Николай I - Иона Ризнич

человек, который сегодня отдает мне честь с ружьем в руках, завтра идет на смерть за меня!»

Увы, очень скоро ему придется признать, как жестоко он обманулся!

Покамест Николай принялся активно исправлять нарушения. Будучи от природы далеко не глупым человеком, он не мог не отметить, сколь широко распространилось среди офицеров вольнодумство, которое проявлялось в отступлениях от правил, от формы… Николай писал: «И без того уже расстроенный трехгодичным походом порядок совершенно разрушился»; он негодовал: «…позволена была офицерам носка фраков» – и искренне возмущался: «Было время (поверит ли кто сему!), что офицеры езжали на ученье во фраках, накинув шинель и надев форменную шляпу!»

Таковы были особенности мышления Николая Павловича: он сначала видел форму, а потом уже содержание. Из внешних отступлений от формы он делал вывод о том, что и «сердцевина» подгнила. Николай писал: «Подчиненность исчезла и сохранилась только во фронте; уважение к начальникам исчезло совершенно, и служба была одно слово, ибо не было ни правил, ни порядка, а все делалось совершенно произвольно и как бы поневоле, дабы только жить со дня на день». Такое положение дел он называл «военным распутством», с которым, по его мнению, было необходимо самым решительным образом бороться.

Несмотря на молодость, будущий император сумел выделить среди офицеров тех, от кого исходила наибольшая опасность: «Вскоре заметил я, что офицеры делились на три разбора: на искренно усердных и знающих; на добрых малых, но запущенных и оттого незнающих; и на решительно дурных, т. е. говорунов дерзких, ленивых и совершенно вредных; на сих-то последних налег я без милосердия и всячески старался от них избавиться, что мне и удавалось».

Что ж, некоторые из будущих декабристов вполне подходили под это определение. Петр Григорьевич Каховский явно относился к таким «дурным» офицерам. Он не раз «бывал в штрафах» за «разные шалости».

Декабрист Розен передал нам такие слова Николая Павловича: «Господа офицеры, займитесь службою, а не философией: я философов терпеть не могу, я всех философов в чахотку вгоню!» Под философами Николай, скорее всего, имел в виду членов офицерских обществ (артелей), занимавшихся изучением передовой западной философии – будущих декабристов. После окончания Наполеоновских войн в обществе стали происходить перемены. Русские офицеры привыкли принимать решения, от которых зависела судьба Отечества. Они ощутили себя вершителями истории. За время войны они многое повидали и многое узнали, а теперь всерьез задумались о том, что происходило на их родине.

Надо сказать, что по части управления государством Россия не могла быть отнесена к передовым странам. Монархия в России была абсолютной, то есть главенствующую роль играла воля правителя, а не законы. В законодательстве царил хаос, так как отсутствовал единый свод законов. Сменявшиеся друг за другом императоры издавали подчас противоречащие друг другу указы и манифесты, и порой чиновники – даже высокопоставленные – не знали, каким из этих документов руководствоваться. Окончательное решение всегда оставалось за царем – самодержцем всероссийским.

Существовало крепостное право – то есть более половины населения страны было лично несвободным и совершенно бесправным. Людей продавали и покупали, словно скот; к ним применяли жестокие физические наказания.

Многих просвещенных, думающих людей такое положение перестало устраивать. Они не могли не думать о том, как изменить существующее положение. Тогда и стали возникать ранние преддекабристские организации – офицерские артели: одна в Семеновском полку, другая среди офицеров Главного штаба («Священная артель»), Каменец-Подольский кружок, «Орден русских рыцарей» и чуть позже – «Союз спасения».

«Молодежь много читала, стали в полках заводить библиотеки, появились книги – сочинения Франклина, Фиранджиери, политическая экономия Сея[15]. Жадное до образования юношество толпилось в залах на публичных курсах, особенно у Гавриила Романовича Державина, где происходили чтения любителей русской словесности и где читали Крылов, Гнедич, Лобанов», – вспоминал будущий декабрист Николай Иванович Лорер.

В Петербурге самым активным образом действовали тайные общества – «Союз благоденствия» и «Союз спасения». Впрочем, «тайными» эти Союзы были чисто формально: их уставы были известны многим, даже императору Александру, считавшему все эти организации сущей безделицей. Это легко понять: в столице существовала масса всевозможных обществ, участники которых любили «поиграть» в секретность. Распространено было масонство. Уставы обоих Союзов на первый взгляд не отличались от обычных масонских: распространение «истинных правил нравственности и просвещения», помощь правительству в благих начинаниях и смягчение участи крепостных. Скрытых же целей, а тем более рассуждений о государственном перевороте и цареубийстве никто не ведал. Эти дела обсуждались лишь на заседаниях, куда были допущены избранные. Они считали нужным бороться за ликвидацию крепостного права и самодержавия, вместо которого предполагали ввести представительную форму правления в виде конституционной монархии. Обсуждая, каким именно образом должно ликвидировать самодержавие, заговорщики всерьез обсуждали не только цареубийство, но и ликвидацию всех членов семьи Романовых. Впрочем, большинство считало подобную жестокость нецелесообразной.

Конечно, Николай в ту пору еще не мог знать их планов, но о слишком уж вольном образе мыслей догадывался. Об удалении подобных вольнодумцев из полков он писал: «Но дело было сие нелегкое, ибо сии-то люди составляли как бы цепь чрез все полки и в обществе имели покровителей, коих сильное влияние оказывалось всякий раз теми нелепыми слухами и теми неприятностями, которыми удаление их из полков мне отплачивалось».

Неприятностей хватало. Надо признать, что за молодым великим князем офицеры следили очень пристально, не принимали его и порой старались самые незначительные его поступки преподнести как оскорбительные или ужасные. Мемуары декабристов изобилуют упоминаниями о том, что Николай был известен «грубостью обхождения с офицерами и жестокостью с солдатами» – так написал о нем Сергей Петрович Трубецкой, упомянув, впрочем, что если великому князю случалось слишком погорячиться, то после учений Николай не забывал извиниться.

Декабрист Лорер писал: «Оба великие князья, Николай и Михаил, получили бригады и тут же стали прилагать к делу вошедший в моду педантизм. В городе они ловили офицеров; за малейшее отступление от формы одежды, за надетую не по форме шляпу сажали на гауптвахты; по ночам посещали караульни и, если находили офицеров спящими, строго с них взыскивали… Приятности военного звания были отравлены, служба всем нам стала делаться невыносимою!» «Оба великих князя друг перед другом соперничали в ученье и мученье солдат», – дополняет Лорер.

Декабрист Андрей Евгеньевич Розен уже в ссылке, в Иркутске, вспоминал: «Его высочество был взыскателен по правилам дисциплины и потому, что сам не щадил себя».

То, что Николай Павлович перебарщивает с муштрой, понимали многие, даже люди, далекие от армии. Его любимая гувернантка Шарлотта Карловна однажды сказала ему: «Николай, Вы делаете глупости! Вас все ненавидят!»

Большую известность получила история с гвардейским капитаном Василием Сергеевичем Норовым, членом тайного общества. Норов был ненамного старше Николая