Дорога неровная - Евгения Изюмова

Ярость затмила глаза, высушила слезы, и Александра закричала в трубку:

- Вы что? Совсем с ума от злости сошли? Мне наплевать, как вы ко мне относитесь, но Гена - мой брат, как вы смели не сообщить о его смерти? И если бы Лида не дала телеграмму, я бы и не узнала, что его уже нет! Адрес вы не знали!.. Адрес можно было спросить у Полины, а вы… - она захлебнулась яростью, словно ее накрыла тёмная волна, замолчала, чувствуя: ещё миг, и она наговорит Розе лишнего. Но быстро справилась с собой и отчеканила:

- Я буду в гостинице, чтоб завтра же мне был пропуск в город. Всё!

Она получила номер в привокзальной гостинице без всяких проблем, и только зашла туда, бессильно уронила сумку на пол, рухнула ничком на постель и зарыдала: теперь никто её не видел, и она могла себе это позволить. Потом Александра умылась, привела лицо в порядок и уселась перед телевизором, хотя ничего не видела на экране: в глазах стоял сгорбленный печальный брат на платформе возле электрички, его приподнятая в прощальном привете рука… Она так задумалась, что вздрогнула от громкого стука в двери. Александра щёлкнула замком, и на пороге возник Юрий Ермолаев с незнакомой женщиной.

- Шурка! - заорал двоюродный брат и принялся её обнимать. - Ох, какая ты стала шикарная! - он восхищенно прищёлкнул языком. - Ир, это моя сестра, Шур, это - моя жена…

На свадебных фотографиях лицо Юркиной невесты было иным, и Александра поняла, что Юрий женат на другой женщине.

Ирина вежливо кивнула, пожала руку Александре и стала раскладывать на столе продукты, а Юрий уселся на кровать, притянув к себе сестру, скомандовал:

- Ну, рассказывай!

- Это ты рассказывай, что случилось с Геной, и почему меня не включили в список приглашённых на похороны?

- Ну… - Юрий замялся. - Я не знаю, всем командует мать. Погоди-ка… - он задумался и вскоре воскликнул. - Ир, а ведь скоро смена, Алька заступит, да?

Ирина кивнула, и Юрий пояснил:

- Алька - Ирина сестра, поговорим с ней, она пропустит, а завтра пропуск закажем, хоть и суббота, но ничего, мать оформит, у неё - сплошные связи, - заявил он с глубокой верой, что мать его - всемогуща. - А пока давайте выпьем за встречу, чёрт побери, Шурка, да я тебя лет двадцать не видел! Если бы не знал, что в этом номере ты, я бы и не узнал тебя!

Александра улыбнулась: к ней вернулось не столько самообладание, сколько природная сдержанность, которая заставила не показывать брату, насколько она расстроена и разозлена на его мать, не включившую её в гостевой список.

Юрий разлил вино по стаканам, они выпили, закусили. Юрий начал рассказывать, что мать отправилась с Толиком Насекиным (он приехал в отпуск из Магадана к родителям) в аэропорт Кольцово встречать Лиду и Сергея, сына Гены. А через два часа они вошли в квартиру Ермолаевых: сестра его жены, и впрямь, помогла: пропустила Александру в город. Юрий отвёл сестру к другой тётушке - Розе. Та, увидев племянницу после двадцатилетней разлуки, расплакалась, вновь начала оправдываться, отчего не сообщили о смерти Гены и не вызвали на похороны, но Александра попросила:

- Тётя Роза, давайте не будем об этом, главное - я здесь. Лучше расскажите, что с Геной случилось…

Зоя Егоровна была неприятно удивлена присутствием в своём доме нелюбимой племянницы. Лида с плачем обняла сестру, их обеих обхватил руками Сергей - высокий широкоплечий мужичина: таким стал он, а помнила его Александра двухлетним мальчуганом. В его лице были черты отца, но глаза - карие, материнские, и комплекцией он был крупнее, чем отец. И характер погрубее, сказалось, видимо, то, что мать его, разойдясь с Геной, так и не нашла свою судьбу: многочисленные мужья долго не задерживались рядом с ней, потому что заносчивый характер Таисии с годами стал еще хуже. Детей у нее больше не было, и Сергей оказался последним мужчиной в роду Максима Дружникова, потому что у него росла дочь, да и то воспитывал её другой человек. Род Максима пресёкся.

Похоронами Геннадия заправляли его пасынки - сын и дочь Полины, они уважали его, понимая, что мать, разойдясь с их отцом, не «подняла» бы детей в одиночку. Сбережений у неё никаких не было, так что финансовые расходы легли на их плечи, да и приезжие внесли свою лепту.

Полина бродила по квартире, как неприкаянная, под хмельком, разводила недоумённо руками, оказавшись так неожиданно одна. Полина всегда кичилась тем, что раз со здоровьем у Геннадия не всё ладно, то никому он и не нужен, что живёт она с ним из жалости, а тут поняла: погибнет одна с тоски в трехкомнатной квартире - дети давно живут отдельно, да и не очень жалуют её. Так и случилось: через год Полина умерла, видимо, и впрямь, они были предназначены друг другу.

