Пляска в степи - Виктория Богачева

пока живет он в тереме Ярослава да под его защитой, да по зимам в отроки не годится, он будет учить мальчишку как учат уму-разуму непослушных детей.

— Идем, Любава, — Звенислава поднялась с лавки и, протянув девочке руку, вывела ту из горницы.

Когда за ними закрылась дверь, девочка тревожно поглядела себе за спину — Желан остался наедине с ее батюшкой.

— Он же ни в чем не виноват, — она всхлипнула. — Это я все придумала! Я его уговорила! — она подняла голову, чтобы посмотреть Звениславе в глаза.

Грустная улыбка тронула ее губы. Она погладила девочку по растрепанной макушке и сказала.

— Он старший. И он князь — с него и спрос.

— Но он меня послушал! Меня!

— Так всегда и бывает, Любава, — голос Звениславы был тих и печален. — Набедокуришь ты, а отвечать за твои проступки будет другой. Ты вот, когда убегала, хоть помыслила, как наказали бы тетушку Бережану? Ведь она за тобой приглядывать должна. И с меня твой батюшка спросил бы — как же так, не уследила за княжной…

Не дослушав, Любава залилась горькими слезами и уткнулась лицом в поневу Звениславы, изо всех сил стиснув плотную ткань в кулачках.

— Я больше не буду… не буду… — ревела она, захлебываясь рыданиями.

Звенислава гладила ее по голове и грустно улыбалась. Конечно, непослушная княжна еще не раз и не два поставит весь терем с ног на уши своими шалостями. Но, быть может, чему-то нынче она научится.

Уже глубокой ночью, когда натерпевшаяся за день Яромира, дремала на своей лавке, к ней под теплое одеяло с ледяными ногами залезла запыхавшаяся Любава.

— Ты что, снова убежала? — младшая сестра проснулась и поглядела на старшую, сонно моргая.

— Желан сказал, что батюшка его не сильно наказал, — доверительным шепотом сообщила ей довольная Любава. — Давай спать, Яромирка, — она обняла ее и засопела, едва голова коснулась подушки.

— Все матушке расскажу, — на всякий случай пригрозила младшая и повыше натянула на себя одеяло. _____________________________________________ Ну что, мои дорогие! Остался лишь эпилог:)

Эпилог

В тереме уже вторую седмицу стояла страшная суета. Еще бы! Виданое ли дело — встречать сватов! Окромя сватов ждали и других гостей — поговаривали, что приедет и княгиня Любава Ярославна с мужем. Две зимы минуло с той поры, как покинула она отчий терем и отправилась в далекое степное княжество к Желану Некрасовичу, за которого была просватана совсем маленькой девчушкой. Еще болтали, что собралась навестить двухродную сестрицу и Рогнеда Некрасовна, которую в ладожском тереме не видали уж, почитай, восемь зим.

Потому Звенислава Вышатовна и покоя не ведала последние седмицы: столько всего подготовить требовалось: и для встречи сватов, и для гостей из родни. Под горячую руку княгине попадать не хотел никто, и терем опустел. Нынче суетились в нем токмо холопы да чернавки, а дети вместе с ладушкой-невестой старались перед глазами матери пореже мелькать. Особливо то касалось двух княжичей, которым княгиня и так уже многое воспретила, лишив привычных осенних забав: ни в поле на стогах не поваляться им теперь, ни искупаться в студеной водице, пока не воспретил старик-ведун, ни в лес на ночь глядя сбежать.

От такой несправедливости впору было взвыть, и княжичи побежали жаловаться отцу, но и тот был непреклонен: нечего матушку еще пуще тревожить, у нее и без их проказ забот предостаточно. А коли им занять себя нечем, так Ярослав им быстро дело найдет. Вот и пыхтели теперь на подворье, постигая ратную науку, Крутояр с Мстишей и утром, и вечером. Сперва под присмотром десятника Горазда, а после обеденной трапезы доставались им тумаки уже от воеводы Будимира.

Больше всех повезло маленькой княжне Гориславе — та, знай себе, ходила за матушкой, держалась за подол ее поневы и клала в рот вкуснючие медовые калачи.

Яромира же, встревоженная всеобщей суетой и взволнованная приездом сватов, сбежала ото всех под крыло воительницы Чеславы. Она уже зим шесть жила в отдельной избе, а не в клети при тереме: князь пожаловал после трудного похода, когда вывела она часть дружины из устроенной хазарами западни.

Время было к воительнице благосклонного, и прожитые зимы почти не сказались на ее лице — ему и так досталось немало шрамов. Лишь ранняя седина тронула негустую косицу, и появились в волосах первые седые пряди.

Раньше, еще совсем детьми, Любава и Яромира частенько прибегали к Чеславе, которая понемножку, с дозволения отца, учила их воинским премудростям. Но старшая сестра уже две зимы как княгиня в своем праве и живет далеконько от отчего терема, а нос высоко задирать задолго до того начала.

— Тебя бы отец за плохого жениха не отдал, — Чеслава, насмотревшись на перепуганную девку, у которой глаза от страха были размером с добрый щит, не выдержала и заговорила первой.

Она сидела на крыльце и прилаживала оперение стрелам. Подле ее ног на земле лежали наточенные ножи: князь прежде сватовства собирался с дорогими гостями на ловиту. Яромира примостилась совсем рядом, на поваленном бревне. Она прижималась лопатками к нагретому за долгий солнечный день деревянному срубу и теребила кончик длинной, толстой косы.

— Сын князя! Добрый выбор. Княгиней с ним станешь! — не дождавшись от нее ни слова, вновь заговорила Чеслава, пока умелые, привычные пальцы вязали да вязали узелки.

Яромира вздохнула и раздосадовано повела плечом, отчего тонко зазвенели ее длинные рясны, прилаженные к серебряному, богато украшенному очелью.

— А хоть бы и сам князь! — она фыркнула и принялась дергать вплетенную в русую косу ленту. Ее серые, отцовские, глаза слегка потемнели, стоило вспомнить о женихе. — Я его видала-то всего один раз, когда на торг с матушкой ходила. И нашто я ее тогда уболтала… лучше бы в тереме на лавке осталась!

— Да он и сам, может, не посватался бы к такой-то дерзкой девке. Не зря старики говорят, что в тихой воде омуты глубоки.

Чеслава подбоченились и искоса поглядела на княжну. Яромира, закатив глаза, махнула рукой.

— Ты-то без мужа живешь, и ничего! — не утерпела княжна. — Вон, батюшка аж целой избой одарил. Сама себе госпожа!

Поправив повязку на лице, воительница рассмеялась негромким, хрипловатым смехом.

— Ты еще дитя совсем. Хоть и в поневу вскочила, — она покачала головой, рассматривая княжну, которая ростом и статью уже и княгиню обогнала, а ее коса, толщиной с кулак, не во всякую ладонь помещалась. — Какая я сама себе госпожа, коли твоему отцу в дружине служу? Что он велит, то и исполняю. Скажет, чтоб дружина в поход собиралась — и кмети