Глаза урагана. Том I. Другая музыка - Demi Urtch

ведь рос в Тарис.

— А ты мечтал когда-нибудь, чтоб у тебя знаки были? — То ли налюбовавшись, то ли просто замёрзнув, Энис наконец прячет руку в не по размеру длинном рукаве.

Стоит ли озвучивать то, что Фирмин думал в храме во время ритуала?

Поглядев по сторонам, — шагах в пяти впереди Корин шумно рассказывает какую-то глупую историю и громко гогочет, — он решает, что не стоит. Совсем не тот фон для таких рассуждений.

— Нет, — отвечает просто.

— А я мечтал. Чтоб вот тут был. — Энис прикладывает руку к правой стороне груди.

— Лекарский? — на всякий случай уточняет Фирмин — вдруг Энис путает стороны.

— Ага.

— Ты… мечтал лечить людей?

Энис пожимает плечами.

— Людей, себя. Удобно же.

— Удобно, — эхом отзывается Фирмин.

Энис всегда восхищается тем, как он, Фирмин, играет. И несколько раз говорил об отце — именно как о музыканте, хорошем музыканте. Но, если подумать, Фирмин не уверен, что Энису самому нравится играть. Почему он пришёл в пансион? Пойти по стопам отца, вроде как продолжить его дело? Или, может, просто потому что так сказала его мать. Он всё время упоминает мать.

Или, может, Энис тоже мечтает о комнатах с обитыми бархатом креслами?

Но почему-то вдруг кажется, что, как бы то ни было, Энис не понял бы его размышлений о знаках и музыке. И эта мысль неожиданно задевает.

Зато Фирмина наверняка понял бы этт Арман.

Позади слышатся смешки, а потом кто-то резко проталкивается между Фирмином и Энисом, пробегает вперёд, продолжая петлять меж людьми. За ним устремляется ещё один.

— С дор-роги, — рычит над ухом.

Энис падает в снег, неловко взмахнув рукой.

Арно — Фирмин узнал по голосу, — не оборачиваясь, продолжает догонять кого-то.

Фирмин угрюмо смотрит ему вслед, потом, опомнившись, быстро подаёт Энису руку. Помогает отряхнуться.

— Ты как?

— Ничего. — Энис дёргает плечом, будто отмахивается.

Он правда выглядит не слишком расстроенным, только первым делом тревожно проверяет знак на руке — и совсем успокаивается.

Остаток пути проходит без происшествий.

В пансион все вваливаются порядком замёрзшие. Сыплют снегом с обуви и переговариваются, все сразу. Раздражает. Некоторые обсуждают девчонку из храма и её костлявую спину.

— Я схожу отдам платок, пойдёшь со мной? — шепчет Энис на ухо.

Фирмин едва слышит его.

— Н-нет, — отвечает, сам не зная, почему. — Сходи сам.

— А… — Энис расстроенно опускает плечи. — Ладно.

Медлит ещё немного, будто в надежде, что Фирмин передумает. Потом разворачивается и быстро скрывается за спинами.

Оставив верхнюю одежду, Фирмин медленно поднимается к себе, сначала в компании ещё пары десятков пансионеров, потом, пройдя самый заселённый этаж, — почти в одиночестве.

Внизу слышна суета. Скоро всех позовут в столовую. Можно было б и не подниматься, посидеть где-нибудь на первом этаже, чтоб лишний раз не ходить по лестнице.

Можно было бы пойти с Энисом. Почему он отказался? Потому что внезапно понял, как не близки были бы Энису его мысли, и почувствовал себя одиноким? Что ж, с самого начала было ясно, насколько они разные. Но, в отличие от других, Энис с вниманием слушал всё, что Фирмин говорил. Не понимал половину, но слушал и восторгался.

«Фирмин, ты же умный».

Энис не любит ходить по пансиону один. Поначалу Фирмину казалось, что он не может разобраться в хитросплетениях коридоров. А точнее — просто из тех, кто блудит в трёх соснах.

«Гораздо умнее меня».

На самом деле, наверное, Энису просто не нравится оставаться в одиночестве. А ещё он всё время робеет и стесняется, и наверняка не хотел идти к Рени без поддержки.

Но Фирмин тоже не хочет идти сейчас к Рени! Видеть её юбки и заколки. И то, как она улыбается. Почему Фирмин должен?

В раздражении он совсем перестаёт смотреть под ноги, и это ошибка: ступени снова ускользают куда-то. Фирмин изо всех сил цепляется за перила, но всё равно больно ударяется коленкой.

Поднимается, сцепив зубы.

«Всё эти ступеньки… круглые».

Резко разворачивается — хоть осталось совсем чуть-чуть до его этажа — и начинает спускаться.

Ладно, к Рени Энис, наверное, уже зашёл сам, но Фирмин, по крайней мере, застанет его на обратном пути. Предложит подождать внизу. Они могут сесть, например, у лестницы, если будет не занято, и поговорить о… Фирмин ещё не придумал, о чём-нибудь!

Эниса действительно удаётся застать в коридоре. Едва свернув, Фирмин примечает его по тёмным волосам и хочет окликнуть. Но потом понимает, что Энис говорит с кем-то, и почему-то отступает назад, за угол.

Разговор отсюда хорошо слышно.

— Почему ты был в чужом платке? — это звучит так, будто вопрос долго подбирался в неловкой тишине.

А ещё Фирмин узнаёт голос — Фелисьен.

— Почему ты спрашиваешь? — в таком же тоне и тоже с промедлением спрашивает Энис.

— Просто любопытно.

— Просто…

Они снова молчат, как Фирмину кажется — напряжённо.

— Ладно, — сдаётся Фелисьен. — Меня не было, когда они взяли твой платок, но я потом слышал, как они об этом говорили. Я уже не мог ничего сделать, прости.

— Я не ждал, что ты что-то сделаешь.

Фирмин слышит, как Фелисьен вздыхает.

— Хочешь, я отдам тебе свой платок?

— Зачем?

— Мне меньше достанется, чем тебе, если потеряю.

— Нет. Зачем тебе отдавать мне платок?

— Ладно, — снова, помолчав, повторяет Фелисьен. — Отдай мне свои серёжки. Пожалуйста! Тебе они всё равно только мешают, ты с ними как белая ворона.

— Я и без них.

— Да. Но мне очень надо.

— Зачем? Для Дами?

— Откуда знаешь?

— Кольцо не носит. Проиграл?

Пауза.

— Да. Он… увлёкся, зря поставил. Но ему нельзя без кольца возвращаться, ему отец голову открутит! Надо выкупить! Пожалуйста, дай серёжки!

Голос Фелисьена звучит правда взволнованно и умоляюще. Фирмин, наверное, ещё не слышал его таким.

— Твой платок столько не стоит, — наконец говорит Энис и кажется усталым.

— Хорошо. Тогда что? У меня нет совсем ценного, но если что-то надо…

— Если я дам серёжки, будешь со мной дружить? — перебивает Энис. — Как с Матео. Чтобы никто меня не трогал.

Ах вот как! Ну да. А Фирмин-то гадал, понимает ли Энис, что дружба с ним — вариант не лучший.

Он стискивает кулаки.

— Почему ты не попросишь Фирмина? Пусть замолвит словечко перед Арманом, — это имя, названное без должного обращения, жутко царапает слух. — Он знаешь как лютовал, когда Фирмину пытались объяснить, почему не надо так задирать нос? Как думаешь, почему он может говорить обо всех гадости, а его и пальцем не трогают?

Ха!

Фирмин бессильно сжимает и разжимает пальцы.

Ну конечно! Фирмин говорил о них гадости — а они, выходит,