Дорога неровная - Евгения Изюмова

У одноклассниц, которые навсегда связали судьбу с Тавдой (большинство давным-давно уехали), Александра осторожно выведывала, где Антон, как он живет, и всякий раз краснела, когда у неё спрашивали, не в его ли честь назвала она старшего сына. Отчасти это было правдой, но Александра отвечала, что сын носит имя деда по отцу. Подруги, уже солидные дамы, которым «подкатывало» под сорок, лукаво посмеивались, но не оспаривали её ответ.

Александра жила с детьми в «Севере», в той самой гостинице, где познакомились Павла Фёдоровна и Николай Константинович. Здание уже обветшало, покосилось, и речи не велось о люксе, с трудом удалось «выбить» приличный трехместный номер.

Мальчишкам понравился небольшой аккуратный зеленый городок. Их удивило, что Александру помнили даже спустя пятнадцать лет. Встречные люди неожиданно расцветали улыбками и здоровались с их мамой, словно никогда она и не уезжала из Тавды. И это наполняло сердца мальчишек гордостью. Побывали они и на кладбище, собственно, из-за этого всегда и приезжала Александра в Тавду - прибрать могилы родителей. Вот и сейчас они все вычистили, убрали толстый слой сухих сосновых иголок, покрасили заново памятники, железные венки, которые установил на памятниках ещё Виталий перед отъездом из Тавды, и когда уходили, Александра поклонилась родным могилам и вновь попросила:

- Прости меня, мама, за всё…

Из Тавды Александра с детьми поехала к Геннадию в Альфинск. Настроение у неё, как обычно бывало после разлуки с Тавдой, наступило пасмурное, под стать и погода - сумрачная, моросящая мелким противным дождиком. А тут ещё и электричку выбрали неудачно - в самый пик, когда за город ехали дачники, рыбаки да грибники. Вагоны оказались настолько переполнены, что удалось втиснуться лишь в тамбур.

Дети, конечно, были недовольны: мало радости после ночи в поезде, хоть и в купейном вагоне, ехать на ногах в электричке полтора часа. Однако молчали. Павлик уткнулся в бок матери и заснул. Антон достал из сумки книгу и читал, привалившись к стене - он всегда и везде читал фантастику: почему-то не интересовал его современный окружающий мир. Мальчишка очень изменился после отъезда отца, стал молчаливым и замкнутым. Иногда смотрел в пространство застывшим взглядом, и лицо его становилось отрешенным, словно душа улетела куда-то в даль далёкую.

За окном электрички промелькивал знакомый уральский пейзаж, и в голове у Александры заклубились мысли о родных - брате, тётках, ведь жили они в одном городе.

Геннадий встретил сестру и племянников на вокзале, и Александра с болью в сердце смотрела на сгорбленного, худого брата - так скрутила его жизнь, да и травма давняя сказывалась на здоровье: его одолевали сильные головные боли. Ну и, конечно, творило свое чёрное дело пристрастие брата к выпивке. Через несколько лет после развода с первой женой Таисией, из-за чего брат очень страдал - он любил, наверное, её всю жизнь - сошелся с женщиной весёлой и доброй, но - увы - пьющей. И если Геннадий выпивал один стакан вина, то Полина - два: здоровьем она обладала отменным.

Геннадий очень обрадовался приезду сестры, не знал, куда её усадить, завалил племянников конфетами и печеньем, да и Полина обрадовалась непритворно: выросла в детдоме, и к родне Геннадия она относилась сердечно.

Хозяева давно готовились к встрече гостей, потому стол изобиловал снедью, и, естественно, разномастными бутылками, причем, для Александры брат приготовил шампанское, памятуя её нелюбовь к спиртному. И сидя за столом, видя, как опустошаются одна бутылка за другой, причём, Геннадий пил мало - сердце пошаливало, даже в больницу однажды после приступа попал - заметив, что мальчишки тоже недовольны этим, Александра решила на следующий день уехать, хотя могла пожить у брата неделю.

В отличие от Виктора Гена очень расстроился, что младшая сестра, с которой нянчился с пелёнок, собирается уехать на следующий день. Да это и неудивительно, потому что в нём было гораздо больше материнской душевности, чем в других довоенных детях, к тому же обделён вниманием альфинских тётушек, не любивших Полину. Впрочем, она платила им той же «монетой». Тёток Геннадий не видел месяцами, лишь двоюродные братья - Владимир, Розин сын, и Юрий - Зоин, забегали к нему распить бутылочку. Да ещё заглядывала Лида, когда приезжала в гости к тётушкам. Александра же, регулярно бывая в родном городе, ни разу не заехала к Гене, хотя письма писала часто. И потому они не могли наговориться в единственную ночь, которую им суждено было пробыть вместе, и когда впервые открыли друг другу свои души.

- Гена, Гена, зачем губишь себя? - с болью спросила она брата. - Зачем пьёшь?

