Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

да и без вредителей, норовящих устроить обвалы в шахте, дело тоже не обошлось.

После войны, которую Н., ничем особым не отличившись, провел военкором «Правды», хотя написал повесть «Линия жизни» (1941) и несколько рассказов, триумф решили повторить, но Сталин вторую серию «Большой жизни» счел клеветнической, и 4 сентября 1946 года грянуло постановление Оргбюро ЦК: «Кинофильм порочен в идейно-политическом и крайне слаб в художественном отношении… дано фальшивое, искаженное изображение советских людей… выпуск на экран второй серии фильма „Большая жизнь“ запретить»[2107].

Н. этот удар пережил вроде бы влегкую: «Я подумал, ну, посадят, что буду делать — брошу курить»[2108]. Если о чем и печалился, то о том, что изъятие «Большой жизни» лишило его гонорара в 440 тысяч, так что семья долгие годы, — по воспоминаниям сына, — жила «бедно, непразднично»[2109]. Положение надо было выправлять, и Н. мечется — сочиняет, ничего не зная о жизни послевоенной деревни, колхозную пьесу «На белом свете» (1947), которая совсем недолго продержалась на подмостках филиала Малого театра и в Театре имени Станиславского, печатает еще пару рассказов, а спустя семь лет, уже после смерти Сталина, выпускает сугубо «лакировочный», как тогда говорили, роман «Поездка в Москву» — и опять промах: «…ничего менее удачного, — говорит А. Нилин, — чем его „Поездка в Москву“ (и название плохое), и придумать нельзя было в пятьдесят четвертом году»[2110].

То ли талант, как многим показалось, иссяк, то ли власти почувствовали, что в романе больше притворства, чем самозабвенной искренности. В общем, — пересказывает Н. Иванова фразу из домашних table-talks, — «на дорожке в Переделкино Вадим Кожевников после награждения — Павлу Нилину: ты, Павлик, хотел бы того же, но каждый раз, когда надо поцеловать начальство в жопу, ты сжимаешь зубы». В любом случае, братья-писатели охотнее повторяли туповатую, но запоминающуюся луконинскую эпиграмму: «В мозгах у Павла Нилина // Всего одна извилина…», — чем ждали от Н. чего-то выдающегося.

Но он вдруг очень быстро пишет и буквально за месяц до XX съезда[2111] печатает в «Знамени» (1956. № 1) повесть «Испытательный срок», а ближе к концу года там же появляется «Жестокость» (1956. № 11–12). И вот они-то были поняты современниками и как свидетельство незаурядности нилинского дарования, и как один из самых первых знаков оттепельной гуманизации общественной жизни и общественной морали, когда становилось ясно, что жестокость, непримиримость, вражда, бой не могут быть нормой человеческого существования.

Вероятно, еще три года назад эти повести были бы восприняты как крамола, но время переменилось, и они издаются и переиздаются массовыми тиражами, дважды выдвигаются на Ленинскую премию (1957, 1958), переводятся на иностранные языки и экранизируются, да и вторая серия «Большой жизни» после удаления из картины наглядных примет культа личности приходит на экраны (1958). В доме поселяется достаток[2112], писателя выпускают в зарубежные поездки, производят в члены редколлегии журнала «Знамя» (1956)[2113] и правления СП СССР (1971), а по памятным датам награждают орденами (1967, 1971, 1978), хотя и не самыми увесистыми.

Следов общественной активности Н., впрочем, не много. Лишь 27 октября 1958 года — и то, надо думать, как дисциплинированный член партии — он принимает посильное участие в исключении Б. Пастернака из Союза писателей, а в 1969-м без колебаний ставит свою подпись под коллективным письмом в защиту А. Твардовского, изгоняемого из «Нового мира».

Что же новые книги? Их тоже немного — может быть, потому что, — процитируем дневниковую запись К. Чуковского, — Н. «пишет с упоением большую вещь, рассказывает оттуда целые страницы наизусть, а потом рукопись прячется в стол, и он пишет новое»[2114]. И жаль, что немного, так как пронзительная повесть «Через кладбище» (1962), образцовые и к тому же отлично экранизированные рассказы «Дурь» (1973), «Впервые замужем» (1978), незавершенные «Загадочные миры» (1978–1980) свидетельствуют о писательском потенциале, раскрытом далеко не полностью.

Соч.: Соч.: В 2 т. М., 1985; Испытательный срок. М.: Вече, 2014; Жестокость. СПб.: Азбука, 2016; Впервые замужем: Рассказы. М.: Вече, 2017.

Лит.: Кардин В. Павел Нилин. М.: Сов. Россия, 1987; Нилин А. Станция Переделкино: поверх заборов: Роман частной жизни. М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2015, 2023.

О

Овечкин Валентин Владимирович (1906–1968)

Сейчас книги О. хоть и вспоминают с должным почтением, но не читают. «На них печать почтенной скуки и давность пройденных наук», — как по другому, правда, поводу сказал А. Твардовский. А между тем на повороте от сталинщины к Оттепели его очерки «Районные будни» (Новый мир. 1952. № 9), «На переднем крае» (Правда. 1953. 20 и 23 июля), «В том же районе» (Новый мир. 1954. № 3), «Своими руками» (Правда. 1954. 26 и 30 августа, 1 сентября), «Трудная весна» (Новый мир. 1956. № 3, 5, 8) всколыхнули… нет, не писателей, конечно, не гуманитарную интеллигенцию, а тех, кто за литературой обычно не следит.

О. и раньше так писал — в довоенных «Колхозных рассказах» (1935), в послевоенной повести «С фронтовым приветом» (1945) уже присутствовали и эта суховато-деловая стилистика, и эти попытки давать разумные советы — не высшей, понятно, власти, а хотя бы той, что на местах. В «Районных буднях» оба эти качества лишь усилились, и

здесь, — процитируем, и уже с полным основанием, А. Твардовского, — впервые с такой нежданной смелостью прозвучало встревоженное слово вдумчивого литератора о положении в сельском хозяйстве тех лет, о необходимости решительных перемен в методах руководства колхозами. Пожалуй, ни одно из произведений «крупных» жанров, по выходе в свет этого очерка, не могло бы сравниться с ним ни читательской почтой, ни количеством отзывов в печати[2115].

Подействовали ли эти советы? Вряд ли. Как заметил О. в письме к А. Твардовскому от 11 января 1953 года: «Шуму очерки наделали много, но шум-то литературный. Ось земная от этого ни на полградуса не сдвинулась. В колхозах все по-прежнему». Однако положение О. как флагмана литературы о селе стало в те годы бесспорным. Ему на II съезде писателей в декабре 1954 года дали выступить с речью, направленной против столичного литературного истеблишмента, а в октябре 1955-го поручили сделать «установочный», как тогда это называлось, доклад на Всесоюзном совещании литераторов, пишущих на колхозные темы. Его избрали членом Курского обкома партии. Его очерки выдвигались на Сталинскую премию в 1954-м — и не были отмечены ею лишь потому, что она перестала присуждаться. Номинацию повторили в 1957 году — уже на Ленинскую премию, но и эта награда, уйдя к «Русскому лесу» Л. Леонова, О. не досталась, что, не исключено, сыграло