Николай I - Иона Ризнич

жертву: тот ли, который отвергал наследство отцовское под предлогом своей неспособности и который, раз на сие решившись, повторял только свою неизменную волю и остался в том положении, которое сам себе создал сходно всем своим желаниям, или тот, который вовсе не готовившийся на звание, на которое по порядку природы не имел никакого права, которому воля братняя была всегда тайной и который неожиданно в самое тяжелое время и в ужасных обстоятельствах должен был жертвовать всем, что ему было дорого, дабы покориться воле другого? Участь страшная, и смею думать и ныне, после 10 лет, что жертва моя была в моральном, в справедливом смысле гораздо тягче».

Возражать матери Николай был не приучен, но согласно его собственным воспоминаниям он произнес:

– Прежде чем я преклонюсь, позвольте мне, матушка, узнать, почему я это должен сделать, ибо не знаю, чья из двух жертв больше: того ли, кто отказывается, или того, кто принимает при подобных обстоятельствах.

Что ответила сыну Мария Федоровна, осталось неизвестным.

Потянулись томительные дни. Михаил Павлович покинул столицу. Из всех братьев только Николай Павлович оставался в Петербурге. К Константину еще раз отправили курьера в надежде добиться от него манифеста, обращения к народу. Увы, это было тщетно. Тогда 11 декабря решено было опубликовать Манифест, составленный Николаем Павловичем, завещание Александра I, письмо к нему Константина Павловича с отречением, написанное еще в 1822 году, и два его письма, написанные только что – к императрице Марии Федоровне и к Николаю Павловичу как к императору. Это и было сделано.

Накануне восстания

В один из декабрьских дней Николая Павловича разбудили в шесть часов утра: прибыл полковник Фредерикс с ценным пакетом от генерала Дибича, начальника Главного штаба. Пакет был адресован в собственные руки императору. Николай колебался: «вскрыть пакет на имя императора – был поступок столь отважный, что решиться на сие казалось мне последнею крайностью», – объяснял он. И все же пакет был вскрыт. В нем содержались сведения о заговоре, распространившемся чрез всю империю. Прочитав это письмо, Николай пришел в ужас: «…только тогда почувствовал я всю тяжесть своей участи», – писал он.

Северное общество с центром в Петербурге и Южное общество с центром в Киеве. Членами обоих обществ были не какие-то отщепенцы, а люди, близкие к власти. Люди военные, чьим долгом была защита российской государственности, теперь решили посягнуть на нее.

С членами Северного общества великий князь чуть ли не ежедневно встречался по службе, а с некоторыми даже в залах Зимнего дворца.

Таким был князь Сергей Петрович Трубецкой, старший офицер Генерального штаба, умнейший и образованный человек, участник войны 1812 года, имевший множество наград. Он принимал самое активное участие в деятельности тайного общества, охотно брал на себя организационную работу, но был осторожен, не одобрял радикальные шаги, опасность народного бунта пугала его, а предположение, что кто-нибудь сочтет его «Робеспьером», приводило в ужас. 14 декабря 1825 года он не пришел на площадь.

Кондратий Федорович Рылеев был известным поэтом, блиставшим в петербургских салонах. Только недавно вышел сборник его стихов «Думы», с энтузиазмом воспринятый публикой и критиками.

Лично знаком с Николаем Павловичем был Никита Михайлович Муравьев, капитан Гвардейского Генерального штаба. Он вырос в семье, приближенной ко двору: его отец был одним из воспитателей великих князей Александра и Константина. Никита Муравьев был студентом Московского университета, прекрасно знал историю, много читал, изучил пять европейских языков, владел древними языками – латинским и греческим.

Видную роль в «Союзе благоденствия» играл двадцатичетырехлетний полковник генерального штаба Александр Николаевич Муравьев, старший сын известного ученого, генерал-майора Муравьева, математика и агронома.

Братья Муравьевы-Апостолы – Матвей и Сергей – были детьми русского посланника в Испании и воспитывались в Париже. Мать скрывала от сыновей, что в России существует крепостное право, фактически рабство, и оба подростка были потрясены, когда узнали о нем, приехав в Россию. Оба они мечтали послужить Родине, оба прошли через войну с Наполеоном.

Двадцатилетний подпоручик лейб-гвардии Семеновского полка Иван Дмитриевич Якушкин был участником войны с Наполеоном, Бородинской битвы, заграничных походов.

В числе декабристов был и Михаил Федорович Орлов, чей брат Алексей служил личным адъютантом великого князя Константина Павловича и 14 декабря ходил в атаку на каре восставших. Сам Михаил Орлов был близко знаком с Николаем Павловичем.

Участником заговора был и один из сыновей Андрея Карловича Шторха – учителя великих князей Николая и Михаила.

Примечательно, что так как заговор был довольно разветвленным, то в него были вовлечены и те гвардейцы, что стояли на карауле в Зимнем дворце. Некоторые из них знали о планах цареубийства, однако никто из них не решился выступить самостоятельно и нанести какой-либо вред царствующей семье.

О том, насколько были у всех, а главное – у самого Николая, в те дни напряжены нервы, говорит следующий эпизод, описанный декабристом Михаилом Александровичем Бестужевым. Случилось это в пятницу, 11 декабря: часовые, стоявшие у дверей спальни Николая Павловича, сменяясь, нечаянно скрестились ружьями, и железо резко звякнуло. «Почти в то же мгновение полуотворилась дверь, и в отверстии показалось бледное, испуганное лицо великого князя.

– Что это значит? Что случилось? Кто тут? – спрашивал он дрожащим голосом.

– Караульный капитан, ваше высочество, – отвечал я.

– А, это ты, Бестужев! Что там такое?

– Ничего, ваше высочество, часовые при смене сцепились ружьями…

– И только? Ну, если что случится, то ты дай мне тотчас знать, – и он скрылся».

Три дня спустя Михаил Бестужев выведет на Сенатскую площадь 3-ю роту Московского полка. Затем будет арестован и отправлен в Петропавловскую крепость, а после – на каторгу.

13 декабря Государственный совет собрался в большом покое Зимнего дворца. В половине одиннадцатого к членам совета вышел великий князь Николай Павлович.

– Я выполняю волю брата Константина Павловича, – заявил Николай и начал читать манифест о своем восшествии на престол.

Все члены совета слушали очень внимательно, а по окончании чтения низко ему поклонились.

На 14 декабря 1825 года была назначена вторая присяга – «переприсяга». «Город казался тих», – писал Николай, но эта тишина была обманчива. Заговорщики готовились выступать.

14 декабря

Утром повторная присяга началась. Собрались Синод и Сенат, приехал граф Орлов с известием, что его полк присягу принял, вслед за ним генерал-майор Сухозанет отрапортовал, что присягнула гвардейская артиллерия, однако в конной артиллерии начались волнения, и несколько офицеров было арестовано. Они требовали подтверждения того, что Константин добровольно отказывается от престола. В это время как раз приехал Михаил Павлович и отправился успокаивать «заблудших» офицеров.

И тут во дворец явился генерал-майор Нейдгарт, начальник штаба Гвардейского корпуса, и объявил, что Московский полк восстал, что его командиры тяжело ранены, а мятежники идут к Сенату.

Нужно было