Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

Вы разве не понимаете, что иначе всей интеллигенции будет худо. Если исключат Пастернака, они успокоятся, если нет, то начнется то, через что мы с Вами прошли»[2235]. Не исключена и высказанная Д. Чуковским в письме к автору версия, по которой П. вместе с Н. Чуковским этим исключением надеялись спасти любимого поэта от куда худших кар.

Судить обо всем этом из более чем полувекового отдаления трудно. Хотя вполне возможно, что и переживание этого события стало одной из причин все более последовательного обращения П. в православную веру. Автор книг о своих современниках, П. в 1960-е годы неожиданно пишет серию повестей о Древней Руси, то есть своего рода беллетризованные жития первых русских святых, что одних ее верных читателей (например, К. Симонова)[2236] растрогало, а других, прямо скажем, шокировало. Так, А. Твардовский, бесперебойно печатавший в «Новом мире» и «Сентиментальный роман» (1958. № 10–11), и малую прозу П., и — против всех журнальных правил — ее пьесы (1961. № 2; 1966. № 7), даже киносценарий (1964. № 9), свои впечатления о богомольных «Ликах на заре» в письме к автору от 21 июля 1966 года подытожил ядовито-иронически: «Словом, это оказалось совсем, совсем не ко двору „Нового мира“».

А жить или, во всяком случае, пребывать в достойной рабочей форме П. между тем оставалось совсем не много. И здесь уместнее всего цитата из автобиографической книги «Мое и только мое», ставшей посмертной: «Я, Панова Вера Федоровна, родилась 20 марта 1905 года в Ростове-на-Дону, умерла 20 июня 1968 года, когда меня поразил инсульт, лишивший меня возможности ходить и владеть левой рукой».

И дальше, — продолжим цитату, — П. говорит о том, что только любовь близких дает мне силы переносить мою отвратительную болезнь, коею я наказана за мои грехи, за то, что была плохой дочерью, плохой сестрой, плохой внучкой, плохой мачехой, плохой женой (от последних слов да не помыслят мои дети ничего лишнего: плохой женой в смысле недостаточного внимания и недостаточной заботы о муже, в смысле же верности всегда была тверда идиллически, никогда никто не был нужен, кроме мужа, тут моя совесть чиста). <…> Помоги мне, Боже. И спаси и помилуй моих близких и любимых, с величайшим самоотвержением несущих этот крест — мою болезнь, мою вопиющую беспомощность[2237].

Почти шесть лет жизни после жизни прошли, впрочем, тоже не впустую. Задумывались, а частью и создавались новые книги — помимо автобиографических заметок «Мое и только мое», еще и (совместно с сыном Ю. Вахтиным) роман-исследование «Жизнь Мухаммеда», иное многое. К тому же С. Довлатов, живший с П. в одном доме и приглашенный на роль литературного секретаря, а проще говоря, читчика, вместе с нею, — рассказывает В. Воскобойников, — «перечитал огромное количество литературы, в том числе и философские труды, до которых, как он мне сам признавался, у него бы иначе вряд ли когда-нибудь дошли руки».

И это тоже важно: С. Довлатов, известный злоязыкостью, лишь о П. в своих новеллах «не сказал ни одного плохого слова» (В. Воскобойников), «она единственный положительный персонаж в прозе Довлатова. Такой уж она была человек» (Л. Лурье)[2238].

Отпели Веру Федоровну, как и Ахматову, в Николо-Богоявленском морском соборе, а потом похоронили по православному обряду на комаровском кладбище.

Таково было ее завещание. И это, — говорит Л. Лурье, — пожалуй, был ее первый открытый конфликт с советской властью. Потому что советский писатель должен быть предан земле после гражданской панихиды, а не после православной молитвы. Так или иначе, Вера Панова прожила жизнь так, как призывал советских писателей их коллега, великий Александр Солженицын. Это жизнь не по лжи[2239].

Соч.: Собр. соч.: В 5 т. Л.: Худож. лит., 1987–1989; Жизнь Мухаммеда / В соавт. с Ю. Вахтиным. М.: Политиздат, 1990; То же: В 2 т. М.: Терра, 1997; Сережа. СПб.: Речь, 2015; М.: ЭНАС-Книга, 2018; М.: Качели, 2021, 2022; Мое и только мое: О моей жизни, книгах и читателях. СПб.: Изд-во ж-ла «Звезда», 2005; Кружилиха. М., 2009; Евдокия. М., 2013; 2015; Сказание об Ольге. М., 2013, 2015; Спутники. СПб., 2015; Сентиментальный роман. М., 2015.

Лит.: Богуславская З. Вера Панова: Очерк творчества. М.: Гослитиздат, 1963; Нинов А. Вера Панова: Жизнь. Творчество. Современники. Л.: Сов. писатель, 1980; Воспоминания о Вере Пановой. М.: Сов. писатель, 1988; Юрьева С. Вера Панова: Страницы жизни. К биографии писательницы. Нью-Йорк: Эрмитаж, 1993.

Панферов Федор Иванович (1896–1960)

Это имя, наверное, все знают по анонимному двустишию[2240]:

Околевая от тоски,

Одолеваю я «Бруски», —

хотя охотников читать эту 4-томную эпопею о коллективизации сейчас наверняка не много.

И здесь надо отметить, что, дебютировав рассказом «Перед расстрелом» еще в 1918 году и простенькими пьесами для крестьянского театра в начале 1920-х, П., войдя в полную силу, сразу же, как и положено было претенденту на роль советского классика, выбрал для себя большие форматы. За «Брусками» (1928–1937) последовали романы «Борьба за мир» (1945–1947), «В стране поверженных» (1948), «Большое искусство» (1954), стягивающиеся в эпопею о Великой Отечественной войне и послевоенном строительстве, тогда как романы «Удар» (1953), «Раздумье» (1958), «Во имя молодого» (1960) образуют тоже эпопею «Волга — матушка река», но уже о развитии советского сельского хозяйства.

И, будто само собою, сразу же определилось его место в литературе — не равного среди первых, а как бы во втором эшелоне мастеров социалистического реализма. Одна, но не единственная, из причин очевидна: П. писал даже хуже, чем другие советские классики. Так что и М. Горький встретил его появление залпом язвительных характеристик, и Г. Адамович — с того берега — отметил, что «талант у Панферова, по-видимому, есть, но состояние этого таланта самое первобытное, самое сырое»[2241], и журнальные критики, словно сговорившись, как родовое свойство П. выделяли неряшливость — в языке, в стиле, в сюжетостроении — и вульгарный мелодраматизм.

Поэтому и власть, авторские намерения П. одобряя целиком и полностью, при первой же раздаче правительственных наград в январе 1939-го орден ему, разумеется, выдала, но не Ленина, а как бы ниже рангом — Трудового Красного Знамени, и Сталинскими премиями он тоже обделен не был, но опять-таки не первой, а второй (1948) и третьей (1949) степени.

То же и с карьерой: один из создателей РАППа, он и там был на вторых ролях, сильно уступая Л. Авербаху и А. Фадееву в вождистских наклонностях, а при возникновении Союза писателей в состав правления, конечно, избирался, но в высшую лигу, то есть в президиумы и секретариаты, после войны все-таки не