Ниневия - Андрей Евгеньевич Корбут

земле, а проснувшись, снес все трупы, уже с сильным запахом, в одну огромную яму. Потом засыпал ее и сложил на могиле курган из камней, высотой почти в человеческий рост. И только покончив со всем этим, собрался в путь.

«Они будут меня искать. Куда они поедут? За кого возьмутся теперь?» — размышлял он.

И вдруг понял, что знает ответ: за его побратима Тарса.

Значит, их надо опередить. Забрать его с собой и вместе бежать туда, где Арпоксай не имеет власти.

Тарс находился в походе второй месяц. Его номарх отправился в Мидию, взяв с собой две тысячи конных воинов. Несколько дней тому назад по степи разнеслась весть, что они возвращаются домой с богатой добычей. А значит, если не перехватить Тарса по дороге, не миновать еще одной беды.

Хатрас вскочил на коня и поскакал на юг, к ближайшей переправе через полноводный Аракс, не зная, что Арпоксай приказал перекрыть все пути, ведущие на ту сторону реки. Не зная, что охотники уже обложили его со всех сторон.

18

История, рассказанная писцом Мар-Зайей.

Двадцатый год правления Син-аххе-риба. Месяц симан

Вся моя история, рассказанная Бальтазару, от начала до конца больше походила на крепость из песка, чем на надежные укрепления, за которыми можно спрятаться во время штурма.

Умение лгать — не всегда признак ума. Хотя наличие ума, безусловно, подразумевает умение лгать.

Откуда я шел и почему оказался вдали от дворца, в этих трущобах, — всему этому нужны были разумные объяснения. Если соглядатаи внутренней стражи начнут проверять дом за домом, то очень скоро поймут, что меня здесь никто не видел и не знает. Конечно, это ничего не доказывает, но не может не вызвать подозрений. Но главное, о чем я не мог не думать, простившись с Бальтазаром, — плащ.

Вот оно — безусловное доказательство моей вины. И от него надо было избавиться в первую очередь.

Все, что я успел, убив Нимрода, — это перебросить плащ через забор в чей-то двор.

Уйти отсюда, не позаботившись о такой улике, было немыслимо.

Неожиданно для себя я оказался в узком проулке, который не заметил раньше; прошелся до самого его конца и уперся в тупик. И все же, найди я его полчаса назад, кто знает, может быть, мне не пришлось бы выпачкаться в крови.

Я вернулся на исходную и спрятался за углом. Люди Бальтазара уже несли тело, укрытое плащом, вверх по улице. Еще немного — и они скрылись из виду.

Луна, лужа крови и нисходящая тишина. . .

Убедившись, что вокруг никого нет, я выбрался из своего укрытия и двинулся вдоль высокого забора, раздумывая над тем, не стоит ли мне перелезть через него, чтобы тайно забрать злополучный плащ. Но потом все-таки решился постучать в калитку.

Во дворе залаяла собака.

Через какое-то время послышался голос хозяина:

— Кому там не спится?

— Стража, открывай, — рявкнул я.

Калитка через какое-то время отворилась. Коренастый лупоглазый ассириец в тонкой короткой тунике отшатнулся, увидев меня, и тут же выставил перед собой меч.

— Ты не стражник, — понял по моей одежде хозяин.

— В твоем дворе есть кое-что, тебе не принадлежащее, и ты можешь заключить со мной самую выгодную в твоей жизни сделку, — остудил я его пыл.

— И что это? — недоверчиво спросил он.

— Я войду? Не разговаривать же нам на улице.

Двор был неплохо освещен факелами, и я сразу заметил справа от калитки в цветнике свой-чужой, спасший жизнь и едва не погубивший меня, плащ.

— Это все, что мне надо, — указал я на него.

— А как он здесь оказался? Кто ты такой?

Он опустил меч и больше не угрожал мне.

— У тебя большая семья?

— Тебе-то что?. . Жена, мать и пятеро детей.

— Сколько бы ты запросил за свой дом, если бы я хотел его купить?

Хозяин уже разглядел и богатую одежду, и перстни на всех пальцах, и серьги в ушах — все то золото и драгоценности, что на мне были, стоили в сотни раз больше, чем весь его домашний скарб.

— Ну… не знаю, — смутился он, — пять мин серебра, наверное, хватило бы.

— Я дам тебе двадцать, но ты и твоя семья сегодня же покинете Ниневию. Забудь о родственниках, уезжай как можно дальше… если хочешь жить и боишься потерять близких тебе людей.

— А все мое добро?

— Не обременяй себя поклажей. Лошадей и повозку я пришлю сейчас же, вместе с серебром. К утру дом должен быть пустым. Ты все понял?

— Да, господин, — он поклонился.

— И никому ни слова, — напомнил я.

Следующий час я потратил на путь домой. Там поднял Ерена, своего приказчика, дал ему двадцать мин серебра, нарисовал план и приказал отправить туда лошадей и повозку. И все это время думал о том, что может послужить правдивыми доказательствами моей невиновности в глазах заговорщиков.

После долгих размышлений выход нашелся: я заходил в дом к сотнику Шимшону, стоящий как раз неподалеку от места смерти Нимрода. Кто мог обеспечить мне нужные свидетельства? Дияла. С чем пришлось смириться? Отложить разговор с моим другом до утра.

Друг… Я видел в Дияле только друга… И даже не догадывался, как ко мне относилась она.

19

Весна 685 г. до н. э.

Столица Ассирии Ниневия

— И каков он в постели? — веселилась Шаммурат, полная невысокая девушка с рыхлым телом и миловидным лицом. — Такой же быстрый, как на скачках?

Хава, словно обидевшись, на секунду поджала губы и вдруг прыснула от смеха.

— Ты не поверишь, еще быстрее.

— Девушки, так нельзя, разве это можно обсуждать? — напутственно произнесла их третья подружка, царевна Шарукина, любимая жена Арад-бел-ита. — К тому же они ведь такие разные! Для одних мужчин главное — страсть, для других — умение дарить радость и счастье, для третьих — желание обладать нами…

Четвертой законной супруге Арад-бел-ита, принцессе Табала, заложнице мира и между Ассирией и Бар-Барруташем[41], черноокой статной красавице с высокой грудью, было уже двадцать, и это давало ей право казаться благоразумнее и мудрее своих молодых падчериц — пятнадцатилетней Шаммурат и шестнадцатилетней Хавы, но только в собственных глазах.

— Милая Шарукина, — морща носик, перебила ее старшая принцесса, — сколько мужчин у тебя