Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

уже думала только про линию бедра, неиспорченную плебейским бельём, да про золотистый хвостик внизу трандуиловой спины, да как давно мы не были вместе. Мда, а ведь ночь назад всё было иначе… Поразилась силе похоти, смутилась, но король очень так знающе заверил, что всё нормально, привыкну — дескать, мужчины и всегда так живут, и ничего. Пока переваривала его двусмысленность, он, похоже, помог придремать, и оклемалась я только во время остановки.

В моём старом мире иногда саркастически говорили про женщину, допустившую грубую ошибку по невнимательности, что она-де в это время «думала о хуях». Ничем, кроме этого вульгарного выражения, не могу охарактеризовать свою тогдашнюю заторможенность.

Очнулась, когда за скалой взревело и загрохотало.

Время сжалось в миг, вместивший:

стрелы, остановленные Рутриром в полёте — переведя взгляд, поняла, что стреляли в него свои, но никак это интерпретировать не успела;

возникшего смазанной тенью Трандуила, рассёкшего шамана наискось через грудину — я с трудом уловила, что удар вообще был, чувствуя, как проваливаюсь куда-то.

* * *

Очнулась на болоте. Уши резало от пронзительного верещания каких-то… лягушек? Они были голубенькие, сидели кругом и пытались подпрыгать поближе. Похоже, интересовались мною, как едой. Нами, точнее. Рядом, также утопая в вонючей жиже по щиколотку, да ещё и согнувшись, стоял Рутрир. Лягушек он отогнал мановением руки. Те живо утеряли наступательный порыв, но заверещали ещё пронзительней.

Жаркий, липкий, дышащий испарениями ветер дохнул в лицо. Это была не Арда. Не то время года, чуждые запахи — и общее ощущение, что ударили пыльным мешком из-за угла: очевидно, реакция на моментальное перемещение.

Обернулась на Рутрира: тот, разогнувшись на секунду разогнать лягушек, снова согнулся и так стоял, тяжело дыша. Ему явно было худо и без моих вопросов. Ноги потихоньку увязали глубже и стоять здесь точно не стоило. С чавканьем выдралась, шагнула в сторону и осмотрелась: бурая жижа с торчащими листочками, оконца воды с трясущейся на поверхности ряской; местами бодрые кочки с живописными фонтанами какой-то осоки, цветущей розовато-серым пухом. Неоново-голубые милые лягушечки. Мне показалось, что в агрессивно разевающихся ротиках торчали острые клычочки, но приближаться с целью рассмотреть точно не стоило. Простиралось это раздолье, покуда видит глаз. Попробовала ступить ещё — и провалилась по колено. С трудом выбралась обратно и встала рядом с шаманом. Ладно, подожду, пока он продышится. Ведь продышится же? На куски вроде бы не разваливается. Хотя должен бы. Мне показалось, Трандуил ударил его мечом.

Ступила в другую сторону — под ногам подозрительно пружинило, как будто я шла по неверному сплетению корней, а внизу ждала бездонная жидкая грязь. Шагнула ещё — трясина там, где из неё торчали листочки, держала человеческий вес. Далеко прошагать не получилось: горло вдруг сдавило и меня дёрнуло назад, как собаку на сворке. Изумлённо, с гневом оглянулась — Рутрир уже выпрямился и спокойно смотрел на меня:

— Поговорим?

Перетрусила. Сейчас я уже не побаивалась — боялась. Не представляла, чего ждать от угрюмого, и, похоже, озлобленного шамана. Чем я ему насолила? Ну, сейчас, похоже, узнаю.

— Не трясись, прекрасная, — он вдруг совершенно неожиданно расцвёл, заулыбался, став ужасным образом похож на Ганконера. Или это Ганконер похож на него мимикой. Неудивительно, но ужасно. Как если бы коряга начала улыбаться и разговаривать, да ещё демонстрировать схожесть с кем-то близким.

Затаив дыхание и, начиная что-то понимать, наблюдала, как, не шевельнув ни единым мускулом, Рутрир поднялся из болота — так, как будто это оно его поднимало. От его дрожи и тяжёлого дыхания не осталось и следа. Глаза засияли, став молодыми и очень страшными, лицо ожило. На меня смотрел, я бы сказала, великолепный мерзавец в расцвете сил, юности и подлости:

— О майа, всё-таки есть удовольствие в том, чтобы быть собой… — он даже в плечах как будто раздался, беззаботно потянувшись. Ухмыльнулся: — ну как тебе?

В ответ я только и могла, что хрипло каркнуть:

— Слов нет.

Он разулыбался в ответ:

— Ну ничего, слова придут… со временем, — и самодовольно сообщил: — всё твоё время теперь моё.

Подавила ужас узнавания — и фразы-то Ганконера. А удивляться не приходится. Отец же. Названый. Конечно, есть сходство.

С достоинством, стараясь не блеять, сообщила вещь, в общем-то, не новую:

— Мы родственники. Я мать вашего внука, эру Рутрир.

Он молодо, весело расхохотался. Отсмеявшись, сказал, ещё пофыркивая:

— Владыку подобное родство не остановило. Уверяю, я ничем не лучше. К тому же, думаю, после обряда принесения самого себя в жертву и низвержения в адские пустоши всё, что осталось от моего воспитанника — это любовь к тебе. Владыка Тьмы не мой сын.

Едко подумалось, что ну надо же, как он хорошо себя понимает, а Ганконера, похоже, не очень — но я, конечно, смолчала.

С ещё большим ужасом подумала, что вот, два года назад, когда я появилась в Арде, ради моей безопасности шаман надел Корону Духов, от ношения которой можно было сойти с ума. И, похоже, это произошло. Осторожно спросила. Он только отмахнулся:

— Я здоров, как тыква, — и, слегка помрачнев, добавил, — был до сегодняшнего дня. Пока этот мерзавец меня мечом не достал. Всё-таки заподозрил в последний момент, вернулся проверить… и ударил не Светом, а Тенью, мечом из мира духов. Разрубающим не только физическое тело, но калечащим и в ментальном плане. Но мне получше; думаю, к вечеру астральная рана затянется. — И, встряхнувшись, — пойдём, Блодьювидд. Не отставай, а то тебя тут лягушки съедят.

Подбодрив меня таким образом, Рутрир весьма жизнерадостно почавкал впереди.

* * *

Солнце палило. Было жарко в тёплом плаще, но Рутрир предупредил, что ночи тут холодные, и выбрасывать не советовал. Шёл бодро, и я, как могла, успевала следом. Сначала молчала, но пейзаж был так однообразен, что, несмотря на обстоятельства, стало скучно и тоскливо, и я спросила, куда мы идём. Похититель мой очень обрадовался вопросу и начал разливаться соловьём, не скрывая, похоже, почти ничего. Так, я узнала, что украсть меня он собирался прошлой ночью, но владыка спутал ему планы. Впрочем, он и рад:

— Рыжая гадюка очень помогла тебе. Но жаль, конечно, что он не умер, — и в весёлом голосе Рутрира прошелестели могильные шепотки и застарелая злоба, — ты так вступилась за него — даже Трандуил, было видно, перетрясся, не влюбилась ли. Эру Лисефиэль нравится дамам, — Рутрир гадко усмехнулся, и в течение получаса я узнала о рыжике много разного.

Что он таскался по Арде в составе дипмиссий, травя всех, кто мешал продвижению планов Трандуила, и был силён в этом. И кое в чём другом.