Глаза их полны заката, Сердца их полны рассвета - Егор Викторович Ивойлов

еще тридцать шесть часов.

Поезд наконец прибыл. Алисе повезло, двери распахнулись прямо перед носом. Возможно, она и передумала бы ехать, но толпа, без спросу, внесла ее в вагон.

Внутри жарко и тесно. Свободных мест не оказалось. Алиса села в проходе на рюкзак. Один кроссовок наступил на что-то липкое. Запахи сотен тел, еды, и туалетов был вязким, жарким и влажным. Нависал дымкой, мглой, почти туманом.

«Тридцать шесть часов» -думала Алиса.

Иностранцев в вагоне больше не было, женщин тоже. Сотни глаз с любопытством рассматривали Алису: ее белую кожу и волосы. Если бы не подташнивало от духоты и запахов, было бы не по себе.

Кто-то аккуратно дотронулся до ее плеча. Устало подняла голову. Это был молодой мужчина, почти юноша. Он пытался, что-то объяснить, тыкал пальцем в хвост состава. Она не понимала.

– He says there's a women's car at the end of the train.75 – с верхней полки раздался голос старика. – better go there are fewer people there.76

– Thank you very much.77

Алиса поднялась со своего места. Его тут же кто-то занял. Потребовалось минут сорок, чтобы протиснуться в последний вагон. Люди были везде: в проходах, тамбурах, даже в раскрытых настежь туалетных комнатах.

Женский вагон был очень трогательно окрашен в розовый цвет. Действительно оказался практически свободным. Алиса села на одну из откидных коек. Вокруг расположились несколько бабушек, молодых женщин и детей. Они несколько диковато, застенчиво, но с любопытством посматривали на Алису. Она тоже смотрела на них.

Маленький мальчик, наверное, лет пяти подсел рядом и положил голову ей на плечо. Через мгновение, он принялся ковыряется в ее волосах. Было приятно. Наверное, ребенок впервые увидел длинные пряди, не укрытые платком. Мама мальчика потянулась, чтобы стащить его к себе, но Алиса жестом показала, что все в порядке.

Как странно, когда в тебе ребенок. Он питается твоей кровью и воздухом. Как еще один орган, только растет. Привыкаешь к нему, считаешь еще одной частью себя. Как рука, или нога. Любопытно, так ли это? Интересно, было бы узнать. Потом он отделяется. Странно, должно быть, наблюдать, как отделяется часть тебя. Кто это существо? Еще одно «Я», или отдельный человек? Наверно, он будет считать, что отдельный. Я бы, наверное, всегда считала, что всего лишь «Я». Продолжение «Я». Развитие… Разве можно называть эти чувства любовью? Как к мужчине, например. Ведь это совершенно другая природа, другие состояния, эмоции. Как же беден язык! Мы вынуждены объединять совершенно не связанные явления, одним словом. Это делает наше мышление примитивным, поверхностным. Мы не думаем, мы вынимаем из подсознания готовые клише, фразочки, которые, якобы все объясняют. Они не объясняют ничего. Мир, вообще, не описать словами. Определенно, нужна другая система символов.

Алиса посмотрела в окно. Тянулись бесконечные оранжевые поля. Горизонт терялся за облаками пыли. Поселки следовали один за другим, практически не прерываясь. Везде копошились люди, животные и птицы.

Вспомнила Россию. Вспомнила, как несколько недель путешествовала на поезде. Тогда, можно было часами и, даже, сутками смотреть в окно, наблюдая лишь бескрайную пустыню тайги. Или выжженные солнцем степные пейзажи, через которые, время от времени, проносились дребезжащие «уазики», увлекающие за собой, долго не оседающий шлейф песчаной взвеси. Автомобили взмывали на сопки, выныривая из преследующего их пылевого тумана, чтобы через мгновение, вновь исчезнуть теперь навсегда.

