Пена дней - Борис Виан

— Что случилось? — спросил он, тяжело дыша.

Тем временем Колен уже успел снять коньки и обуться.

— Хлоя заболела, — сказал он.

— Серьезно?

— Не знаю, она упала в обморок.

И он побежал прочь.

— Куда ты? — крикнул ему Шик.

— Домой! — на бегу ответил Колен, и его шаги застучали по бетонной лестнице.

На другом конце катка рабочие холодильного отделения, задыхаясь, повыскакивали наружу. Доступ кислорода был прекращен, и они бессильно падали на дорожку.

Ошеломленный Шик так и застыл с коньком в руке, глядя вслед Колену.

Из-под двери кабинки 128 медленно заструился тоненький кровавый ручеек, и вскоре капли пенистой красной жидкости, тяжело дымясь, покатились по льду.

XXXII

Он бежал изо всех сил, и прохожие, словно бумажные кегли, валились ему под ноги и мягко шлепались на мостовую.

А Колен все бежал, и острый угол горизонта, зажатого между домами, летел ему навстречу. Внизу стелилась ночь, темная, мутная, бесформенная и неживая. Небо было бесцветным, острым и плоским, как потолок, и Колен бежал к самой верхушке ночной пирамиды, неизменно спотыкаясь на светлых гранях. Ему оставалось пробежать еще три улицы.

Там на их прекрасном свадебном ложе лежала Хлоя. Ее ясные глаза были открыты, но дышала она с трудом. Над ней склонилась Ализа. Исида помогала Николя готовить восстанавливающий отвар по рецепту Гуффе, а серая мышка своими острыми зубами разгрызала зернышки злаков для этого отвара.

Но Колен всего этого еще не знал, он бежал, и ему было страшно, неужели не достаточно просто быть вместе, нет, нужно еще все время бояться, вдруг она попала в аварию, ее сбила машина, она лежит на кровати, и они не захотят, чтобы я ее видел такой, и попытаются меня не пустить, неужели вы думаете, что я испугаюсь, я хочу увидеть Хлою во что бы то ни стало, нет, Колен, не надо, пожалуйста, не входи. Может быть, она просто поранилась, и завтра уже все будет в порядке, и мы пойдем гулять в Булонский лес и сядем на ту самую скамейку. Я возьму ее за руку, и наши волосы смешаются, и на подушке будет ее аромат. Я всегда пытаюсь отвоевать ее подушку, сегодня вечером мы опять подеремся, потому что моя подушка для нее слишком жесткая, и мне достанется подушка, на которой до этого лежала Хлоя, и наволочка будет пропитана ароматом ее волос.

Тротуар подбросил Колена вверх, и он сразу оказался на втором этаже. Он поднялся, открыл дверь, в прихожей было тихо и спокойно, никаких людей в черном, никаких священников, только мягкие ковры с серо-голубым рисунком. «Ничего страшного», — сказал Николя, а Хлоя радостно улыбнулась, когда он вошел. Она была так счастлива его видеть.

XXXIII

Колен нежно сжимал в руке теплую доверчивую ладошку Хлои. Она смотрела на него своими ясными, чуть удивленными глазами, и его тревога понемногу рассеялась, но ненадолго. Внизу, у подножия кровати, громоздились поводы для беспокойства. Они отчаянно друг друга колошматили. Хлоя ощущала какое-то странное оцепенение во всем теле, что-то мутное застряло у нее в гортани, и она не знала, как бороться с этой невидимой силой. Хлоя кашляла, чтобы вытеснить ее наружу, но неведомый враг засел где-то очень глубоко. Ей казалось, что стоит вдохнуть, и она окажется в плену, и тогда коварный злодей поглотит ее всю без остатка. Грудь ее еле вздымалась, и мягкие простыни, окутавшие ее длинные голые ножки, придавали спокойствие всем ее движениям. Колен сидел рядом, слегка ссутулившись. Он смотрел на Хлою. Ночь кругами сгущалась вокруг маленького светового пятна, исходящего от лампы в матовом хрустальном колпаке, вмонтированной в стену у изголовья кровати.

— Колен, милый, поставь мне музыку, — попросила Хлоя. — Что-нибудь из твоего любимого.

— Ты слишком устала, — сказал Колен.

Он говорил как бы издалека. Он был бледен. Сердце его билось так сильно, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Колен чувствовал, что оно раздулось до невероятных размеров.

— Нет, пожалуйста, я хочу музыку, — сказала Хлоя.

Колен встал, спустился по дубовой лесенке и включил проигрыватель. Во всех комнатах стояли динамики, но он включил только тот, который был в спальне.

— Что ты поставил? — спросила Хлоя. Она улыбалась, потому что сама знала ответ.

— Ты помнишь? — спросил Колен.

— Помню…

— Тебе больно?

