Пляска в степи - Виктория Богачева

зашелестели травы и цветы в его венке, любовно сплетенном Звениславой накануне ранним утром.

Она собрала для него тонкие веточки березы и дуба, вплела в них горькую полынь и плакун-траву, и маленькие цветки сон-травы, и охапки пупавок, и стебли волчьего корня.

Князь ворчал, что он не красна девка, чтобы в такие венки рядиться, но все же покорился и позволил довольной Звениславе надеть себе на голову венок.

В Купальскую ночь все городище, кроме немощных стариков да малых детей, собралось на холме неподалеку от терема, чтобы пировать, жечь купальские костры, прыгать через священный огонь, водить хороводы вокруг деревьев, петь песни да играть в горелки. Девки плели венки и пускали их потом по воде, гадая на суженого, а парни так и норовили выхватить любушку из толпы подружек и утянуть с собой, чтобы перепрыгнуть через костер, не разжимая рук.

Уже сожгли и пустили вниз, к реке, три старых колеса, обвязанных соломой. В темноте они пронеслись по холму, горящие ярким огнем, и прорезали насквозь своими искрами теплую купальскую ночь.

Звенислава, мужатая княгиня, вестимо, ни в какие горелки не играла и хороводы не водила. Но венки они, сговорившись с Нежаной, все же смастерили, и здоровенный медведь Будимир, как и князь, явился на купальский пир с лиловыми цветами в волосах.

Дети остались в тереме, под присмотром строгой тетки Бережаны, а маленького сына Звенислава вверила заботам старой няньки, и сама сидела в торце стола подле мужа, уютно нырнув тому под руку. Ярослав обнимал ее, придерживая ладонью за плечо.

Пир, конечно, вышел не чета прошлым. Угощение было скудным — все в городище ведали, что предстоит им суровая, тяжелая зима. Но никто не роптал. Люди радовались тому, что было, ведь князь приказал выкатить из подклетей побольше бочонков с хмельным медом: его-то они с легкостью возьмут еще у заморских гостей да торговцев. Богатую добычу привезли они из похода на хазар.

Когда начались игрища, и захмелевшие парни бросились ловить пригожих девок, сотник Стемид следом за всеми поднялся из-за стола. Хотя лучше бы ему не скакать промеж отроков да безусых кметей, а сидеть на лавке и с мужами чинно беседовать. Жену бы ему и так справили, не нужна купальская ночь, чтобы сотнику водимую найти.

Но среди девок, украсив цветами толстую косу, пела песни и водила хороводы княжна Рогнеда… И токмо слепой не заметил бы, каким взглядом глядел на нее сотник уже какую седмицу.

— Жалко его, — вздохнула Звенислава, искоса поглядывая, как Стемид неровной походкой подошел к кругу хихикавших девок.

— Ништо-ништо, — отозвался Ярослав безо всякого сожаления в голосе. — Может, поумнеет малость.

В том, что гордая княжна откажет сотнику, никто из них не сомневался. Не раз и не два случалось такое, и Стемид даже ходил сватать Рогнеду к самому Ярославу, который указал ему на князя Желана Некрасовича. Вот, мол, брат ее и князь. Пусть он и решает. Вестимо, мальчишка неволить сестру не посмел. Он на нее надышаться не мог.

Все разумели, что попроси али прикажи Ярослав, и Желан бы не посмел отказать старшему родичу. Но не вмешиваться князя уболтала Звенислава, которая твердила, что спаслись они от Святополка лишь благодаря Рогнеде, и коли не она б, то не было бы нынче у Ладоги княгини, а у князя — жены и сына. И пусть гордая, пусть своенравная, пусть заносчивая и надменная, но княжна Рогнеда поступками своими спасла Звениславе жизнь, и все прежние распри и обиды, что промеж ними были, надобно позабыть.

По правде сказать, Ярослав не шибко жене противился. Очень хорошо он помнил, что испытал, сперва когда уразумел, что Святополк собирался напасть на ладожский терем, да потом, когда княгини в том тереме не нашлось… И еще три седмицы спустя, когда был готов знахарке в ноги упасть, лишь бы она спасла ему жену и сына.

— … лебедушки, налетел на вас ясный сокол, — до них донесся громкий голос Стемида, который с разбегу врезался в девичий кружок.

Загомонив, с криками да визгами, девки бросились врассыпную, и лишь Рогнеда осталась на месте. Расправив покатые плечи и сложив на груди белые руки, она вскинула темные, соболиные брови и смерила сотника хмурым, строгим взглядом. Разрумянившаяся от песен и плясок, в лучших своих украшениях, в нарядной, богато расшитой рубахе, княжна, конечно, была невиданно красива.

— Лишь черного ворона вижу я, — отчеканила она холодно, и Стемид, оробев, замер перед ней, напоровшись на невидимую стену.

Звенислава хихикнула и поспешно спрятала улыбку, уткнувшись лицом в плечо мужа. Ох, сотник-сотник, не на ту лебедушку ты позарился…

— И Чеслава не весела сидит, — отсмеявшись, вздохнула Звенислава. — А кметя твоего, Горазда, и вовсе нигде не видать…

Ярослав, чуть повернув голову в сторону, быстрым взглядом окинул пригорюнившуюся воительницу. На купальском пиру та держалась вместе с кметями, одна.

— Что-то неладное с ней. А со мной отмалчивается, не говорит ничего!

Князь, который ведал, что такое приключилось с воительницей, лишь пожал плечами. Не его тайна, не ему о ней и говорить.

— Ты бы поискала Стемиду невесту, среди боярских-то дочек, — заговорив о другом, чтобы отвлечь, Ярослав склонился к жене и сказал негромко. — А то уедут они по осени, Стемид затоскует, засохнет.

— А ты бы отправил его в Белоозеро, княже, — лукаво свернув зелеными глазами, предложила Звенислава, поглядывая на мужа снизу вверх, сквозь пушистые ресницы. — Там-то не затоскует. За всем приглядит.

— Никак жену мне подменили, — Ярослав притворно нахмурился и свел на переносице густые брови. — Словно не княгиня подле меня сидит, а лиса.

Звенислава, закусив губу, резко отвернулась в сторону, обиженно зазвенев длинными ряснами и усерязями. Крепко они сдружилась с Нежаной, пока жила та с мужем в тереме да после, в избе дядьки Крута. Вот и скучала, когда отправил Ярослав Будимира сидеть в Белоозере. Требовалось там порядок навести после княжича Святополка. Под его присмотром жила теперь и несчастная княжна Предислава с дочерями, и опальный воевода Брячислав.

Звенислава и охнуть не успела, когда князь потянул ее на себя, заставив повернуться лицом, и тут же крепко поцеловал. Ее руки, вспорхнув, сами легли ему на плечи, хотя сперва княгиня воспротивилась.

— Ты что… ты что… люди же кругом… увидят, — шептала она между жаркими поцелуями мужа, слабо упираясь ладошками ему в грудь.

Не так уж она хотела, чтобы он ее отпустил.

— Я — князь, — с разудалым весельем ответил Ярослав, любуясь зацелованными губами жены. — Пусть говорят! Да никто и не посмеет.

Звенислава лишь выразительно на него посмотрела и