Пена дней - Борис Виан

— Никак нет, месье, — ответил Николя. — Они готовы принять вас и вашу супругу, а также привести автомобиль в надлежащий вид.

— Что с тобой стряслось? — спросила Хлоя.

— Уф!.. — сказал Николя. — Хозяина на месте не оказалось, пришлось договариваться с его дочерью.

— Приведи себя в порядок, — потребовал Колен. — Посмотри, на кого ты похож.

— Прошу меня извинить, месье, я счел, что ради двух номеров стоило пойти на жертвы.

— Оденься по-человечески, — потребовал Колен. — И постарайся изъясняться нормальным языком. Хватит играть у меня на нервах.

Хлоя нагнулась, чтобы поиграться со снегом. Его мягкие пушистые хлопья не таяли на ладони.

— Смотри, какая прелесть! — воскликнула Хлоя.

Под снегом показались примулы, васильки и маки.

— Да, красиво, — согласился Колен. — Только не надо брать снег в руки. Ты простудишься.

— Нет, не простужусь, — начала было Хлоя и вдруг сильно закашлялась. Казалось, что кто-то скрипучими ножницами разрезает шелковую ткань.

— Моя маленькая, — сказал Колен, прижимая ее к себе, — когда ты так кашляешь, у меня сердце разрывается.

Хлоя выпустила снежинки из рук, и они медленно, как тополиный пух, полетели вниз, переливаясь на солнце.

— Не нравится мне этот снег, — заметил Николя. — Прошу простить меня, месье, за подобную вольность, — поспешно добавил он.

Колен снял башмак и запустил им в физиономию Николя, который в это момент как раз нагнулся, чтобы вытереть пятнышко на брюках. Услышав над своей головой звон разбитого стекла, Николя стремительно выпрямился.

— Месье, — укоризненно произнес он, — позволю себе заметить, что вы разбили окно своей спальни.

— Ничего, — сказал Колен, — заодно проветримся. Надеюсь, это отучит тебя кривляться.

И, поддерживаемый Хлоей, он запрыгал на одной ножке по направлению к двери. На месте разбитого стекла постепенно вырастало новое, и дверная рама уже покрылась тоненькой пленочкой, которая переливалась всеми цветами радуги.

XXVII

— Как спалось? — спросил Колен.

— Неплохо, а тебе? — ответил Николя, который на этот раз облачился в штатское.

Хлоя зевнула и взяла графин с каперсовым сиропом.

— Это дурацкое окно мешало мне спать, — сказала она.

— Разве оно не затянулось? — удивился Николя.

— Не до конца, — сказала Хлоя. — Родничок еще открыт, и через него как раз и сквозит. Просыпаюсь и чувствую, что у меня вся грудь в снегу…

— Ужасно, — признал Николя. — Я им устрою. Кстати, мы ведь сегодня утром все равно уезжаем.

— Сегодня днем, — уточнил Колен.

— Пойду надену костюм шофера, — сказал Николя.

— Николя, ты опять начинаешь?

— Я случайно, — сказал Николя. Он залпом выпил свой сироп и проглотил бутерброды. — Сейчас посмотрим, что из себя представляет местная кухня, — важно проговорил он, подравнивая карманной дрелью узел своего галстука.

Николя вышел из комнаты, и шаги его затихли, возможно, в направлении кухни.

— Что мы будем делать, моя маленькая? — спросил Колен.

— Целоваться, — сказала Хлоя.

— Разумеется. А потом?

— А потом… я стесняюсь.

— Да, обязательно. Я имел в виду после этого.

— А потом уже пора будет обедать, — сказала Хлоя. — Обними меня. Мне холодно. Этот ужасный снег…

В комнату золотыми волнами вплывало солнце.

— Здесь так тепло, — сказал Колен.

— Да, но мне все равно холодно, — возразила Хлоя, прижимаясь к нему. — А потом я напишу письмо Ализе…

XXVIII

Улица была буквально наводнена поклонниками Партра, которые пытались прорваться в зал, где Жан-Соль должен был читать лекцию.

