Это вам, романтики ! - Юрий Рястас

На "Седове" не было помполита, то бишь, первого помощника капитана. Его обязанности исполнял секретарь судовой партийной организации, старший механик Рязанцев, пятидесятишестилетний спокойный, выдержанный человек. Он передал указание старпому, а тот, в свою очередь, нам. Поскольку на судне для выполнения план-задания не набралось десяти курсантов, мы решили не подвести чести училища и пойти на вечер всем в полной форме. Из этого мероприятия я запомнил огромный заполненный дымом зал и мелодию "Рио-Рита", которую крутили на патефоне, пропуская через усилитель, в течение всего вечера. Мы договорились, что при объявлении танца встаем и расходимся веером, выбирая себе дам. Несмотря на теоретическую подготовку (бальные танцы в училище были обязательными для изучения, где прекрасные педагоги научили вальсировать даже Петьку Пыдера), мы не были знакомы с местными обычаями. Да, "львами паркета" у нас числились Н. Кююн и В. Хейнла.

Итак, мы "развеялись". В условиях весьма ограниченной видимости я буквально на ощупь пробрался в угол, где кучковалась стайка девчат. Выбрав себе по росту, с внушительными обводами грудастую дивчину, я с благими намерениями подошел к ней в низком реверансе, но она не поняла намека и продолжала стоять. О ужас! Я еще раз, сделав шаг вправо, поклонился, а она все не двигалась с места... Меня совершенно случайно выручил какой-то местный парень в кепке-восьмиклинке, с горящей папиросой во рту, подошедший к рядом стоявшей девушке. Он без всяких церемоний взял ее за руку и пошел впереди, словно буксир, ведущий аварийное судно, к центру зала. Я последовал его примеру, хватанул девушку за руку, вывел в поле действия тан- цующих, и мы устремились в бешеном ритме "Рио-Риты". Тот танец, если его можно так назвать, я вспоминаю с ужасом, а спина моя покрывается обильным холодным потом даже сейчас, при воспоминании. Вынужден признать, что танцор, вопреки усилиям педагогов, из меня получился никудышный, ибо у меня есть собственная концепция относительно этого занятия. Танцевал я в исключительных случаях, каким является и описанный ниже.

Мне неизвестно, какие суждения имела по вопросу танцевального искусства выбранная мной партнерша, но, похоже, танцевать она вообще не умела. Наш дебют на полу Ждановского Дворца культуры моряков, обильно покрытом окурками и шелухой от семечек, больше походил на петушиный бой. Она то резко бросалась на меня, толкала огромной грудью, как бы пытаясь опрокинуть партнера, то наступала мне на ногу, то рывком отступала назад. Тогда я в погоне за ней совершал стремительный выпад вперед, как фехтовальщик, и придавливал ее ногу своим сорок шестого размера ботинком второго года носки. Ее резкие наскоки чередовались с уклонами, как правыми, так и левыми. Я метался по сторонам, будто заправский футбольный вратарь. Каскад ее хаотичных эволюций вконец измотал мой достаточно тренированный организм, и пот сплошным потоком лил по всему телу, но чтоб вытереть его, не могло быть и речи. Даже с лица не смахнуть, опасаясь выпустить совершенно неуправляемую партнершу... Наконец смолкли чарующие фокстротные звуки и прекратились тяжкие мучения. Моя партнерша бросилась от меня, как черт от ладана, я кинулся следом, чтобы поблагодарить. А она стала ко мне спиной, и поклон никак не получался. На мои настойчивые попытки обратили внимание ее подруги, которые недоуменно зашептались: "Смотри, он кланяется!"

Конечно, эту даму я больше не рискнул пригласить, но вечером остался доволен: моей следующей партнершей оказалась миловидная длинноволосая девушка, артистка местного театра, с которой мы до потери пульса дергались в ритме фокстрота, при этом я ни разу не наступил ей на изящную ножку в модной туфельке. Стало весело и прекрасно на душе! ..

Капитаном "Седова" был Павел Трофимович Клочков. Тридцати двух лет, красивый голубоглазый мужчина, начинающий одновременно полнеть и спиваться. В силу этих обстоятельств в рейсе его часто сопровождала жена, симпатичная блондинка.

Капитана мы видели редко, да это и понятно. Старая матросская мудрость гласит: держись подальше от начальства, а ближе к камбузу. Эту заповедь мы свято выполняли. Шеф-повар Леша, которого все звали "Котлеткин", был большим нашим другом.

Старпом Иван Моисеевич -- опытный моряк, бывший капитан. Он быстро понял, что мы можем и умеем. К чести его, слово свое он сдержал, и в рейс мы вышли, имея двух матросов в экипаже из своей фракции, как сейчас принято говорить. В штат были оформлены Н. Кююн и К. Танг, а вахту стояли все по очереди. Кроме того, занимались судовыми работами, участвовали в авралах. Должен с полной ответственностью сказать, что с первого до последнего дня мы жили в едином спаянном коллективе, за все время практики не произошло ни одного случая недоразумения с членами команды.

