Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

равно как и его способность делать классику, все опасное из нее вычеркивая, приемлемой для правящей идеологии, были, разумеется, известны в научной среде, и Ю. Оксман летом 1966 года в письме Н. Пиксанову сформулировал уже общее, по-видимому, мнение: «В. Н. Орлов — не исследователь, а компилятор, очень способный литературный закройщик, работающий чужими методами и на чужом материале»[2193].

Но это вполне устраивало власть, так что, пройдя без репутационных потерь период истребительной борьбы с космополитами, он, беспартийный еврей[2194], за книгу «Русские просветители 1790–1800-х годов» был в 1951 году даже удостоен звания лауреата Сталинской премии 3-й степени. И — доктор филологических наук, автор трудов о Грибоедове и Радищеве, декабристах, девяти книг о Блоке — постепенно стал, — как язвительно прокомментировала Л. Гинзбург, — литературным «сановником средней руки»: вошел в писательские правления и академические советы, был в 1956-м назначен главным редактором престижной «Библиотеки поэта».

Не им установленных правил он в этой роли, конечно, придерживался, на амбразуры не бросался, но и зла не делал. И более того — выпустив под своей редакцией еще в 1961 году первый сборник М. Цветаевой и возглавив тогда же комиссию по ее литературному наследию, он в 1965-м «пробил» — так тогда выражались — цветаевский однотомник в Большой серии со своей вступительной статьей, и с боями проведенные «при О.» в печать тома И. Анненского (1959), Саши Черного (1960), В. Хлебникова (1960), Б. Пастернака (1965), Н. Заболоцкого (1965), А. Белого (1965), К. Бальмонта (1969) тоже заслуживают доброй памяти.

Скандал разразился там, где его не ожидали. Е. Эткинд в развернутом предисловии к двухтомнику «Мастера русского стихотворного перевода» (1968) упомянул, что «в известный период, особенно между XVII и XX съездами, русские поэты, лишенные возможности выразить себя до конца в оригинальном творчестве, разговаривали с читателем языком Гёте, Орбелиани, Шекспира и Гюго». И одной этой фразы было достаточно, чтобы уже отпечатанный 25-тысячный тираж первого тома был уничтожен и 22 октября 1968 года бюро Ленинградского обкома КПСС отстранило от обязанностей главного редактора издательства М. Смирнова и заведующую редакцией И. Исакович.

В протокол занесли и мнение о «нецелесообразности дальнейшего пребывания на посту главного редактора „Библиотеки поэта“ т. Орлова В. Н.» Так что секретариат правления СП СССР, которому была подведомственна серия, тут же взял под козырек, и О. с должности сняли тоже. Однако, — рассказывает в дневнике П. Антокольский, — этому решению настолько энергично воспротивились А. Сурков, К. Симонов, А. Твардовский, что оно было отменено, уволен только Б. Егоров, заместитель главного редактора, а О. еще на полтора года остался в редакции[2195].

Летом 1970 года его, впрочем, все равно убрали[2196], но уже втихую, и лютую обиду О. затаил. Не на партию, естественно, а на автора злополучной фразы. И, приняв 25 апреля 1974 года посильное участие в исключении Е. Эткинда из Союза писателей, даже воскликнул: «Случай с „Библиотекой поэта“ — ведь он взорвал большое культурное дело!»[2197].

Что было с О. дальше? Работа уже не при чинах, но все равно в статусе безоговорочно главного блоковеда в стране. И это тоже было обеспечено соблюдением правил, не им установленных, но им принятых.

Знающий, любящий поэзию, эстетствующий в душе Владимир Николаевич был достаточно циничным советским чиновником, готовым на компромиссы и на печатное очернение деятелей Серебряного века ради противопоставления им и публикации произведений обожаемого А. Блока, —

заметил Б. Егоров[2198].

Вот и «Гамаюн» (1978), главная книга О. о Блоке, такова. Бескомпромиссная Л. Чуковская ее разнесла в клочья, тогда как Д. Самойлов, назвав это исследование «полубеллетристикой», все-таки заступился: «Я продолжаю считать, что „Гамаюн“ — хорошая и полезная популярная книга»[2199].

Возможно и так. Во всяком случае, уже после перестройки «Гамаюн» был дважды переиздан, и не исключено, что будет переиздаваться и дальше.

Соч.: Избр. работы: В 2 т. Л.: Худож. лит., 1982; Дым от костра: Стихи. Л.: Сов. писатель, 1988; Гамаюн: Жизнь Александра Блока. М.: Терра, 1997.

Лит.: Огрызко В. На чужих костях // Литературная Россия. 2015. 23 февраля.

Орлова (урожд. Либерзон) Раиса Давыдовна (1918–1989)

О. выпустила несколько книг об американской литературе (1962, 1967, 1971, 1975), роман о Джоне Брауне в серии «Пламенные революционеры» (1975), исследование, посвященное Герцену (1982), но в историю пробуждения мысли вошла прежде всего мемуарами. Или, еще вернее сказать, исповедью дочери века.

Ей было что вспомнить, в чем покаяться и от чего освободиться.

«Детство было розовым. Любящие родители, няня, отдельная комната и отсвет красных знамен»[2200]. Путь социализации, как у всех: «из пионеров в комсомол, из комсомола в партию — прямая протоптанная дорога», — так что, — говорит О., — «я никогда не была беспартийной»[2201]. Ифлийская юность (1935–1940) первой отличницы и первой активистки, когда качества друзей и недругов вымерялись под салютом всех вождей. Ответственная работа в ВОКСе (Всесоюзном обществе культурных связей с зарубежными странами) (1940–1947), где случалось и сослуживцев на собраниях топить[2202], и с великим трудом, уже даже получив агентурное имя «Мария», ускользать от стыдных обязанностей сексота[2203]. И аспирантура в ИМЛИ (1947–1951), где как раз в это время надо было добивать космополитов в параллель с работой над диссертацией «Образ коммуниста в американской литературе 1945–1950 годов».

Могла бы, кажется, в разум войти, когда — из-за пятого пункта в анкете соискательницы? — эта правильная диссертация в марте 1951 года была провалена и место преподавательницы удалось найти только в Таллинском пединституте. Так ведь нет же: как и раньше, «верила во все, вплоть до заговора „врачей-убийц“» и «горько оплакивала смерть Сталина»[2204].

И кто знает, как бы О. прожила последующие годы, не произнеси Хрущев тайный доклад на XX съезде и не сведи ее судьба уже навсегда с Л. Копелевым, совсем недавно вернувшимся после 9-летней отсидки в лагерях.

Все то, что О. загоняла в подсознание, все те мучительные вопросы, страхи, несогласия, в которых она, член ВКП(б) с 1942 года, страшилась признаться самой себе, вырвались на поверхность. Только «с 1956 года, — вспоминает дочь своего века, — я начала понимать, что произошло с ними и с нами»[2205]. И, натура деятельная, она начинает действовать: на партийных собраниях в Союзе писателей поторапливает родной ЦК с реформами, а в редакции журнала «Иностранная литература», где с 1955 по 1961 год заведовала сначала отделом критики, потом информации, бьется за публикацию Э. Хемингуэя, А. де Сент-Экзюпери, В. Кёппена, других сомнительных классиков.

Она еще коммунистка и готова была бы идти за партией, но у партии на каждый шаг вперед приходится два шага назад, и логика высвобождающейся мысли сдвигает О. к тому, что