Червь-4 - Антон Лагутин

споры и громогласные заявление. Глаза у меня далеко не молодого орла, сразу и не понять, что там происходит. Но чем ближе я подходил, тем картинка становилась яснее.

С десяток мужчин сидели вокруг огромного костра. Яркое пламя поднималось ввысь на пару метров, выпуская в небо сотни крохотных искр. Мужчины были в обычных кожаных доспеха. У каждого на ногах лежал обычный меч, поблёскивающий сталью в свете огня. И таких компашек раскинулось по всему полю около дюжины. Борис организовал достойную защиту. Пунктирная линия из огня отгораживала лес от деревни.

Меня заметили быстро. Один из мужчин схватился за меч, резко подорвался с земли и побежал в мою сторону, не забыв прихватить с собой факел. Меня он не испугался. Это была обычная проверка. Как только факел осветил моё лицо, воин замер. Суровый взгляд сменился добродушием. Он даже слова не обронил. Ничего не спросил. Лишь кивнул и сразу же вернулся к своим друганам. Все на взводе.

Нервозность повисла в воздухе густым туманом.

По освещённой дороге я дошёл до главных ворот. Висящие на створках два огромных факела били ярким светом на кожаные шлема двух стражников. Пока один мерно сопел, привалившись спиной к забору, второй тем временем внимательно оглядывал поляну. Его глаза медленно прыгали от одного костра к другому, высматривая сидящих там людей. Он был чертовски внимателен, его подбородок безмолвно двигался, словно он что-то подсчитывал в уме. На меня он не обратил внимания, даже когда я встал рядом. Он знал, что я приближаюсь, и всё равно продолжал сканировать поле. Видимо, я пришёл с той стороны, откуда никто не ждал беды.

Я кашлянул.

Не отрывая взгляда от поля, стражник вытянул древко копья и кончиком ударил в плечо спящего напарника.

— Дарин, — гаркнул он, — открой ворота!

Напарник с трудом разлепил веки. Глянул на меня уставшими глазами. Возможно, он проклинал меня, что я вот именно сейчас взял и нарисовался у него перед носом, и теперь из-за меня ему пришлось прервать свой сладкий сон. Но согласись: уж лучше я, чем армия «труперсов».

Этот сонный распиздяй с трудом встал на ноги. Нырнул в узкую калитку в воротах, а через секунду раздался грохот деревянных засов. Одна из воротин отварилась с жутким крипом. Хоть я и напряг людей, но сервис оказали мне отменный. Мне даже не пришлось спрыгивать с лошади. Стражник принял вожжи из моих рук и завёл нас внутрь.

Деревня словно вымерла. Гробовая тишина, лишь пугающий треск сверчков и фырканье лошадей. Я осмотрел тёмные улицы. Из источников света — блеск луны на гладкой брусчатке и тусклый огонёк свечей в редких окнах местных домов.

— Слезай, — кинул мне стражник.

— Даже руки не подашь?

Вдоль высокого частокола тянулся коновязь. Он помог мне слезть с лошади, а затем пробубнил, что о своей кобыле я могу не беспокоиться. На том и порешали. Я хотел спросить у него, где мне найти Бориса, но поток мыслей, выплёскивающийся из разума Эдгарса опередили язык. Я точно знал, где мне искать ублюдка. Он у себя. И больше нигде быть и не может!

По еле освещённой улице я направился в уже знакомый мне дом — так называемая штаб-квартира «кожагонов». На пути — ни души. И тишина, нарушаемая редким гавканьем собак, когда я прохожу мимо домов.

Без труда я нашёл нужный мне дом. Яркий свет валил из всех окон. В последний раз, когда я здесь был, жизнь била ключом, изрыгая вопли и громкий смех из всех щелей. А что сейчас? Да нихуя! Прям тишь да гладь.

Мне вдруг стало не по себе, резко поплохело.

Мои Наполеоновские планы показались мне сомнительной затеей. Захотелось уйти, убежать прочь, но я быстро подавил приступ паники. Я что, зря проделал этот путь? Да и как только я вспомнил, как Борис ударил меня мечом, как наставил на меня палец и обозвал подстилкой для «труперсов», я нашёл в себе силы успокоиться и схватиться за дверную ручку. Только отварив чуть дверь, из узкой щёлочки вырвались мужские голоса. Один из них — самый громкий и самый ярый — я сразу же узнал. Борис.

Зайдя внутрь, окинул помещение взглядом. От тяжёлого запаха пота заслезились глаза и сбилось дыхание, но это мне не помешало увидеть его. Там, в самом центре огромного зала, накрытый одеялом света сотни свечей, воздев руки к потолку стоял Борис. Два десятка мужчин окружили его плотным кольцом и жадно впитывали каждое произнесённое слово. Ему словно организовали целую сцену для сольного выступления — столы и стулья сдвинули вдоль стен, вычистив центр зала от всего лишнего.

Борис рукоплескал. Выкрикивал слова, обращаясь к каждому. Курил и брызгал слюной.

Пора заканчивать этот ебаный цирк.

Я двинул прямо к нему.

Глава 8

Какая же унылая тут обстановка. Никакого веселья. Больше всего печалит полное отсутствие запаха алкоголя. Мужики собрались на сухую перетереть важные вещи? Бред…

Пробираясь сквозь густой туман пота, я подошёл к компании мужчин. Их огромные тела плотно сгрудились в кольцо, окружив своего военачальника. Борис, словно огромный цирковой медведь кружил внутри импровизированного манежа. Он подходил к каждому мужчине, заглядывал в их сосредоточенные глаза, тыкал пальцем в широкие груди, облепленные влажными от пота рубахами.

— Это наш последний шанс! — вопит Борис. — Мы соберём всех! Каждому выдадим оружие!

В свете свечей его седые волосы переливались серебром. Кто-то выкрикнул из кольца:

— Нам не хватит на всех оружия!

— Хватит, — Борис подлетел к нему, схватил за рубаху и начал трясти. — У нас склады переполнены мечами и копьями! Этого хватит!

— Но против «труперсов» они не помогут!

— Против этих выродков уже никакое оружие нам не поможет! — за голосом Бориса следовало эхо, глухо раскатываясь по огромному залу.

Под мужской гул Борис отступает в центр манежа. Его лицо напряжено, губы жмутся от злости и безысходности. На кожаном поясе болтаются ножны с торчащим эфесом, сделанным из человеческой ладони. Пальцы мертвеца застыли в вечном рукопожатии. Борис резко выдёргивает меч. Три десятка глаз устремляются на уродливое лезвие, с которым явно случилось что-то плохое.

— Видите⁈

Меч Бориса больше не выглядит внушительным и устрашающим. С таким стыдно будет вести людей на завоевания земель или покорения городов. Лезвие было обломано, потеряв добрую половину. Этому огрызку самое место на свалке. Другой бы не рискнул раскрывать свои проигрышные карты, но Борис был уверен в себе