Дорога неровная - Евгения Изюмова

При нем начался исподволь, незаметный сначала, развал страны, и первый удар пришелся по вере в советские идеалы. Не за это ли ему была присуждена Нобелевская премия мира в 1990 году?

Горбачёв начал «археологические раскопки» в истории страны. Пресса на всеобщее обозрение вываливала самое отвратительное и жуткое, что скрывалось от народа, и вовсе не потому, что, дескать, узнайте и извлеките урок, а потому, что тогда время, мол, плохое было, а сейчас время будет превосходное. На гребне этой мутной волны и взлетели вверх те, кто повинен в развале не только СССР, но и экономики страны, её культуры, снижения боеспособности армии. Горбачёв позволил вытаскивать всю грязь из прошлого, наверное, по двум причинам. Во-первых, надо же было на чём-то построить свой авторитет, следуя, видимо, словам партийного гимна: «До основанья все разрушим, а затем мы свой, мы новый мир построим…» Может быть, он сам не предполагал, чем завершится начатая им перестройка? А может, наоборот, стремился к этому?

Сокрушителен был и удар по нравственности, потому что из-за рубежа хлынула чужая культура, проникая в неокрепшие детские души. Юному поколению в Советском Союзе активно прививались добро и любовь к родине в пионерской и комсомольской организациях, а теперь и та, и другая организации были охаяны, развенчаны. Подростковые клубы закрывались один за другим, ломались дворовые хоккейные корты лишь потому, что «этого» не было в США. И кто знает, сознательно или нет, рушилась русская культура, загонялись в угол советский спорт и здравоохранение, критиковалась образовательная система. Историю Руси и СССР, впервые за все время существования страны Советов, изучали по газетам, в которых взахлеб вспоминали «сталинщину» потомки и настоящих репрессированных, и те, кто пробивался вверх на гребне мутной волны. Немало молодых журналистов сделали на том головокружительные карьеры. Но почему-то никто не удивился, что Горбачёв первым из всех руководителей советской страны встретился с президентом США на корабле вооруженных сил страны-соперницы. О чём говорили с глазу на глаз, нарушая все международные этикеты, два руководителя - Горбачёв и Рейган? Кто знает, о чём они договорились…

Уже давно шла перестройка (так назвал тот период её вдохновитель Михаил Горбачёв), шли дебаты, нужна ли была революция, справедлива или нет казнь царского семейства, искали того, кто приказал это свершить. Ворошились архивные документы, их которых извлекалось на свет самое негативное и позорное в жизни большевиков, тех, кто превратил отсталую Россию в передовое, мощное государство. Пересматривались итоги Победы в Великой Отечественной войне, раздавались даже голоса о том, что лучше бы Германия одержала победу, а не СССР, а фронтовики спрятали свои ордена, которые вдруг стали предметом продажи, и сотни орденов, медалей, звёзд Героев «уплывало» к заграничным коллекционерам за мизерную цену.

От всего, что происходило в стране, веяло чем-то тревожным. И Александра, которая сначала с восторгом приняла пламенные призывы Горбачёва улучшить жизнь людей и страны, создать «социализм с человеческим лицом», хотя она лично была вполне довольна своей жизнью, стала с опаской прислушиваться к речам на Верховном совете. Потом начала задумываться: правильно ли говорят, а главное, поступают - новый партийный генеральный секретарь и приближённые к нему люди. Но, споря о новых веяниях в Союзе, она, да и все советские люди, не могли предположить, что перестройка завершится развалом Советского Союза, и в стране буйно расцветёт чиновничий капитализм: всяких комитетов, комиссий станет вдвое больше, чем могла себе позволить коммунистическая партия. Каждый чиновник беззастенчиво начнёт запускать руку в государственный карман, вернее - в карман налогоплательщиков, простых людей, обкрадывая их задержками выплат зарплаты, пенсий, а взяточничество станет практически нормой. Из них, «прорабов перестройки», вырос целый класс чиновников-потребителей, которые умели только разглагольствовать о демократии, об ошибках прошлых поколений, а ещё умели перекачивать государственный деньги в свой карман. Они взлетели вверх на самом гребне мутной пенной волны и были повинны в развале не только СССР, но и экономики страны, её культуры, снижения боеспособности армии. Именно им однажды на заседании государственной думы, когда страна была буквально на краю пропасти, кинули упрек: «Вам в наследство была дана такая мощная страна, с такой сильной экономикой, что вы её раскачивали восемь лет, пока она обрушилась…»

А между тем силу и авторитет набирал другой - Борис Ельцин, которого, казалось, Горбачёв притеснял и отодвигал на второй план. Русский народ жалостлив, и когда пришло время россиянам выбирать верховного правителя, названного не по-русски - президентом, то его и выбрали отчасти из веры, что экономику поднимет, жизнь народа улучшит, стране развалиться не позволит, а отчасти потому, что жалели, рассуждая: раз претерпевает человек гонения от власть имущих, значит, достойный и честный.

