар. Анька вон заикнулась о гастролях, и, честное слово, в любое другое время ты бы всеми конечностями вцепился в возможность поколесить месяц-второй по городам и весям, сам бы вёл переговоры с площадками, занимался райдером и прочей мутотой, которой должен заниматься менеджер. Которого у вас нет. В любое другое, но не сейчас. Всё, чего душа требует сейчас — дождаться и запереться на месяц в квартире. Еду, пижамки и прочие товары первой и второстепенной необходимости заказывать через интернет.

Вот так представишь — и снова радужные единороги табунами бегут по пушистой розовой вате, и ничего не остается, кроме как вновь и вновь закатывая глаза, призывать себя снизить набранную высоту. Пытаешься обнаружить в голове остатки разума, но, судя по всему, в поисковой операции теперь может помочь разве что мощный прожектор, и то не факт. Одно понимаешь: с обитающей за стенкой тёть Надей о желании спрятаться от всех в норе можно забыть. Придётся выключить собственника, включить совесть и заставить себя считаться с чужой потребностью в регулярном общении — во избежание нежелательных последствий. Даже по самым оптимистичным оценкам, перспектива так себе.

Заклинаешь небо, чтобы Уля там себе что-то в ближайшее время надумала. Желательно, конечно, в пользу скорейшего «отпочкования», и тогда ты будешь готов увезти её отсюда хоть куда в течение пары недель. Началась бы совсем другая, неизвестная, но такая соблазнительная — в собственных несмелых фантазиях — жизнь. На всякий случай не торопишься раскатывать губу, однако же внутри что-то сладко сжимается каждый грёбаный раз, стоит вернуться к размышлениям на эту тему. Нравится тебе об этом даже просто думать. Просто представлять.

Интересно, что сказали бы, глядя на твою стремительно отъехавшую крышу, родители? Ясно что, тут и гадать не надо: отец бы лично упаковал твоё барахло, а мама перекрестила бы на дорожку, утирая скупую слезу носовым платочком. Потом бы, конечно, наезжала в гости с пирогами, но это… Для обеих мам — твоей собственной или её — двери всегда были бы открыты. Ну, так тебе сейчас в своём трансе кажется.

Сегодня при мыслях о семье на душе гораздо легче, и пока новое состояние непривычно. Нет ощущения тотального одиночества и неподъемной глыбы на сердце, с которыми уже привык просыпаться и засыпать в сентябре. А есть чувство принятия и облегчения, ведь из календаря вычеркнуты очередные сутки. И совесть за внезапный перекос не мучает: ты и так постоянно с родителями, мыслями и памятью. Картинки прошлого то и дело возникают перед внутренним взором. Кажется, за минувшие годы каждая совместная минута поднята на поверхность сотни и сотни раз.

Сегодня хочется не принудительно выключить мир, растворив сознание в крепком алкоголе, а достать из коллекции винила их любимую Сандру и позволить наконец этой музыке заполнить квартиру. И вспоминаешь ты не как отказался от той поездки в горы под совершенно левым, надуманным предлогом, а как воспиталка подняла тебя посреди тихого часа, привела в кабинет директора, а там сидели они. Оба. И мама сказала: «Здравствуй, Егор. Мы хотим быть твоими мамой и папой. Мы хотим тебя отсюда забрать. Ты согласен?». В её левой руке тряслась какая-то тонюсенькая подшивка, дело твоё, видимо, а правая комкала истерзанный платок. Вспоминаешь поглотившую кабинет тишину, замершую за столом директрису и себя, застывшего под сверлящими взглядами и не готового верить ни одному слову этой странной женщины. «Херовая шутка», — вот единственная мысль, что металась тогда в черепной коробке. Ты же не такой, кривой-косой-неправильный. Ты недостойный. Ты ж «ящик Пандоры». Зачем ты им сдался? Вспоминаешь влагу в маминых глазах и изучающе-пронзительный взгляд отца. Ещё, как в тот момент думал