Это вам, романтики ! - Юрий Рястас

Так уж получается, что воспоминания о Сочи связаны у меня все больше с "дамами". Оно и понятно: лето, Юг, наша молодость. Произошел роман и у одного из наших ребят, правда не в городе любви -- Сочи, а в районном центре Запорожской области Бердянске.

Однажды подгулявший второй помощник пригласил двоих наших в одну из кают. Войдя туда, ребята увидели на столе обилие всякой закуски и двух похожих друг на друга женщин, как выяснилось потом -- сестер. Одна, постарше, как показали события, знакомая Александра Васильевича, другая помоложе - и чертовски хороша собой. Выпили немного, плотно поели нахаляву. Молодая достала 50 рублей и попросила при возвращении привезти из Сочи коробочку клубники, сообщив свой адрес по улице Сталина.

А потом, как говорится, жадность фраера сгубила. Вернувшись в Бердянск, один из наших пришел по указанному адресу и позвонил. Дверь открыла уже знакомая молодая женщина в незастегнутом цветастом халате, накинутым на голое тело. При ее движениях халат распахивался, обнажая манящий черный треугольник и маленькие упругие грудки. И когда разгоряченный организм устремился к решительным действиям, она, в лучших традициях русских дрессировщиков Дуровых, остановила его: "Не торопись!" И повела на кухню, где стол буквально прогибался от яств.

-- Выпей! -- предложила она.

Он выпил и с удовольствием закусил, после чего она взяла его за руку и сообщила: "Теперь пойдем!" Они оказались на широкой кровати...

В течение двух месяцев халат маняще распахивал полы с его приходом. Договорились, что он пропустит один рейс, и они уедут к ней на дачу. Но перед этой идиллией дама подвергла его серьезному испытанию, которого он, по молодости лет, не выдержал. Ему был запущен "живец".

Когда он в очередной заход судна пришел к ней, дверь ему открыла совсем другая и безумно красивая девушка. От неожиданности он чуть не лишился дара речи. Будучи новичком в сложных лабиринтах любовных утех и недооценив врожденного женского коварства, он рванул удила и оказался в ловко расставленных сетях. Когда он пришел снова, начало не предвещало ничего плохого, все, как и обычно: выпивка, закуска, широкая кровать. И под самый конец она прошипела злобно, как кобра: "А теперь уходи! Чего тебе не хватало? Потянуло на свежатинку? Забудь этот адрес навсегда!" Больше он никогда туда не заходил, но адрес в Бердянске на единственной улице имени Сталина помнил долгие годы...

И все же любовь не являлась нашей самоцелью, мы были поглощены авралами, судовыми работами и штурманской практикой.

Когда сейчас, сорок лет спустя, вспоминаю плавание на пассажирском теплоходе "Георгий Седов" и наше извечное безденежье, сравниваю курсанта-практиканта с рядовым пенсионером местного значения. Ежемесячно мы получали по переводу стипендию за второй курс -- по 60 рублей. Кроме того, за каждое штатное место полагалось еще по 82 рэ. Ясное дело, все это -семечки по сравнению с потребностями молодых здоровых парней.

Команда, как могла, пыталась сгладить наши финансовые шероховатости: все мелкие работы, например, вынос багажа пассажиров и погрузка мелких партий грузов, поручались нам. Уходя в город, ребята из экипажа брали в компанию одного или двух наших. Хотя все это проблемы не решало.

Был на судне еще один человек, испытывавший хроническое безденежье, -наш друг и учитель боцман Дядя Миша, который исправно отдавал всю получку своей жене-красавице Соне, прибывавшей на борт в Туапсе.

Надо признать, что выпить Хасанович умел, но никогда не напивался до поросячьего визга. Как-то в Керчи, откуда мы выходили в 1.30, был небольшой груз свежей капусты, который принимали я и Саша Валк. Получили за работу 50 рублей и решили угостить по старой матросской привычке боцмана, у которого с концов его огромных усов ручьем текли слюни. Зашли мы с Хасановичем в буфет третьего класса, взяли по 100 граммов водки и по бутерброду с сыром. Я стоял спиной к двери, а Хасан рядом с огромным холодильником, который был на голову выше него. Только мы собрались опрокинуть водочку, как дверь открылась и вошел капитан. Услышав шум, Хасан в лучших традициях футбольных вратарей мира или опытных разведчиков прыгнул за холодильник, не выпуская из рук стакана. Так что перед капитаном предстал с явной уликой один я.

-- Когда допьете, зайдите ко мне, -- сказал капитан и вышел.

Как только капитан исчез, Хасан возник из своего укрытия и спросил меня: "Дженни, скажи, капитан меня видел?"

Впрочем, по этому инциденту никаких оргвыводов в отношении меня сделано не было. Вероятно, буфетчица Люба честно рассказала, как все обстояло на самом деле.

