Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

В. Кирпотин, — принадлежал к числу тех писателей, которых спаивал троцкист-террорист Шмидт, подготовляющий покушение на тов. Ворошилова (со Шмидтом пили Бабель, Малышкин, Валентин Катаев, Никулин, Олеша). Из этого факта Олеша не сделал никаких выводов для себя[2179].

Да и по вырванным под пытками показаниям арестованного В. Стенича

Олеша всегда в беседах подчеркивал свое стремление лично совершить террористический акт. Например, зимой 1936 года, когда мы проходили мимо здания ЦК ВКП(б), Олеша сделал злобный клеветнический выпад против Сталина, заявив: «А я все-таки убью Сталина»[2180].

Его однако же не тронули, но чужеродность и, — как это тогда называли, — неискренность раскусили, так что из списка писателей, в 1939 году представленных к орденам, О. вычеркнули, и ни «Трех толстяков», ни «Зависть» больше не переиздавали — вплоть до 1956 года.

Ему, перебивавшемуся в начале 1950-х короткими рецензиями на случайные книжки, воспрять бы с Оттепелью, довести до ума то, что было начато и брошено. Но то ли сил, то ли вдохновения у О. хватило уже только на то, чтобы из вороха разрозненных черновиков выбрать наиболее интересные и отдать их во второй выпуск альманаха «Литературная Москва». Так пополненная посмертными уже публикациями в периодике сложилась книга «Ни дня без строчки» (1965), которую с равным правом можно считать и завещанием писателя, и памятником огромному, но недопроявившемуся таланту.

Жертва советской власти, — как думают многие? Конечно, хотя, — заметил В. Огнев, — «он был жертвой режима не больше, чем другие»[2181]. «Слабый, жалкий, талантливый человек»[2182] и «трусливый капитулянт», — по оценке А. Белинкова? «Лучший русский писатель 20-го века», — как однажды сказал о нем В. Катаев?[2183] «Он умен и талантлив, но с очень коротким дыханием — оттого он так мало написал»[2184] — это уже суждение К. Чуковского. Или вот сам О., запись от 25 июня 1956 года: «Очевидно, в моем теле жил гениальный художник, которого я не мог подчинить своей жизненной силе. Это моя трагедия, заставившая меня прожить по существу ужасную жизнь…»[2185]

Тогда, может быть, О. — действительно органически «писатель не русский» (Л. Чуковская)[2186], «своего рода Франсуа Вийон русской литературы» (В. Адуева), «европеец в русской литературе» (С. Беляков)?[2187]

Так, наверное, и закончим — словами П. Антокольского: «Трагедия его в том, что он был и остался инородным существом в эпохе, в обществе, в данной среде. Он показался бы „инородным“ в любой эпохе и в любом обществе»[2188].

Соч.: Книга прощания. М.: Вагриус, 1999; То же. М.: Вагриус, 2001, 2006; То же. М.: Время, 2019; Три толстяка. М.: АСТ, 2017; То же. М.: Проф-Пресс, 2016, 2021; То же. М.: Малыш, 2021; М.: Дет. лит., 2018; То же. М.: Либри пэр бамбини, 2022; Зависть. СПб., 2008; М.: Т8, 2018; М.: Вече, 2022; Зависть. Три толстяка. М.: Время, 2018.

Лит.: Чудакова М. Мастерство Юрия Олеши. М.: Наука, 1972; То же в кн.: Чудакова М. Избранные работы. М.: Языки русской культуры, 2001. Т. 1; Воспоминания о Юрии Олеше. М.: Сов. писатель, 1975; Белинков А. Сдача и гибель советского интеллигента. Мадрид, 1976; То же. М.: РИК «Культура», 1997; Беляков С. Хороший плохой писатель Олеша // Урал. 2001. № 9; Гудкова В. Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний». М.: НЛО, 2002; Беляков С. Европеец в русской литературе: нерусский писатель Юрий Олеша // Урал. 2004. № 10; Чудакова М. Сублимация секса как двигатель сюжета в литературе конца 20-х и в 30-е годы // Чудакова М. Новые работы: 2003–2006. М.: Время, 2007. С. 40–61; Лейдерман Н. Драма самоотречения // Урал. 2008. № 12.

Орлов (Шапиро) Владимир Николаевич (1908–1985)

Словесное отделение Ленинградского института истории искусств О. закончил в 1929-м, несколькими годами позже Л. Гинзбург, которая запомнила, что, «как все тогда, он был беден, но, подтянутый, отглаженный, он без всяких усилий имел вид человека, заранее предназначенного для жизни сытой и привилегированной»[2189].

Так оно в конечном счете и вышло. Хотя трудов стоило немалых: работоспособный, как мало кто, О. еще первокурсником начал всерьез заниматься историей литературы и уже к выпуску подготовил в соавторстве с С. Хмельницким первое комментированное издание дневника В. Кюхельбекера. А отслужив срочную службу в Красной Армии (1930), выпустил первый том двухтомника «Эпиграмма и сатира: Из истории литературной борьбы XIX-го века» (М.; Л., 1931) и еще более объемистый сборник «Поэты-радищевцы» в Большой серии «Библиотеке поэта» (1935), образцово составил и прокомментировал книгу «Николай Полевой: Материалы по истории русской литературы и журналистики тридцатых годов» (Л., 1934), написал брошюру для красноармейцев «Денис Давыдов» (1940), регулярно выступал и в научной печати, и в периодике. Самое же, может быть, главное — в 1936 году под его редакцией выходят блоковские «Стихотворения. Поэмы. Театр», и с тех пор руководящее участие О. во всех респектабельных изданиях А. Блока становится непременным. Его авторитет заведующего критическим отделом журнала «Литературный современник» (1938–1939), старшего научного сотрудника ИРЛИ АН СССР (1938–1941) неуклонно рос и после войны, которую О. провел в роли корреспондента ТАСС на Ленинградском фронте и в Закавказье, лишь упрочился.

Легкой тенью этот авторитет омрачали лишь разговоры о том, что в собственных статьях и комментариях О. невозбранно использовал наработки литературоведов, в ходе репрессий вычеркнутых из жизни, и не только никак не ссылался на своих предшественников (что по цензурным условиям было бы невозможно), но и не указывал, что опирается на чужие материалы. В воровстве не обвинишь, но в этической некорректности упрекнуть можно. Его и упрекали — например, Р. Иванов-Разумник, который в письме к В. Бонч-Бруевичу от 7 декабря 1940-го напомнил, что это он изначально готовил и блоковское издание 1936 года, и его же двухтомник, который должен был выйти в августе 1941-го, но появился в печати только в 1946-м[2190]. Об этом же применительно к антологии «Декабристы. Поэзия. Драматургия. Проза. Публицистика. Литературная критика», которая была по преимуществу составлена и прокомментирована Г. Гуковским, но вышла под редакцией одного О., с раздражением писал М. Азадовский Ю. Оксману 9 октября 1951 года[2191]. Да вот и в дневнике К. Чуковского есть выразительная запись от 13 декабря 1955 года:

<…> Я прочитал свою старую книжку о Блоке и с грустью увидел, что она вся обокрадена, ощипана, разграблена нынешними блоковедами, и раньше всего — «Володей Орловым». Когда я писал эту книжку, в ней было ново каждое слово, каждая мысль была моим изобретением. Но т. к. книжку мою запретили, изобретениями моими воспользовались ловкачи, прощелыги — и теперь мой приоритет совершенно забыт[2192].

Эта склонность О. приватизировать чужие открытия,