Мы разобьёмся как лёд - Айла Даде

радость, моё безграничное счастье, и меня это раздражает.

– Что с тобой?

– Ты всегда такая скучная. Уходи, если хочешь.

Пейсли ошеломлённо смотрит на меня, пока продавщица старательно упаковывает мои новые вещи. Она прочищает горло.

– Четыре тысячи двести пятьдесят долларов, – прочистив горло, сообщает она.

Пейсли задыхается.

– Конечно. – Я достаю кредитную карту из кошелька. – Вот.

Продавщица смотрит на карту, как будто в ожидании, когда что-то пойдёт не так. Как будто опасается, что от долгого разглядывания та превратится в водительские права. Наконец продавщица прокатывает карту через терминал, и всё работает. С удивлённым выражением лица она протягивает мне пакеты.

– Спасибо большое за покупку и приходите к нам ещё.

– Конечно, – отвечаю я.

Оставив Пейсли в том же состоянии, я покидаю магазина, чтобы затеряться на вечеринке апре-ски. Вот они, краски фестиваля Холи. Я вижу их совершенно отчётливо. Взрыв ярких цветов – громкий, дикий и соблазнительный.

Вот она, вся в чёрном, раскрашивает моё сердце

Оскар

Аспен – полная противоположность Нью-Йорку. Единственная общая черта – это туристы, но даже они редко задерживаются в городе. Джорджия считает, что те, кто проводит здесь отпуск, чаще всего при деньгах и останавливаются в одном из роскошных горнолыжных отелей в горах. Это объясняет, почему так тихо, когда я добираюсь до центра. Солнце садится за гору Сноумасс, окрашивая её белые вершины в тёплые тона. Снег сыплется с одной из высоких елей, окаймляющих длинный ряд домов рядом с дорогой, и падает мне на плечо. Я наблюдаю, как хлопья теряют своё белое одеяние и превращаются в нежные звездочки, прежде чем растаять. Сейчас начало ноября, но Джорджия и Тимоти предупредили меня, что здесь не будет летнего рая, как в Хэмптонсе. Снегопад с октября по май – обычное явление. Иногда он начинается уже в сентябре и заканчивается только в июне. Это меня не тревожит. Я всегда считал себя любителем зимы.

Когда на улице холодно, сердца теплеют. Не только мир начинает светиться, но и люди тоже. Понятия не имею, что это за волшебство, но внезапно вы превращаетесь в любящего, заботливого и очень чуткого человека. Как будто эмоции окружающих витают в воздухе, распространяя немного покоя там, где раньше его не наблюдалось. Как будто снег окутывает мир самыми яркими красками.

По широкой дороге сейчас не ездят машины. Белый покров не тронут, а местность практически безлюдна. От дыхания перед лицом образуются плотные облачка. Выйдя на середину улицы, я прячу руки в карманы пальто и позволяю атмосфере этого города проникнуть в меня, впитываю в себя его гармонию и питаю ей свои клетки, которые в прошлом ежедневно отравлялись Бронксом. Придёт время, когда я полностью исцелю их. Придёт время, когда я позволю себе поверить, что всё здесь на самом деле. Не сон, не видение и тем более не розыгрыш.

Всё для тебя, Оскар. Всё по-настоящему.

Здания слева и справа от меня тянутся к подножию горы Ред, чьи склоны покрыты заснеженными елями. Она чем-то напоминает защитный вал, вершиной устремляясь высоко в небо, чтобы поцеловать белые облака. Свет, льющийся на улицу из витрин магазинов и жилых домов, окрашивает город в золотистые тона. Голые ветки деревьев, машины, фонари, ступеньки перед магазинами, велосипеды – всё окутано белым покрывалом и выглядит, как на открытке. Меня настолько захватывает счастье этого маленького городка, что я просто стою и улыбаюсь. По-другому, кажется, невозможно. Слишком здесь красиво.

Проваливаясь по щиколотку, я пробираюсь через снежную массу по краю дороги. Каждый мой шаг сопровождается хрустом. Звон колокольчика заставляет меня поднять взгляд, когда рядом со мной распахивается дверь. Пожилая пара выходит из магазина, откуда доносится такой божественный аромат, что у меня начинают течь слюнки. Здесь пахнет корицей и ванилью, сахаром и клубникой, кофе и счастьем. Именно тем счастьем, которое царит в месте, наполненном теплом и чувством защищённости. Ноги начинают двигаться на автомате, и вот уже пожилая пара улыбается мне, когда я прохожу мимо них и ловлю дверь, прежде чем та успевает захлопнуться.

Внутри кондитерская выглядит именно так, как я представлял себе гостиную моей бабушки, когда у меня в очередной раз появилась безнадёжная мечта стать частью семьи. Круглые столы и белые стулья, покрытые подушками для сидения с розовыми цветами, заполняют помещение. На двери красуется резная деревянная табличка со старомодным карикатурным изображением пухлых мужчины и женщины, которые сидят на горшке, а ниже белыми буквами размашистая надпись «Страна Пи-пи». Рядом к стене прислонён женский велосипед, покрытый розовым лаком, с кожаным креслом в деревенском стиле и плетёной корзиной на руле. В ней огромный букет цветов в кремовых и – какая неожиданность! – розовых тонах. Куда бы я ни посмотрел, цветы повсюду, они увивают даже белые полки в стиле шебби-шик за прилавком.

За самим прилавком стоит дряхлая женщина. И характеризуя её так, я имею в виду, что она действительно дряхлая. Вся её кожа в морщинах, но когда женщина улыбается мне, её глаза сияют так, что я не вижу ничего, кроме этих двух серых пуговиц. Ну разве что её светлые волосы, убранные под белый платок с рюшами.

Неуверенно приближаюсь к прилавку с большим количеством пирожных и выпечки под стеклянной витриной. Такое ощущение, что моё присутствие оскверняет царящее в кондитерской умиротворение. Очевидно, что я не вписываюсь в здешнюю атмосферу. Кажется, татуировки на моей коже буквально светятся, будто крича, что это место слишком яркое, слепит их. Эта полная идиллия не может быть частью нашего мира. Но внутри меня звучит и другой голос, который пытается помочь мне почувствовать себя по-другому. Он шепчет, что я мог бы начать делать этот мир своим, что расслоение общества – всего лишь иллюзия, которую мне внушило моё прошлое. Поскольку, давайте честно, татуировки – это нормально. Даже здесь, в Аспене, мне попадается множество людей, чья кожа украшена подобными произведениями искусства. И всё же не покидает чувство, что увековеченные на мне краской истории из прошлого отделяют меня от всей этой чистоты. Не знаю, какой из этих голосов прав, но стоит мне уловить запах корицы и сахара, этого достаточно, чтобы остаться.

– Здравствуй, мой дорогой, – приветствует дама сильным голосом, которого я никак не ожидал. – Что хорошего я могу сделать для тебя?

Я даже приоткрываю рот, блуждая взглядом по всей представленной выпечке. Каждое изделие выглядит идеально. Конечно, в Нью-Йорке бесчисленное множество пекарен, где продаются крутые кексы и всякие сладости, но я редко в них заходил. Если появлялись деньги, они шли на необходимые