— Не очень…

Там, где реки впадают в море, образуется невидимая преграда, где пенятся волны и танцуют обломки затонувших кораблей. Так между уличным мраком и комнатным светом всплывали воспоминания, кружились у лампы и погружались во тьму, откуда вновь возникали их белые животы и серебряные спины.

— Посиди со мной, — сказала Хлоя, приподнимаясь на подушках.

Колен лег поперек кровати и положил голову Хлои себе на руку. Легкая кружевная рубашечка причудливым узором обвивала ее золотистую кожу и нежно вздувалась у подножия груди.

Хлоя тронула его рукой за плечо.

— Ты не сердишься? — спросила она.

— За что?

— За то, что я такая глупая…

Она доверчиво потянулась к нему, и он поцеловал ее в ключицу.

— Убери руку под одеяло, ты замерзнешь, моя маленькая.

— Мне не холодно, — сказала Хлоя, — послушай музыку.

В игре Джонни Ходжеса ощущалось что-то воздушное, что-то неизъяснимое и бесконечно чувственное. То была чувственность в чистом виде, бестелесная, неосязаемая.

Под воздействием музыки углы комнаты смягчались и делались округлыми. Колен и Хлоя лежали теперь в самом центре сферы, некогда бывшей их спальней.

— Что это было? — спросила Хлоя.

— The Mood of the Wooed, — ответил Колен.

— Я так и почувствовала, — сказала Хлоя. — Как, интересно, доктор войдет к нам в спальню, когда она такой формы?

XXXIV

Николя открыл дверь. На пороге стоял доктор.

— Я — доктор, — сказал он.

— Хорошо, — ответил Николя. — Попрошу вас последовать за мной. — И он повел его на кухню. — Вот. Попробуйте и скажите мне, что вы об этом думаете.

Он преподнес доктору кремнекальциосодовый сосуд, в котором бурлил напиток необычного цвета, отливавший кассиусовым пурпуром и прозеленью рыбьего пузыря с легким оттенком синеватого хрома.

— Что это? — спросил доктор.

— Отвар… — ответил Николя.

— Это я и так вижу, — сказал доктор, — какой именно?

— Общеукрепляющий, — ответил Николя.

Доктор поднес сосуд к носу, понюхал, оживился, глотнул, попробовал, схватился обеими руками за живот и уронил свой саквояж для инструментов.

— Ну что, действует? — поинтересовался Николя.

— Уф! — пробурчал доктор. — Так и окочуриться недолго… Вы что, ветеринар?

— Нет, — гордо ответил Николя, — я повар. Значит, действует, да?

— Да, неслабый отвар, — признал доктор, — бодрящий.

— А теперь пойдемте к больной, — сказал Николя, — я вас продезинфицировал.

Доктор последовал было за ним, но почему-то повернул не в ту сторону. Казалось, он не вполне владеет ситуацией.

— Послушайте, — сказал Николя, — а вы вообще в состоянии осмотреть больную?

— Видите ли, — отвечал доктор, — я бы хотел проконсультироваться с коллегой. Доктор Членоед сейчас подойдет.

— Хорошо, — сказал Николя, — следуйте за мной.

Он открыл дверь, выходившую на черную лестницу.

— Спуститесь на три этажа, поверните направо, и вы окажетесь там, где нужно, — сказал он.

Доктор стал спускаться, но внезапно остановился.

— Где я нахожусь? — спросил он.

— Вы находитесь именно там, где находитесь, — ответил Николя.

— Вот и славненько, — сказал доктор.

Николя закрыл дверь. В прихожей показался Колен.

— Кто там приходил? — спросил он.

— Доктор. Он мне показался последним идиотом, и я отправил его обратно.

— Как же мы будем без доктора? — спросил Колен.

— Сейчас сюда придет профессор Членоед, — ответил Николя.

— Звучит убедительно, — признал Колен.

В дверь снова позвонили.

— Стой, я сам открою, — сказал Колен.

Пока он шел по коридору, серая мышка вскарабкалась вверх по его ноге и примостилась на правом плече. Колен открыл дверь, и на пороге возник профессор Членоед.

— Здравствуйте, — сказал он.

На нем был черный костюм и ослепительно желтая сорочка.

— Чисто физиологически сочетание черного с желтым соответствует максимальному контрасту, — торжественно изрек профессор. — Кроме того, подобная гамма не вредна для зрения и сразу бросается в глаза водителям, таким образом, я не рискую быть раздавленным.

— Вы совершенно правы, — согласился Колен.

Профессору было около сорока лет и ни годом больше. У него были гладковыбритые щеки, маленькая острая бородка и невыразительные очки.

— Не желаете ли последовать за мной? — предложил Колен.

— Не знаю, — сказал профессор. — Я как-то не уверен… — Но, поколебавшись, он все-таки решился. — А кто у вас болен? — спросил он.