Нарисованные шрамы - Нева Алтай

Рисунки по большей части абстрактные, похожие на те, что изображены по всей его руке. Что я не смогла заметить ранее, так это множество шрамов, которыми усеяна его грудь. Я кладу руку на один из трех на его правом боку. Они кажутся более свежими и прерывают поток черных рисунков.

– Это от бомбы в машине, – говорит он, лаская мою спину.

Я передвигаю руку влево и прикасаюсь к длинному тонкому шраму над его бедром.

– Поножовщина на мое шестнадцатилетие. Спор о политике, который зашел слишком далеко.

Затем я выбираю круглый шрам на левой стороне его живота и обвожу его пальцем.

– Пулевое ранение. Разногласия с Мендосой. Он равносилен пахану у мексиканцев. И в те времена все было немного сложнее. Это было больше десяти лет назад.

Я поднимаю на него глаза.

– Десять? Когда ты пришел на место предыдущего пахана?

– Двенадцать лет назад. Когда отец умер, я занял его место. Мне было двадцать три.

– Как это возможно? Ты был так молод.

– Я начал работать с отцом, когда мне было пятнадцать. Люди поддержали меня. – Он пожимает плечами, как будто это неудивительно. – Это было намного лучше, чем внутренняя война. Такое плохо для бизнеса.

Мой взгляд перемещается на его грудь, приходит понимание, насколько разные его мир и мой.

– Что случилось с Михаилом? С его глазом? – спрашиваю я.

Роман молчит несколько секунд, затем делает глубокий вдох и прижимает меня к себе.

– Случился мой отец.

– Боже мой. Он… сделал это с ним? Почему?

– Это долгая история, малыш. Долгая и ужасная история, и точно не то, о чем я хочу говорить в нашей постели. У тебя будут кошмары.

– Это настолько плохо?

– Нет. Намного хуже, чем ты могла бы представить, Нина.

Роман

Мой будильник звенит в семь. Я смотрю на Нину, которая спит у меня на груди, и мотаю головой. Я помню, что передвигал ее на подушки прошлой ночью, но она в какой-то момент решила опять залезть на меня.

Стараясь изо всех сил не разбудить, я снова перемещаю ее на простыню и накрываю одеялом обнаженное тело. Прошлой ночью мы занимались сексом три раза, поэтому она, наверное, будет отсыпаться.

Оставив поцелуй на ее плече, которое выглядывает из-под одеяла, я беру костыли там, где прислонил их к тумбочке, и начинаю готовиться к встрече с Уорреном.

Где-то в середине сеанса Уоррен хватает трость, которая неделю лежала на стуле в углу, и приносит ее мне.

– Давай немного попробуем это, – говорит он.

Я медленно спускаюсь с массажного стола и встаю, перенося вес на левую ногу, а правой рукой хватаясь за край стола.

– Мы начнем медленно, – продолжает он. – Пока всего пара шагов.

Я глубоко вдыхаю, беру трость в левую руку и расслабляю ту, которая крепко держалась за стол. Моя первая попытка неудачна. В тот момент, когда я поднимаю левую ногу, чтобы шагнуть вперед, жгучая боль простреливает правое колено так, что я почти спотыкаюсь.

– Распредели вес между тростью и ногой. И на этот раз попробуй шаг поменьше.

Это все еще приносит безумную боль, но становится немного лучше. У меня получается сделать всего четыре шага до тех пор, пока боль не становится невыносимой, и я вынужден сесть. Жалкое зрелище. У меня возникает желание ударить по чему-нибудь.

– Это было хорошо, мистер Петров, – говорит Уоррен.

Я поднимаю на него глаза.

– Если это было хорошо, что тогда «плохо»?

– Все абсолютно нормально. Вы переносите почти весь вес на вашу больную ногу впервые за четыре месяца. Сам факт того, что вы можете это сделать, многообещающий. Я думаю, что с сегодняшнего дня вам следует использовать костыли для предплечий.

Мое тело замирает.

– Мне они не нравятся.

– Почему? Они требуют некоторой практики, но их намного удобнее использовать.

– Потому что они выглядят… так, будто это навсегда. – Вот. Я сказал это вслух. Мой самый большой страх сейчас – то, что мое колено настолько раздолбано, что в итоге я буду ходить на костылях всю оставшуюся жизнь. С тростью я еще могу жить. Но не думаю, что смогу вынести костыли.