- Понимаешь, с одной стороны, когда выпью, то и голова не болит, а с другой - чему ещё в этой жизни можно радоваться? Но мы с Полиной ничего, жи-вё-ом, - захорохорился брат. - Ну а ты-то как?

Гена не захотел тревожить младшую сестру рассказом о своей невесёлой жизни: болен, душевно одинок, задумал уйти от Полины, понимая, что не сможет жить рядом с ней и не прикладываться к бутылочке, и даже попросил Зою Егоровну помочь с квартирой. У неё, хоть и давно пенсионерила, старые связи сохранились, к тому же она, как фронтовичка, сначала стала членом городского совета ветеранов, а затем и возглавила его. Зоя Егоровна, выслушав Геннадия, не удержалась, укорила: «Я тебе комнату выхлопотала, зачем отдал её Полькиной дочери?»

Да, такое было. Старшая дочь Полины вышла замуж, а чтобы не мозолила глаза, Геннадий поменял свою комнату на комнату в квартире Полины. Думал ведь жить с ней до старости: она, имея троих детей, ради Геннадия с мужем развелась, а ведь ей, крепкой женщине, мало радости, наверное, было менять здорового мужчину на больного - Геннадий после травмы несколько лет находился на инвалидности. Но любила, видимо, Полина весёлого гитариста Генку, и жалела его, однако нет худшей беды в доме, если жена пьёт больше мужа.

- А ты как? - спросил брат, и она рассказала, чем занимается, как живёт, что перешла вновь в типографию. Гена посмотрел на неё внимательно и неожиданно предложил:

- Ты вот что, сестрёнка, ты лучше расскажи мне, что у тебя на сердце лежит, а там посмотрим, может, и посоветую что…

И Александра выложила ему мысли о себе, о разоренной семье, об отношениях в их роду - все свои мысли поведала. Лишь на своё одиночество не жаловалась, на то, что хоть не вела себя монахиней, но ни с одним из мужчин, с кем встречалась, судьба не пожелала связать крепче, ограничивалась ночными встречами. Зато с гордостью сообщила, что взялась писать книгу о странных судьбах своих родных.

Глаза у Гены заблестели, он стукнул кулаком правой руки о раскрытую ладонь левой и с чувством произнес:

- Эх! Жаль, не увижу я той книги!

- Почему не увидишь? - насторожилась Александра. - Если смогу напечатать, пришлю.

- Болею я, сестрёнка. Каждый день смерти жду, да уж и пришла бы, не мучился бы тогда… - признался брат.

- Ты что? Живи сто лет! Ко мне приезжай. Хоть в гости, хоть насовсем.

- Да боюсь уезжать далеко из дома, вдруг что случится, вот, видишь, нитроглицерин постоянно в кармане лежит. Лида тоже зовёт к себе в гости, а я никак не соберусь. Она здесь часто бывает, да больше у тёток находится, ко мне иногда заходит. Она, понимаешь, не любит Полину, а мы с Семёном не в ладах.

- Да уж… Наверное, без неё ты пил бы меньше, - сказала, вздохнув, Александра. - Знаешь, она мне почему-то никогда не нравилась, хотя, мне кажется, маму любила.

- Ты права. Она же сирота. Мамка, бывало, ругает её, а Полина смеётся да обнимает мамку. Она же, знаешь, чистоплотной всегда была, это сейчас такой стала, - брат неуверенно оправдывал Полину, но чувствовалось, как ему хотелось уйти отсюда, но - некуда: собственная жилплощадь - в квартире сожительницы.

- И всё равно, если она пьёт, так ты хоть воздержись, ведь болеешь, зачем раньше времени в гроб ложиться? - произнесла Александра равнодушную, дежурную фразу, и как потом корила себя за это год спустя!

Брат шевельнул плечами, дескать, ничего теперь уже не сделаешь, а, может, хотел сказать, что никому он, такой больной, кроме Полины, с которой прожил двадцать лет, и не нужен. Александра не верила, что брат любит Полину, но что-то невидимое и непонятное удерживало его возле неё, как и Павлу Федоровну - рядом со Смирновым. И опять подумалось: за что им всем такая глупая жизнь выдалась - всё не ладно, всё через пень-колоду идет…

А Гена опустил голову и прошептал:

- Понимаешь, жить уже не хочется. Давно.

Уезжала Александра из Альфинска серым дождливым утром. Полина вручила гостям полную сумку продуктов - ехать Изгомовым предстояло двое с половиной суток. Потом критически глянула на её босоножки - они не подходили для промозглой дождливой погоды - вытащила старые кеды и заставила переобуться. Ребятишкам сунула в карман одному рубль, другому - трёшку, дескать, в Свердловске мороженого купят. Геннадий чувствовал себя плохо, но всё-таки отправился сестру проводить. Прощаясь возле вагона электрички, произнёс печально: