Проклятие рода - Шкваров Алексей Геннадьевич

- Чем могу служить твоей королевской милости? – Она спросила, как можно ласковей. Сигизмунд вздохнул, повертел в руках пустую посудину – куда бы деть, коль больше не нальют, и отвел взгляд в сторону.

- Позвольте, ваше величество. – Вновь неслышно возник камердинер, ловко подставил ладонь, пальцы короля безвольно разжались, выпуская бокал.

- Ты выглядишь усталым, брат мой. – Снова подала голос Катаржина, подбадривая короля начать разговор. Пауза с вином затягивалась, а молчание Сигизмунда настораживало. Король последнее время почти не общался с сестрами. С Анной по понятной причине – она проживала в уединении от всего двора в Вильно, а не в Кракове. Не общался он и с Катаржиной. Сигизмунд ушел в себя, отрешился от света, хотя и принимал участие в каких-то церемониях и в рассмотрении наиболее важных государственных дел, но старался поскорее их завершить и удалится в свои покои. Он не участвовал в балах и празднествах, которыми теперь заправляла Катаржина, а потому и не упрекал сестру за многочисленных любовников. Его не интересовала ни собственная жена Екатерина Австрийская, на которой он женился по настоянию матери, (дались ей эти Габсбурги!) и это было последнее, чего сумела добиться Бона Сфорца, перед тем, как сын, переломив себя и не простив матери смерти своей возлюбленной Барбары Радзивилл, отправил шестидесятилетнюю женщину в изгнание. Впрочем, она и сама давно стремилась уехать, но Сигизмунд поставил условие – передать польской короне ее несметные богатства и земельные владения с замками, в противном случае он грозился разводом с навязанной ему женой и даже обратился в Рим, сославшись на то, что королева Екатерина его обманула со своей беременностью. Хоть папа и отказал Сигизмунду, но определенный компромисс с матерью был достигнут, и Бона Сфорца отправилась в Италию, в замок Бари, правда, прихватив с собой значительное количество богатств, да еще и ссудив испанского короля Филиппа II четырьмя сотнями тысяч золотых дукатов. Катаржине не нравилась нынешняя королева Екатерина и в этом она была согласна с братом. Неуклюжесть в танцах, безвкусные наряды, чрезмерная или показная, по мнению Катаржины, набожность, да еще и тяжелая массивная челюсть, свойственная всем этим Габсбургам, превращали королеву в явную дурнушку и вызывали насмешки принцессы. Сигизмунд был когда-то женат на старшей сестре Екатерины – Елизавете. Та выглядела получше, но зато страдала эпилепсией и скончалась в девятнадцать лет. После нее была Барбара Радзивилл, о которой так долго и безутешно тоскует братец. А мать ему снова навязала тоже семейство.

- Конечно, нужна ему эта корова! – фыркнула про себя Катаржина. – Можно умереть со смеху, когда она пытается подпрыгнуть в танце. Жаль кавалера, который ей достанется в этот момент. А свой толстый живот она приняла за беременность и попыталась обмануть брата. Понятно, что с тех пор Сигизмунд забыл, где ее спальня.

Безразличны стали королю и собственные прежние любовные похождения, которыми король славился до встречи с любовью всей своей жизни - Барбарой. На предложения об охоте Сигизмунд печально улыбался, также молча уходил к себе, где вокруг него вились темные личности - астрологи и прорицатели, что-то ему предсказывали, гадали или… король просто уходил в запой. Государственные советники, примасы, кардиналы, гетманы, воеводы, старосты и прочие мужи сейма разводили руками, вздыхали вслед, провожая почтительными поклонами, и оставались ждать, когда его королевская милость соизволит снова выйти к ним и заняться делами. Даже предстоящий союз с Ливонским орденом и вытекающая отсюда война с Московией, о которой говорили в каждом уголке королевского замка, не могли пробудить в короле ни малейшей жажды деятельности. Поэтому визит Сигизмунда к сестре был столь неожиданным для нее.

- Вчера я принял дьяка Федора Сукина, посла московитов. – Медленно произнес король и вновь поискал глазами, нет ли где-нибудь еще сосуда с вином.

- У нас ведь, кажется, намечается война с ними? – Чуть насмешливо спросила Катаржина, стараясь как-то растормошить царственного брата, вывести его из похмельной апатии.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- Да, война… - Король обреченно кивнул головой. – И возможно война неудачная.

