Мы разобьёмся как лёд - Айла Даде

продукты и сигареты. Впрочем, порой, когда в конце дня после очередного шоу в Центральном парке в моей шапке оказывалось больше денег, чем обычно, я приносил Брайони её любимый шоколадный кекс с солёной карамелью из «Бутта бейкери». Понятия не имею, каков он на вкус. Я никогда его не пробовал. Всегда отдавал целиком, поскольку видел, как руки Брайони дрожали от счастья, едва только она касалась кекса губами. Но теперь я здесь ради себя. Теперь я сам стою перед выбором в царстве печёного счастья и с трудом могу определиться.

– Маффин с печеньем и кремом, – наконец решаю я. – И кофе.

– Хочешь ванили? – Пожилая продавщица наклоняется вперёд с лукавой ухмылкой. – Мой секретный ингредиент. Обещаю, тебе понравится. А если нет, я больше никогда не хочу тебя здесь видеть.

Я смеюсь.

– Хорошо, с ванилью. Я ни за что не подам вида, если мне не понравится.

– Так и посоветую поступить.

Она кладёт маффин на старомодную фарфоровую тарелку, а сверху, ясное дело, розовый цветочек. Ждёт, пока кофе нальётся в такую же старомодную чашку, а затем добавляет щепотку молотой ванили из старинного аптечного пузырька. Когда женщина вручает мне поднос, меня внезапно осеняет мысль о том, насколько безумна эта ситуация. Люди смотрят на меня и ничего не понимают. По-моему, нахождение испорченного улицей типа в столь милой пекарне с ещё более милыми цветочками и миссис Даутфайр в качестве продавщицы – это полнейший сюр. Как будто широкоплечий байкер, весь в коже и с татуировками, слезает со своего «Харлей Дэвидсона» и присоединяется к чаепитию Бриджертонов. Это как столкновение двух совершенно разных миров. Миров, которые абсолютно не гармонируют друг с другом. Светлого и тёмного. Однако я остаюсь, и к чёрту «Харлей», потому что мне до безумия хочется стать частью этого чаепития.

– Спасибо.

Приблизившись к одному из изящных круглых столиков, я опускаю на него поднос и сажусь. Как только я надкусываю маффин, входная дверь распахивается, заставляя зазвенеть подвешенный над ней колокольчик. Подняв глаза, я узнаю Арию, девушку, с которой познакомился на городском собрании. Она пришла в сопровождении своего друга Уайетта.

– Патрисия! – кричит Ария, а старушка делает вид, будто спасается бегством.

От холода щёки Арии покраснели. Рассмеявшись, она упругой походкой направляется к стойке и заводит оживлённый разговор с Патрисией.

Уайетт стоит с ней до тех пор, пока не замечает меня. А после с ухмылкой отталкивается от прилавка, подходит и садится рядом со мной.

– Оскар, как дела, чувак? – Он снимает кепку «Адидас» и кладёт её рядом с моим подносом. – Всё хорошо? Ты уже освоился?

– Пожалуй, да.

Я отхлёбываю ванильный кофе. Патрисия оказалась права: мне нравится. Поймав её буравящий взгляд, я поднимаю большой палец. Довольная, она снова поворачивается к бурно жестикулирующей Арии.

– Это не сравнить с Нью-Йорком. Здесь другое настроение. Жизнь замедляется. Больше замечаешь.

Уайетт кивает.

– Я несколько раз ездил в Нью-Йорк. Играли против «Рейнджерс». Город бурлит, но для меня слишком сильное оживление на улицах. Все куда-то спешат, никто не живёт моментом. Так мне показалось.

– «Рейнджерс»? – Я приподнимаю брови. – Чёрт, да ты хоккеист?

Уайетт откидывается на спинку изящного винтажного стула, с которым так же, как и я, абсолютно не сочетается, и широко ухмыляется:

– Ага. Центральный нападающий «Сноудогс».