0 доброте нашего старпома слагались легенды. Третий помощник, плававший с ним раньше, рассказывал, как однажды доброта чуть не стоила ему здоровья. На судне, куда Иван Моисеевич пришел старпомом, был буфетчик кореец Ким, которого все называли "макака". Ким настолько привык к этому, что даже откликался на кличку, затаив зло. Иван Моисеевич собрал экипаж и объявил: "Еще раз услышу "макака" -- пеняйте на себя". Не успел он войти в каюту, как в дверь постучали. Вошел Ким: "Товалисса сталпома, Ким больсе не будет Вам цяй писсат". У Ивана Моисеевича хватило сил поблагодарить Кима за благородство, а после начался страшный приступ рвоты, в результате которого он чуть не сорвал желудок со штатного места.

Спустя 35 лет после описываемых событий мне довелось быть на одном из теплоходов Азовского пароходства, и я спросил про Ивана Моисеевича. Капитан ответил: "Я слышал о нем, но лично знаком не был. Его сын плавает у нас капитаном".

Мы искренно уважали старпома. В моей памяти Иван Моисеевич остался эталоном судоводителя и руководителя.

Колоритной личностью на судне был второй помощник капитана Александр Васильевич, явно переросший по возрасту свою должность. Но надо отдать ему должное как моряку и человеку. На его вахте наши капитаны ближнего заплыва чувствовали себя, словно рыбы в воде.

Личность второго помощника неразрывно была связана с начальником радиостанции и вторым радистом, их на судне называли "Три мушкетера". Эта троица взрослых и солидных мужей по возрасту и служебному положению являлась судовой тяжелой артиллерией всех хохм и розыгрышей.

Но величиной высшей пробы на судне был боцман Ми хаил Хасанович Беридзе. О нем тоже ходили легенды. В любом порту его всегда встречали друзья и приятели. Говорили, что он когда-то был капитаном на танкере "Меганом" и в 1938 году в Средиземном море по пьянке подал "SOS". Его друзья якобы вывели из строя невозвратный клапан в капитанском унитазе, и когда он сел, вода ударила ему под зад. Был как будто крупный скандал по поводу ложного сигнала бедствия, и его спас от рас- правы А.И. Микоян, но при одном условии: никогда он в своей непутевой жизни не станет на капитанский мостик.

Так или иначе, но "Дядя Миша", как называли его близкие приятели, или "Хасан", слыл легендарной личностью. Он бы среднего роста, широкоплеч, с черными вьющимися и с легкой проседью волосами, имел нос с горбинкой и огромные черно- рыжеватые усы. Несмотря на жару, на нем всегда была теплая фланелевая рубашка в крупную клетку, с закатанными до локтей рукавами, синие брюки с белыми продольными полосами и постоянно расстегнутой ширинкой, на ногах -- красно-коричневые туфли со стоптанными в одну сторону каблуками.

Дядя Миша -- большой любитель потравить, были бы только слушатели. До "Седова" он плавал на "горбатых" по золотой линии, потому любил говорить про Поти:

-- Плавал я на "Никитовке". Заходим в Поти. По судовой трансляции объявляют: "Палубной команде одеть презервативы и выйти на места по швартовному расписанию!"

-- Дядя Миша, а зачем презервативы?

-- Вокруг Поти пояс, как вокруг Сатурна, состоящий из гонококков, -пояснял Дядя Миша.

А почему не надевали защитные очки?

-- Это еще зачем?

-- От попадания гонококков в глаза человек слепнет, болезнь называется бленнорея, -- разъясняли ему.

Город Жданов, особенно окраины и район порта, оставлял гнетущее впечатление. Металлургические заводы "Азовсталь" и имени Ильича вносили достойную лепту в "защиту" окружающей среды.

После выхода из дока, приняв необходимое снабжение, "Георгий Седов" снялся на Ростов-на-Дону, откуда становился на линию Ростов -- Сочи с промежуточными портами захода: Таганрог, Жданов, Бердянск, Керчь, Анапа, Новороссийск, Геленджик, Туапсе. 0 городах, которые нам предстояло посещать, я имел весьма смутное представление, о некоторых -- ровным счетом не слыхал ничего.

Так, о Ростове, покорившем своей красотой, знал, что это бандитский город, называемый Ростов -- Папа, и что известный футболист Виктор Понедельник играл за местную команду. Город Таганрог -- родина великого русского писателя Антона Пав- ловича Чехова. Кажется, с Таганрогом (а может, с Бердянском) связано одно забавное событие. Собравшись в город, мы надели свои экзотические рубашки. Увидя толпу папуасов, направлявшихся в сторону города, капитан поднялся на мостик и судовым тифоном начал подавать частые сигналы, чтобы мы вернулись.