Почему то, Алиса вспомнила берега Ольхона, которые срывались отвесными стенами в бесконечную, черную бездну Байкала. Во всплесках ледяной воды слышались гортанные гимны древних шаманов, которые ветер, едва уловимыми нотками, разносил по острову. Хотелось встать на край, утеса, который в причудливой игре света и тени принимал женские очертания. В эти мгновенья казалось, что стоишь на носу древнего драккара, его носовая часть украшена резным изображением прекрасной ведьмы, которая пугает и злит духов с желтыми глазами, мерцающими в отблесках воды.

Захотелось спать. Забилась на вторую полку, железную, очевидно, предназначенную для багажа. Положила рюкзак под голову. Сон был беспокойный, рваный, мучала жажда. Рано утром, на одной из станций, в вагон набилась толпа. На этот раз, все вперемежку: и мужчины, и женщины. Пришлось сесть, потесниться. На полках, предназначенных для трех-четырех человек, оказалось по шесть. Люди и вещи были везде. Они сидели и стояли, казалось, почти на головах друг у друга. Стало шумно, влажно, душно.

Алиса сидела на багажной полке, как курица на насесте. Рядом расположился вчерашний мальчик. Казалось, что ему было вполне комфортно. Ребенок строил рожицы Алисе, заигрывал, рассказывал, что-то. Достала из рюкзака банан, взяла половину себе, вторую отдала мальчику. Он засунул свою часть целиком в рот, щеки раздулись, глаза сузились в щелки. Умудрился перепачкаться. Вытер руки о белую майку. Его мама смотрела, улыбалась. Пыталась, что-то узнать у Алисы. Она лишь пожимала плечами. К обеду удалось объяснить, что едет в Варанаси, Каши, Бенарис78.

В вагоне запахло едой. Кто-то угостил Алису чем-то странным, сладким, жутко острым. Улыбался. Отказаться не смогла. Потом крутило живот немного. Съела таблетку не запивая. Она прилипала к языку и горлу, жажда стала нестерпимой. Когда садилась в поезд, почему-то, рассчитывала, что воду можно будет купить в любой момент. Ошиблась. Разносчики воды, видимо, не считали нужным посетить «женский» вагон. Думала быстро выйти на станции, но все остановки были минутными, да и протиснуться к выходу казалось нереальным. Наконец, увидела в окно разносчика воды. Вспыхнула надежда.

– Water, water.79 – Алиса кричала, прильнув к решетке, которая закрывала окно вагона. Голос тонул в стуке проезжающих поездов, гудках локомотивов и воплях толпы. Торговец не слышал, уходил.

Внезапно, хором, заорал весь вагон. К разносчику воды, сквозь решётки, потянулись десятки рук. Поезд уже трогался. Торговец сунул бутылку в одну из ладоней, деньги взял из другой. Бутылка упала. Весь вагон взвыл от возмущения и негодования. Тогда, продавец схватил новую бутылку, побежал за поездом, отдал кому-то. Общими усилиями вода оказалась в руках Алисы.

Люди улыбались и, даже, смеялись, наблюдая за тем, как она пьет. Казалось, что сейчас заиграет музыка и все начнут танцевать, кружа подолами красных сари и мерцая золотыми колечками в ушах и носах.

Алиса хотела отдать деньги кому-то. Не взяли.

Прошел день. Пассажиры время от времени менялись верхними полками и нижними. Все затекало, хотелось лечь. Ближе к вечеру, Алиса съела еще один банан. Нашла на дне рюкзака пакетик с конфетами. Одну засунула в рот, остальное раздала детям. Они жадно набивали рты, утрамбовывали маленькими ладошками, чавкали с удовольствием, которое недоступно взрослым. Потом лезли обниматься, вытирали руки об одежду Алисы, дергали за волосы. В тесном вагоне не было задумчивых, хмурых, закрытых, неразговорчивых, грустных – улыбались. Все было