– Это не навсегда, мистер Петров. Однако они – намного лучший выбор для перехода на трость, чем подмышечные костыли, которыми вы пользовались до этого момента.

– Хорошо, – вздыхаю я. – Когда я смогу перестать пользоваться инвалидным креслом?

– Зависит от обстоятельств. Ваш прогресс намного лучше, чем ожидалось, и при достаточной практике через несколько недель у вас должно получаться обходиться только костылями для предплечий. Но вам не следует отказываться от инвалидного кресла. Оно вам понадобится, когда мы начнем практиковаться с тростью более интенсивно. Эти сеансы дадут значительную нагрузку на ваше колено, и было бы лучше использовать кресло в последующий час или два.

– Только доведи меня до проклятой трости, Уоррен. Мне все равно, что для этого надо, только доведи меня до нее.

– Доведу, мистер Петров. А сейчас давайте попробуем костыли для предплечий, хорошо?

Нина

Сеанс физиотерапии прошел неудачно. Один взгляд на лицо Романа, когда тот вернулся, рассказал мне достаточно, и за все утро он не произнес ни слова.

Я беру пустую тарелку, которую использовала под хлопья, и иду на кухню, чтобы положить ее в раковину. Наполнив миску Брандо, я подхожу и встаю рядом с Романом.

– Я думала, – говорю я как бы между делом, наблюдая за тем, как он выжимает апельсин, – может быть, мне стоит присоединиться к тебе завтра, когда ты будешь тренироваться.

Когда Роман не встречается с физиотерапевтом, он два часа тренируется, а если у него есть терапия, то он тренируется как минимум один час после нее. Парень серьезно помешан.

– Конечно. – Он пожимает плечами и начинает разливать сок в стаканы. – Чем ты хочешь заниматься? Беговой дорожкой?

– Я думала о поднятии тяжестей.

Его рука замирает в процессе наливания сока, и он смотрит на меня с недоверчивым лицом, пристально разглядывая мои несуществующие мышцы в руках.

– Поднятие тяжестей?

– Ага.

– Хорошо. – Он разражается смехом, и хотя я пытаюсь сделать вид, что обижена, про себя улыбаюсь. Его смех намного лучше, чем раздраженное лицо.

– Что? Это популярно. Моя лента в соцсети полна селфи девушек в спортзале. Говорят, поднятие тяжестей творит чудеса с ягодичными мышцами. Может быть, я могла бы сделать несколько фото или даже видео и тоже их выложить. Мне нравятся эти эластичные неоновые костюмы, и…

В следующее мгновение я уже сижу на стойке перед Романом, который держит мой подбородок между пальцами и зло смотрит на меня.

– Никаких селфи в эластичной одежде.

– О, не будь такой злюкой. Все их постят.

– Моя жена – не все.

Черт! Я таю внутри каждый раз, когда он меня так называет. И втайне люблю его ревнивую жилку. Это так мило. Я наклоняюсь и распрямляю воротник его рубашки, затем провожу пальцами по его слегка мокрым волосам.

– Ты пугающе сексуальный мужчина, Роман.

Он прерывает зрительный контакт, переведя взгляд на стакан с соком.

– Даже с костылями?

Да, тот сеанс физиотерапии точно прошел плохо.

– Даже с костылями, Роман. – Я целую его и стараюсь совсем немного прикусить его нижнюю губу. – Что сказал Уоррен?

– Что у меня все охренительно прекрасно. – Из того, как он стискивает зубы и насколько побелели костяшки у него на руках, оттого что он сильно сжимает костыли, следует, что их мнения сильно различаются. – Мне надо идти. Вернусь к ужину. – Он целует меня в лоб и уходит.

Ему больно. И у меня в груди это тоже вызывает боль.

Я долго сижу на стойке после его ухода, смотря в пол.

– Отлично, – бормочу я себе. – Просто отлично.

Глава русского криминального синдиката. Наркоторговец. Убийца. И я умудрилась влюбиться в него. Кто-нибудь, пожалуйста, заприте меня в психушке, потому что, по-видимому, там мне самое место.

Глава 11

Роман

Я осматриваю заброшенную фабрику, которую мы иногда используем для заключения сделок, и разражаюсь проклятиями. Три мертвых тела лежат распростертыми на полу, у каждого