– Ты же не серьёзно!

– Как и ты. – Ария ставит свой поднос рядом с моим и опускается на третий стул, театрально закатывая глаза. – Каждый раз, когда люди превозносят Уайетта, его эго немножечко вырастает. Поверь мне, оно и так огромное. А скоро вообще возвысится над всеми нами и бросит тень на Аспен.

Уайетт смеётся.

– Если бы, Ари! Я с осторожностью отношусь к успеху. Помнишь прошлый раз, когда подросток хотел наброситься на меня, а я уклонился?

– Да, потому что он держал мешок из-под картошки и пытался поймать тебя в него. – Она снова закатывает глаза, но при этом ухмыляется. – Ты кайфуешь от этого.

Когда Уайетт порывается возразить, Ария запихивает ему в рот кусочек пирожного со сливочным кремом.

Я громко смеюсь.

Ария смахивает крошки с пальцев, отпивает капучино и устремляет на меня свои зелёные глаза.

– Слушай, Оскар, какие у тебя планы на вечер?

– Никаких, – пожимаю плечами.

– Круто! – Весь рот Уайетта запачкан в креме, но это его не особенно беспокоит. – Пойдём с нами на апре-ски-вечеринку в шале. Всё как надо.

Я отвечаю не сразу. Сначала запихиваю в рот остаток кекса и запиваю его ванильным питьём.

– Я не употребляю алкоголь.

– Я тоже, – отвечает Уайетт. – Без проблем, чувак. Мы просто немного повеселимся, ты сможешь познакомиться с новыми людьми. Нокс тоже идёт.

Арии широко распахивает глаза.

– Он приведёт Пейсли?

– Нет. – Уайетт хватает с её тарелки мини-пирожное на палочке и отправляет себе в рот. – Говорит, что у неё стресс из-за Гвен и дерьмовое настроение на весь день.

– Ты чавкаешь.

– Мне всё равно.

– Твой рот сейчас похож на поле битвы.

– Ты же всё равно любишь меня, правда?

– Да, но это отвратительно.

– Хорошо. Я перестану, если ты, когда будешь убирать в следующий раз со стола, выбросишь остатки еды, а не оставишь её на тарелках.

Ария прищуривается и кивает.

– По рукам.

– Да ты этого не сделаешь.

– О боже, Уай! Ты и твоя мания уборки. – Ария барабанит по козырьку его кепки, надетой задом наперёд. – Почему у этой парочки стресс? Что натворила Гвен?

Уайетт пожимает плечами.

– Пейсли ему не сказала.

По какой-то причине меня это волнует так же сильно, как и Арию. Возможно, даже сильнее. Я ловлю себя на том, что выпрямляюсь и внимательнее прислушиваюсь к разговору. Мне понятно, почему. Мне не составляет труда читать окружающих. Большинство из них представляют собой несложное чтиво. Но вчера, встретив эту Гвен, она же Хейли Стейнфелд, я сразу понял, что тут особо не преуспею. Она непрозрачна. Говорит довольно сложно. Гвен – это своего рода Анна Каренина. Поначалу кажется, что прочитать её невозможно, но в то же время хочется это сделать во что бы то ни стало.

Уайетт прочищает горло.

– И вообще, Ария… ты бы не хотела попробовать более нейтрально отнестись к произошедшему между тобой и Гвен? Почему ты сразу предполагаешь, будто она что-то натворила?

Ария издаёт короткий смешок.

– Да ладно. Как будто Пейсли способна на поступок, который мог кому-то причинить боль.

Прежде чем Уайетт успевает ответить, моё любопытство берёт верх.

– А Гвен способна?

Мои собеседники переглядываются. Ария рассеянно облизывает нижнюю губу. Прячет глаза, уставясь в свою чашку, и явно колеблется.

– Гвен не так проста, – наконец произносит она.

Моё любопытство усиливается. Дайте же мне