- Так считает твоя королевская милость или твои коронные гетманы? С каких пор шляхта боятся московитов? Или ты, братец, пришел посоветоваться со мной по военным вопросам? Так одолев Плутарха, я не смогла прочесть Тита Ливия. Больно скучно! – Так же насмешливо продолжала разговор Катаржина.

- Нет. – Сигизмунд оставался безучастным.

- Так что же тогда привело тебя в мои покои? – Принцессу стало немного раздражать поведение брата.

- Нет. – Повторил Сигизмунд. – Я пришел к тебе, сестра, поговорить не о войне, а о мире с московитами. Их великий князь Иоанн хочет заполучить твою милость в жены и тем самым приступить к обсуждению условий вечного мира.

- Иоанн!? – Прекрасные глаза Катаржины широко распахнулись, она глубоко вздохнула, но внезапно поняла, что не может выдохнуть, словно стальные ребра корсета сжали грудь. Но на принцессе была лишь одна легкая накидка поверх ночной рубашки. Наконец, ей удалось справиться с дыханием, Катаржина даже кашлянула несколько раз.

- И что твоя милость им ответил? - Бешено забилось сердце, застучало в висках, принцесса почувствовала, как кровь ударила ей в голову. Но вместе с охватившим ее негодованием, Катаржина почувствовала, как холодной змейкой скользнул по спине страх. Она вдруг осознала, что стоит на краю пропасти, где никто, кроме Господа и Святой девы Марии не сможет придти ей на помощь, если ее бедный брат сочтет этот брак возможным или выгодным. И в подтверждение этих мыслей прозвучали слова короля:

- Ты знаешь, сколь обременительна будет наша война с Московией. Иоанн готов признать захваченные им города в качестве твоего приданного и приступить к разговорам по поводу дальнейшего раздела ордена.

- Но я - католичка! – Вскричала Катаржина. - Папа никогда не даст согласия на этот брак! – Это была первая соломинка, за которую ухватилась принцесса. Черт бы взял моего братца, как я не боялась в прошлом свою мать, но сейчас не хватало именно ее. Уж Бона Сфорца своей железной волей запросто могла переломить любые обстоятельства, не говоря про сватовство какого-то ужасного еретика. Мать схватила бы горького пьяницу сыночка за шиворот камзола и вытряхнула бы из головы эти вздорные мысли.

Король пожал плечами:

- Ты примешь их веру.

- И твоя милость так спокойно об этом говорит? Ты легко отдашь свою родную сестру восточному тирану-еретику? Его место не на троне, а на костре за все те преступления, что ему приписывает людская молва. А его жена? Наложницы, как у любого восточного деспота? Сколько их у него? Так он сейчас женат, разведен или уморил очередную из них? Про него говорят, что он содомит! И эту партию ты предлагаешь мне? Ты боялся нашей матери, а теперь готов заключить союз с самим дьяволом? Матерь Божья! – Катаржина скрестила руки на груди. - Да наша мать, ревностная католичка, всю жизнь боровшаяся с ересью, что московитской, что лютеранской, святая, по сравнению с этим безумным еретиком, бросившим вызов всему христианскому миру, напав на Ливонию! Вместо того, чтобы искать мне достойную партию среди христианнейших владык, ты словно выжидал удобного случая, приберегая меня для этого исчадия ада! И это для той, кого ты называл самой любимой из своих сестер? Хороша же твоя любовь, братец! Я лучше уйду в монастырь, чем под венец с этим…, с этим…, - Катаржина защелкала пальцами, не в состоянии подобрать нужное слово. – А почему я? – Вдруг осенило ее. Она схватилась еще за одну соломинку. – Отдай ему Анну! С ее набожностью она может и наставит еретика на путь истинной веры или умрет…, как мученица и будет прославлена в лике святых!

- Подожди, сестра… - Сигизмунд попытался перебить Катаржину, но горячий итальянский нрав уже выплескивался через края, и король устало прикрыл глаза рукой.

- Это ты подожди, мой ясновельможный король! – Ее было не остановить. Принцесса соскочила на пол и быстро заходила взад-вперед, останавливаясь перед братом, чтобы бросить очередной упрек.