Несколько дней, пока не настала очередь отправиться к последнему пристанищу, Геннадий находился в морге: время такое настало невесёлое, что люди больше умирали, чем рождались, похоронные бригады не справлялись со своим скорбным делом. В назначенный час родственники пришли проститься с покойным, и Александра, глядя на бледное лицо брата, подумала, что, наверное, брат доволен своей кончиной, раз в уголках его губ затаилась улыбка. Ему выдалась трудная жизнь, и под конец её он страшно устал, начал задумываться о смысле жизни, и понял, что сжёг свою жизнь бессмысленно. Понял, что никому не нужен, даже сыну, который, пока был мал, держал с ним связь, а потом присылал раз в год весточку, а то и того не было. Ему не с кем было поговорить - у Полины умишка не лишку, а двоюродные братья Юрий да Володя забегали только для того, чтобы выпить вино не в одиночку. Он понял, что умрёт, и никакого следа на земле, кроме могилы, после него не останется, и потому забродили в его голове мысли о самоубийстве. Но, видимо, ангел-хранитель не захотел позорить своего подопечного, потому Геннадий умер тихо во сне, и пьяная Полина, лёжа рядом с ним, ничего не почувствовала.

Александра в тот год едва-едва вступила в свое сорокалетие, и её сознание и мировосприятие изменились. Если она раньше не верила, что проклятие прабабки-староверки действует, то сейчас была уверена в том полностью, причём проклятие наиболее тяжким грузом падало на плечи одного из представителей очередного поколения. Первым пал сам Фёдор, потом проклятие придавило его дочь Павлу - больше у них с Ефимовной детей не было, а из внуков тяжелее всех досталась жизнь Геннадию, и кого печать проклятия отметит из его правнуков? Через шесть лет выяснилось - кого. Старшего сына Виктора, Сашу Копаева. Он первым из своего поколения проторил дорожку в жилище смерти. Александра, узнав о смерти племянника, подумала: «Если душа и впрямь бессмертна, может, удастся душам умерших потомков Фёдора Агалакова смягчить душу староверки Лукерьи?»

Александра, не желая зла своим племянникам, всё же не хотела, чтобы основная тяжесть проклятия легла на одного из её сыновей, и у гроба Геннадия дала себе слово, что сделает всё, чтобы смягчить это проклятие, чтобы дети её не маялись так, как она и Павла Фёдоровна, и первым делом решила исполнить данное давным-давно самой себе и Богу слово - пройти обряд крещения, крестить детей.

Упали первые комья земли на крышку гроба Геннадия, и Александра, мысленно простившись с ним, подумала, что, видимо, главное зло проклятия их рода - в разъединении, в распрях, что даже ложатся в землю её родные не рядом. И будет покоиться их прах в разных краях от теплого Черного моря до холодного Баренцова, где живет сейчас Толик Насекин. И дала новую клятву: уж если не удаётся ей объединить своё поколение, то сделать должна так, чтобы сыновья всегда были близки душевно, всегда помогали друг другу, только именно так можно ослабить проклятие - сопротивлением ему.

В Кольцово Александру провожал Толик Насекин.

- Щурёнок, что же ты так долго не давала о себе знать? - спросил брат, назвав Александру детским прозвищем. Но мальчишки-дружки на Белом Яру за худобу её прозвали Щургайкой. - Видишь, ты, оказывается, в городе своем - известный человек, а я, например, и не знал.

- Да разве я в том виновата? - пожала плечами Александра. - Это тётушки меня знать не хотят, а я не навязываюсь, - и рассказала о сути их давней размолвки.

Толя слушал внимательно, покачивал иногда головой, дескать, ну и ну, наконец, признался:

- А ты знаешь, я потому из Магадана и не возвращаюсь сюда, что тут сплошные распри да склоки между матерью и Зоей. Не пойму, чего им надо? Все жалуются друг на друга. А ты не пропадай, иногда давай знать о себе. Пусть они ссорятся, а мы не должны так поступать.

И принялся рассказывать о Магадане, о красоте края, где он жил уже почти двадцать лет.

- Слушай, - воскликнул вдруг, прервав рассказ, - ты обязательно должна побывать у нас, знаешь, как это пригодится тебе, как журналисту! Приезжай!

Александра грустно улыбнулась: желания её шли вразрез с возможностями разведённой женщины, которая в стране была никем. Одинокие матери имели льготы, пособие от государства, а разведёнки могли надеяться только на себя, поскольку имели неосторожность родить детей в законном браке: государство считало, что в их воспитании должен принимать участие, хотя бы материально, и отец, да вот отцы, как правило, так не считали. И Виталий Изгомов не стал исключением, устроившись на малооплачиваемую работу, лишь бы алименты платить поменьше, хотя имел несколько высококлассных специальностей, и при желании мог хорошо зарабатывать. Потому, прощаясь с Анатолием, Александра подумала, что уже никогда его не увидит: больше нет необходимости приезжать в Альфинск, а приглашать в гости никто не будет. И она оказалась права: о смерти дяди Александра Насекина ей сообщили спустя год, не узнала она вовремя и то, что Володя Насекин, двоюродный брат, стал дедушкой не понарошку: у него родился внук. А о том, что Толик все же выбрался из Магадана и поселился неподалеку от Москвы, Александре сообщила Лида.