Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

как у одного из секретарей Союза писателей были немалые»[2130]. Поэтому и редакторский состав ему удалось собрать один из лучших в столице. И — открывая, конечно, каждый номер журнала чем-нибудь нормативно духоподъемным — общий уровень остальных публикаций получалось выдерживать все-таки высоким. Так что печататься в «Воплях», как до сих пор называют журнал, было престижно и, — процитируем позднейшие слова самого О.: «Интеллигентный человек должен выписывать три журнала — „Новый мир“, „Иностранную литературу“ и „Вопросы литературы“»[2131].

Нет, оппозиционерами мы, конечно, никогда не были, — говорит Е. Кацева, — всегда добросовестно проводили «политику партии в области литературы». И тем не менее умудрялись представить свою, скажем так, нестандартную позицию, нередко выдерживать испытание на обыкновенную порядочность[2132].

Два лишь примера. Когда В. Непомнящего в 1968 году за составление одного из писем в защиту осужденных А. Гинзбурга, Ю. Галанскова и других диссидентов исключили из партии и — по всем действовавшим тогда правилам — обязаны были уволить из редакции с волчьим билетом, О. — по оценке В. Непомнящего, «писатель и критик насквозь партийный, но человек очень порядочный», — этого не сделал, а «просто понизил в должности: я был завотделом, а сделался младшим редактором»[2133].

И, — продолжает Е. Кацева, —

другой пример: когда после августа 1968 года все редакции «толстых» журналов должны были провести собрание и опубликовать в «Литгазете» резолюцию в поддержку решения о вступлении войск Варшавского договора в Чехословакию, мы были единственными, кто этого не сделал. Даже «Новый мир» был вынужден выполнить это распоряжение[2134].

(Хотя, заметим в скобках, при демонстративном отсутствии коммунистов А. Твардовского и И. Виноградова на этом собрании.)

Конечно, — как размышляет В. Ковский об О., — «его пост защищал журнал от многих неприятностей»[2135]. А они начались, и, что особенно печально, климат в редакции изменился, когда О. из «Воплей» ушел. Причем ушел он как-то по-глупому, не рассчитав, по-видимому, риски. Ибо, — рассказывает Л. Лазарев, бессменный заместитель О., — Г. Марков и О. после смерти К. Федина, почетно председательствовавшего в Союзе писателей, будто бы «задумали такую комбинацию: председателем станет Марков, а первым секретарем Озеров» и, «чтобы подтолкнуть дело, Озеров подал заявление об освобождении его с поста главного редактора „Вопросов литературы“»[2136].

Этому заявлению дали ход, а с назначением на новую должность, видимо, не срослось — и О., в карьере не продвинувшись, потерял журнал, который сам же называл «главным», да по сути единственно значимым делом своей жизни.

Сожалел ли он об этом, еще почти восемь лет проведя в роли рабочего секретаря СП, ведавшего, правда, уже только соблюдением порядка в критике и литературоведении, а потом, после писательского съезда в 1986 году уйдя, наконец, на покой? Гадать трудно, а вот о том, что на пенсии О. так и не собрался написать развернутые воспоминания, сожалеть, конечно, стоит. Ему уж точно было что рассказать…

Соч.: Избр. работы: В 2 т. М.: Худож. лит., 1980; Современники и предшественники. М.: Сов. писатель, 1983.

Озерова Мария (Мэри) Лазаревна (1920–2003)

Вот и на виду была О. почти полвека, а знаем мы о ней совсем не много: родилась в Киеве, окончила ИФЛИ, где вышла замуж за В. Озерова, критика и в будущем одного из руководителей Союза писателей СССР. Служила в действующей армии; правда, недолго: с февраля по декабрь 1943 года. Затем, после пробела в биографии, то, ради чего, собственно, о ней здесь и рассказывается, а именно работа заведующей отделом прозы в журнале «Юность».

Обложки у журнальных номеров были многоцветными, и авторский состав тоже пестрым: от самого В. Катаева и даже, как ни странно, С. Бабаевского до детективщиков Л. Овалова, А. Адамова и классиков так называемой подростковой прозы — А. Алексина, М. Прилежаевой, А. Кузнецовой, А. Рыбакова… Но в редакцию почти сразу же, еще в 1955-м, поступила и «Хроника времен Виктора Подгурского» — повесть не бог весть каких художественных достоинств, однако навсегда определившая не то чтобы общую картину оттепельной «Юности», но легенду о ней.

Рукопись никому не известного студента Литинститута вылеживалась, естественно, долго, пока О., — как вспоминает А. Гладилин, — ее «осторожно двигала» от одного члена редколлегии к другому.

И вот обычный мой рейд в редакцию, без каких-либо надежд. Рутина. Смотрю, там как-то все поменялось. Во всяком случае, при моем появлении все высунулись из кабинетов и провожают меня взглядами. Я захожу к Мэри. Она говорит: «Толя, Катаев сказал, что под конец он даже всплакнул. Ну, он с юмором говорил, но сказал, что он даже вытер слезы. Сказал, что прекрасная вещь и вас будут печатать в девятом номере». И действительно, в сентябрьском номере 56-го года, мне как раз исполнился двадцать один год, вышла «Хроника времен Виктора Подгурского» в журнале «Юность»[2137].

Так оно и дальше пошло. И трудно сказать, осознанно ли О. (вместе, понятно, с главным редактором) складывала то, что критики назовут «исповедальной прозой», или она сложилась сама по себе. Но, — рассказывает О. Семенова, —

в «Юности», в кабинете у Мэри Озеровой в начале 60-х годов на стене был нарисован барельеф, наподобие барельефа казненных декабристов — «создатели» прозы журнала: первым был Гладилин, он раньше всех опубликовал «Хронику времен», затем Анатолий Кузнецов, автор «Продолжения легенды», позднее он работал на «Свободе» и погиб в Лондоне, затем шел Василий Аксенов — «Коллеги», потом отец <Юлиан Семенов> — написанная им в 1961 году повесть «При исполнении служебных обязанностей» была первым откровенно антисталинским произведением, затем шли Булат Окуджава и Борис Балтер…[2138]

Разумеется, — еще раз повторим, — «Юность» при О. в бытность В. Катаева, Б. Полевого и А. Дементьева[2139] главными редакторами печатала всяко разно, вплоть до «Незнайки в Солнечном городе» Н. Носова. Но совсем уж конъюнктурная гадость там была немыслима. И, в конце концов, даже пушкинский «Современник», даже журналы Некрасова составлялись не из одних шедевров. Запоминается не поток, не то, что в редакциях снисходительно именуют «наполнителем», а публикации, либо открывающие новый талант, либо заметно меняющие литературный рельеф. И они в журнале возникали — от «Дома с башенкой» Ф. Горенштейна до аксеновской «Затоваренной бочкотары», когда всю ответственность приняли на себя сотрудники редакции, включая, естественно, О.

За сорок пять лет службы О. в журнале (1955–1989) сменилось три главных редактора, многократно менялись коллеги по редакции. И жаль, что никто из них не оставил сколько-нибудь развернутых воспоминаний о своей «Юности», а история легендарного журнала до сих пор не написана.

Только у нас и есть, что несколько сотен ежемесячных выпусков, тех самых — в пестрых обложках и с пестрым содержанием.