Дядя Миша не раз оказывался жертвой не слишком добрых шуток со стороны "Трех мушкетеров". Надо сказать, что кроме больших организаторских способностей и прекрасного знания своего дела, Хасанович был непревзойденным специалистом по пассажиркам, размещавшимся у нас на верхней палубе, в шезлонгах, и имевших билеты "без места". Вот это обстоятельство и использовал Дядя Миша, предлагая очередной избраннице теплое место в каюте.

Я был свидетелем розыгрыша, которому подвергли Хасана "мушкетеры". К нему подошли улыбающийся начальник радиостанции и радист с листом бумаги. Начальник спросил: "Хасаныч, как ты расписываешься, нам необходимо иметь образцы подписи членов экипажа". Не почувствовав подвоха, Дядя Миша дал свой автограф, после чего радист перевернул лист, на обратной стороне которого был изображен Хасан во время "свободной охоты" и длинноволосая блондинка. Герой шаржа с традиционно незастегнутой ширинкой склонился над блондинкой, и рядом стоял текст: "Девушка, вам не холодно? Могу предложить каюту".

После небольшого профилактического ремонта "Георгий Седов" снова вышел на линию. Однажды, придя в Сочи, увидели теплоход Эстонского пароходства "Кейла", на который и зашли после работы. Там были на практике Диоген Горюнов, Хасан Ка- малетдинов, Анатолий Сенин, Уку Тийк. Теплая получилась встреча.

...Подходила к концу наша практика. Мы были очень благодарны Як-Яку за то, что устроил нас на пассажирский теплоход. Здесь мы имели помощь во всем от членов экипажа, никаких недоразумений у нас с ними не было.

Мы уезжали из Жданова. В кают-компании накрыли столы. Нас поблагодарили за работу и пожелали успехов. Когда мы сходили с чемоданами по трапу, теплоход попрощался с нами судовым гудком. В те времена еще существовала простая человеческая благодарность и доброе отношение к тем, кто хорошо работает.

Прощай, Георгий Седов"!

ВЫПУСКНОЙ КУРС

Коряги-мореходы возвращались после летних каникул.

Теперь у нас на рукаве сияло по три золотых птички, что означало "третий курс". Даже не верилось, что мы уже выпускники. Это обстоятельство значительно дисциплинировало и подтягивало внешне и внутренне. Многие курсантские шутки, как "вынос тела" и "роды", были не для нас, но это не значило, что мы разучились шутить, когда надо.

Перед началом занятий собрали нашу роту. Пришел начальник училища и сказал: "Товарищи курсанты! Администрация и комитет комсомола одной молодежной стройки обратились ко мне с просьбой восстановить бывшего курсанта С. (ис- ключенного за подмену шинели). Он характеризуется положительно, женат, имеет маленькую дочь. Я не принял решения. Решайте вы, вам с ним жить и учиться. Какое решение примете, так и будет".

С. был восстановлен и попал в нашу группу. Хороший парень, учился только на пятерки.

...Мы сразу, без разминки налегли на науки. Выпускной курс в колхоз не ездил, мы несли службу, занимались самоподготовкой и отдавали должное своим увлечениям.

В начале третьего курса в отставку ушел подполковник Новицкий. К исполнению обязанностей начальника ОРСО приступил Герой Советского Союза А.М. Коняев. Подводник, высокий, стройный, спокойный и вдумчивый человек. С его прихо- дом строевая муштра пошла на убыль. Шел 1961 год, апогей хрущевской оттепели. На экраны вышел правдивый фильм "Чистое небо", в котором играл сын Анатолия Михайловича -- Виталий.

Однажды, когда я стоял в наряде помощником дежурного по училищу, меня вызвал Коняев. Войдя к нему, я увидел его сына и актрису Нину Дробышеву. Анатолий Михайлович как-то совсем по-домашнему сказал: "Мой сын, его жена Нина. Покажи им училище от киля до клотика".

-- Есть показать училище от киля до клотика! -- ответил я. Рядом с крупным мужем Нина казалась восьмиклассницей...

В середине восьмидесятых годов А.М. Коняев непродолжительное время работал под моим началом. Он рассказал, что семья артистов распалась.

С первых уроков навигации начали делать прокладку, то есть намечать путь судна из одной точки в другую по карте. Яков Яковлевич очень серьезно относился к этому. Еще бы: первый государственный экзамен -- навигация письменная, именно прокладка.

Прокладка знает две оценки: "5" и "1". Один из моих друзей рассказывал о своем преподавателе навигации, когда учился в Высшем военно-морском училище. Преподаватель был маленького роста и во время занятий ставил стул на стол, взби- рался на него и бдил, как филин. Стоило курсанту повернуть голову в сторону, как он коршуном налетал на него и остро отточенным карандашом на углу карты ставил "ПС", что означало "пытался списать". Если курсант поворачивался вторично, появлялось "СП", то есть "списал".