Но именно Ельцин стал инициатором окончательного развала Советского Союза вопреки воле народа (на одном из многочисленных референдумов того времени советские люди почти единогласно проголосовали за единый Союз в прежних его границах, сложившихся после Великой Отечественной войны), и страна шагнула на путь, выгодный людям, оказавшимся у власти, но не народу. Случилось это в декабре 1991 года: лидеры стран-учредителей СССР - Российской Федерации (Ельцин), Украины (Леонид Макарович Кравчук) и Белоруссии (Станислав Станиславович Шушкевич) - заявили о прекращении действия Союзного договора 1922 года, и о своем намерении создать Содружество Независимых Государств. Страны, вошедшие в СНГ, остряки-россияне окрестили «Сенегалом», граждан этих государств - «сенегальцами».

Может быть, и кризис союзной власти в августе того же года был запланирован специально, чтобы подтолкнуть Союз к полному развалу? Вероятно, россияне узнают об этом через полвека, а может, никогда не узнают, потому что события того страшного августа как раз и стали толчком развала огромнейшей богатейшей страны - Советского Союза. Готовился к подписанию договор о реформировании Союза, о разграничении полномочий республик, который давал им полную самостоятельность, но договор так и остался не подписанным, потому что после августовских событий большинство советских республик отказались его подписывать. Всё происходило, словно по задуманному сценарию - восстание группы людей, партийных руководителей, которым, наверное, просто хотелось властвовать, а судьба народа их не волновала.

Сначала у народа был шок: «Что это такое, какой-такой переворот, и что такое - государственный чрезвычайный комитет?» А потом возник гнев, в основном, у москвичей, которые и так жили лучше других в стране (все близлежащие области ездили в Москву за товарами: снабжение там было первоклассное), а хотели жить намного лучше, как обещал им тот, прежде гонимый. И встали грудью на его защиту, наверное, не столько из чувства необходимости защитить слабого (таким его, гонимого, считали), сколько не дать разрушить образовавшиеся структуры, позволяющие москвичам жить по-прежнему намного лучше, чем все россияне.

Вероятно, в большинстве своём россияне даже и не поняли, что произошло, почему тысячи москвичей вдруг начали защищать Ельцина, зачем люди бегали по коридорам правительственного здания, бряцая оружием. Что же, давно известно, что революции свершаются в столицах. А большинство советских людей, отученных многолетней спокойной и вполне обеспеченной жизнью чем-то возмущаться, в августе просто наблюдало за ходом событий, не предполагая, что из этого выйдет. А вышло то, что на некоторое время было запрещено функционирование коммунистической партии. Михаил Горбачёв, вызволенный из «плена» в Форосе, на «победном» съезде советов только и успел пролепетать:

- Борис Николаевич, погодите, погодите, надо всё обсудить… - он явно чувствовал себя не в своей тарелке, обычное красноречие изменило ему, и ничего не оставалось делать, лишь, опустив голову, смотреть, как Ельцин размашисто подписал Указ об ограничении действий коммунистов, и тем словно выпустил джиннов из бутылок - различные партии, объединения, движения…

«Гекачепистов», затеявших «переворот», объявили предателями, засадили в следственную тюрьму, прозванную Матросской тишиной. Правда, через некоторое время их всё-таки реабилитировали, отпустили с миром, о чём в народе сказали: «Ворон ворону глаз не выклюет».

Но через некоторое время в Матросской тишине оказались и члены последнего Верховного Совета, которые сначала приветствовали все начинания президента Ельцина, но когда он стал явно превышать свою власть, Верховный Совет решил ограничить полномочия президента. Верховный Совет, следуя революционным правилам в первую очередь занимать почту, телеграф, захватил телевизионный комплекс Останкино. Разгневанный президент вызвал на помощь войска, и по Останкино открыла огонь артиллерия. Принципы - хорошо, но жизнь - лучше, поэтому члены Верховного Совета не стали сопротивляться до «последнего патрона», сдались на милость сильного. Отсидев некоторое время в Матроской тишине, а потом выйдя на свободу, многие из них были избраны в Государственную думу - так высокопарно назвали новый верховный орган власти в России, отдавая дань Четвертой государственной думе, в свое время разогнанной большевиками, и даже некоторые из тех, кто рьяно стремился в дореволюционное прошлое страны, назвал её Пятой.