Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

работать — довел, например, до ума однотомник Добролюбова для «Литературных памятников» (1970). Что же до планов собрать под занавес книги о Пушкине, о декабристах и о Белинском, то они не успели осуществиться.

И о смерти выдающегося историка русской литературы известила в своем 16-м выпуске только неподцензурная «Хроника текущих событий».

Соч.: Из архива Гуверовского института: Письма Ю. Г. Оксмана к Г. П. Струве // Stanford slavic studies. Stanford, 1987. Vol. 1; Ю. Г. Оксман в Саратове: Письма 1947–1957 // Вопросы литературы. 1993. № 5; Азадовский М. — Оксман Ю. Переписка: 1944–1954. М.: НЛО, 1998; Оксман Ю., Пугачев В. Пушкин, декабристы и Чаадаев. Саратов: ИКД «Пароход», 1999; Оксман Ю. — Чуковский К. Переписка. 1949–1960. М.: Языки славянской культуры, 2001; «Искренне Ваш Юл. Оксман»: Письма 1914–1970-х годов // Русская литература. 2003. № 3; Чуковская Л. — Оксман Ю. «Так как вольность от нас не зависит, то остается покой…»: Переписка // Знамя. 2009. № 6.

Лит.: Чудакова М., Тоддес Е. Тынянов в воспоминаниях современника [Сообщение] // Тыняновский сборник: Первые Тыняновские чтения. Рига: Зинатне, 1984. С. 78–104; Богаевская К. Из воспоминаний // Новое литературное обозрение. 1996. № 21; Список печатных трудов Ю. Г. Оксмана (к 100-летию со дня рождения) // Археографический ежегодник за 1995 год. М., 1997; Юлиан Григорьевич Оксман в Саратове. Саратов: Колледж, 1999; Егоров Б. Ю. Г. Оксман и Тарту // Егоров Б. Структурализм. Русская поэзия. Воспоминания. Томск: Водолей, 2001. С. 358–385; Сальман М. К биографии Ю. Г. Оксмана (по материалам Центрального государственного архива Санкт-Петербурга) // Slavica Revalensia III. Таллинн: Изд-во Таллиннского ун-та, 2016. С. 129–170.

Окуджава Булат Шалвович (1924–1997)

Лет в одиннадцать О., сын первого секретаря Нижнетагильского горкома ВКП(б), начал писать стихи и даже попытался в школе организовать СЮП (Союз юных поэтов). Но отца в 1937-м арестовали и вскоре расстреляли, вслед за ним мать отправили в Карлаг, и у сына желание кем бы то ни было руководить исчезло навсегда, а любовь к поэзии осталась. И в действующей армии, в которой он служил с августа 1942-го, и во время учебы на филфаке Тбилисского университета (1945–1950), и в калужских школах, где он оказался по распределению (1950–1953), и на работе в калужской газете «Молодой ленинец».

Печататься он начал еще летом 1945-го в газете Закавказского фронта «Боец РККА», но путь к признанию был долог, пока два стихотворения, еще в общей подборке молодых поэтов, не появились в ноябрьском номере «Нового мира» за 1955 год, а в 1956 году в Калуге, — рассказывает поэт, — не «вышла, наконец, маленькая книжечка очень плохих стихов, потому что я писал — ну о чем я мог? — я писал стихи в газету к праздникам и ко всем временам года. Значит: весна — стихотворение, зима — стихотворение, по известным шаблонам»[2160].

Ну, по отношению к себе О., пожалуй, слишком строг; есть в калужской «Лирике» и стихи, заслуживающие сегодняшнего внимания. Как бы то ни было, в Москву он перебрался уже и членом партии[2161], и поэтом со скромной еще, но тем не менее известностью. Пошла служба в издательстве «Молодая гвардия» (1957–1959), в «Литературной газете» (1959–1962), пошла, что важнее, дружба с такими же молодыми, как он, литераторами, и они-то стали первыми слушателями его песен[2162].

Круг расширился, когда в январе 1960 года О. вышел на люди в ленинградском Доме кино, и о своих попытках сделать О. рекламу вспоминает А. Володин, который открывал этот вечер:

«Это обязательно надо услышать!» — «Что, хорошие стихи?» — «Не в этом дело!» — «Хорошо поет?» — «И не в этом!» Сходные вещи говорил парижским друзьям Вознесенский: «У нас появился новый поэт, который не читает, а поет свои стихи. Стихи обычные, музыка непрофессиональная, поет посредственно, все вместе гениально»[2163].

Концерт в Питере был триумфальным, а вот 4 марта 1960-го в московском Доме кино О. освистали, и «Леонид Кмит, прославившийся исполнением роли Петьки в „Чапаеве“ <…> зычно крикнул: „Осторожно, пошлость!“»[2164] «Я, — рассказывает Г. Маневич, — была свидетелем этого массового позорного поведения кинематографистов», которые «потребовали убрать самозванца со сцены после исполнения уже первого романса. Но убирать Окуджаву силой им не пришлось — он, сконфуженный, сам сошел быстро со сцены, крепко сжав в руках свою гитару»[2165].

Пройдет еще несколько месяцев, и 14 ноября 1961 года на концерте в ленинградском Дворце работников искусств, — по словам О. — уже «у входа — столпотворение, милиция, в зале — Товстоногов, Акимов, Райкин и еще много кто, перед чьим авторитетом трепетал… Но прошло все хорошо»[2166]. И власть уже напугана, инспирировав для начала статью И. Лисочкина «О цене „шумного успеха“» в ленинградской «Смене», где об этом концерте будет сказано: «Двери Дворца были в этот день уже, чем ворота рая. Здесь рвали пуговицы, мяли ребра и метался чей-то задавленный крик: „Ой, мамочка!“», а также в этой статье впервые будет отмечено окуджавское

стремление и, пожалуй, умение бередить раны и ранки человеческой души, выискивать в ней крупицы ущербного, слабого, неудовлетворенного. <…> Позволительно ли Окуджаве сегодня спекулировать на этом? Думается, нет! И куда он зовет? Никуда… (29 ноября 1961 года).

5 декабря эта статья будет перепечатана «Комсомольской правдой», и с тех пор можно сбиться со счета, перечисляя бичующие О. фельетоны, доносы в КГБ и тревожные докладные записки в ЦК. И уж точно невозможно пересчитать тех, что переписывали его песни на свои магнитофоны, пели эти песни у костра и на кухнях, учились игре на гитаре, чтобы стать с ним если не вровень, то одной крови. Может быть, О., — говорит А. Вознесенский, — и «не был так называемым „властителем дум“», зато он «был властителем чувств в нашей жизни», «камертоном чести, нравственности в наше безнравственное время»[2167], и оказалось, что это ничуть не менее важно, ничуть не менее востребовано.

Власть этому накату славы сопротивлялась, так что после «Островов» (1959) у О. в годы Оттепели вышли только книги «Веселый барабанщик» (1964) и «Март великодушный» (1967) в Москве и «По дороге к Тинатин» (1964) в Тбилиси, а первая грампластинка появилась лишь в 1973-м. Однако противостоять любви миллионов даже власти было трудно, поэтому и к пацифистской повести «Будь здоров, школяр» в «Тарусских страницах» (1961) отнеслись критически, но без смертоубийства, и в Союз писателей О. приняли (1961), и за границу стали выпускать — сначала в Польшу (1964), которая станет отныне одной из духовных родин поэта.

И — в отличие от многих других шестидесятников — эти послабления уже ничем не были оплачены. Конечно, романтика революции и Гражданской войны у О. уйдет не сразу, но ни о каких поцелуях