Они проявляли незаурядную находчивость в своих попытках надуть санитарный кордон, призванный проверять подлинность пригласительных билетов, поскольку в обращение были пущены десятки тысяч фальшивок.

Некоторые хитрецы прибывали на место в катафалках, но догадливые жандармы протыкали гробы стальными пиками, превращая, таким образом, хитрецов в мертвецов и навеки пригвождая их к гробовой доске. От этой операции незаслуженно пострадало немало истинных покойников, последний путь которых пролегал мимо лекционного зала и которым теперь предстояло явиться на страшный суд в дырявом саване. Иные с превеликим трудом садились в Бурже на специальный самолет и прыгали с парашютом. Пожарные направляли на них свои брандспойты, сбивали их прямо над сценой и топили там, как котят. Были и те, кто пытался проникнуть в зал из канализационных труб, но как только голова такого смельчака показывалась над люком, он тут же получал по суставам кованым сапогом, а остальное было уже делом крыс. Однако ничто не могло остановить уцелевших поклонников Жан-Соля. Они всеми силами пытались проникнуть в помещение. Гул голосов вздымался до небес, и эхо витало меж облаками.

И только избранные, только посвященные, только особы приближенные к лектору спокойно проходили сквозь кордон, предъявляя свои пригласительные билеты, которые, кстати сказать, не имели ни малейшего сходства с фальшивыми, и направлялись в зал по узкому проходу, оборудованному вдоль стены, где через каждые полметра стояли вооруженные до зубов тайные агенты, замаскированные под огнетушители. Но и законных гостей оказалось так много, что зал был уже полон, а приглашенные все прибывали.

Шик прибыл сюда еще накануне. Ему удалось за бешеные деньги подкупить швейцара и занять его место, предварительно перебив бедняге рессорой левую ногу, чтобы замена была оправданной. Когда речь шла о Партре, Шик не экономил. Вместе с ним прибытия лектора ждали Ализа и Исида. Они тоже провели в этом здании всю ночь, боясь пропустить столь важное событие. Шик был просто неотразим в темно-зеленой форме швейцара. С тех пор как Колен подарил ему двадцать пять тысяч трублон, к своей основной работе он относился весьма пренебрежительно.

Публика в зале выглядела колоритно. Среди мужчин преобладали дерганые лохматые очкарики с замусоленной сигаретой в зубах и арахисовой отрыжкой, а женский пол был представлен чахлыми барышнями с жалкими косичками, обмотанными вокруг черепа, и в канадках, надетых на голое тело и сильно протертых в области бюста.

В большом, наполовину застекленном холле с грубо намалеванными фресками, изображавшими безнадежно уродливых дам, уныло толпились опоздавшие. Их жизненное пространство было сильно ограничено. Стоя в глубине холла на одной ножке, они неуклюже размахивали свободной нижней конечностью, пытаясь распихать напирающих соседей. В парадной ложе, окруженная свитой, восседала герцогиня де Будуар. Истерзанная толпа взирала на нее с нескрываемой ненавистью. Привилегированное положение герцогини особенно нервировало многочисленных философов, скромно примостившихся на складных стульчиках.

По мере того как приближалось начало лекции, толпу лихорадило все больше и больше. Из глубины зала уже доносился смутный гул: там несколько студентов, желая возбудить брожение умов, принялись хором скандировать отрывки из «Нагорной проповеди» баронессы Орци.

Жан-Соль был уже недалеко. Трубный рев слонов возвестил его приближение, и Шик высунулся из окна своей ложи. Он увидел вдали силуэт Жан-Соля, гордо восседающего в своем бронированном паланкине, и отметил про себя, что слоновья спина, бугристая и морщинистая, в лучах красного прожектора выглядела особенно живописно. По углам паланкина расположились отборные стрелки, державшие наготове свои быстрые дротики. Слон уверенно прокладывал себе дорогу в толпе, бесстрастно давя массивными ногами всех, кто попадался у него на пути, и неуклонно двигаясь к цели. Перед входом в зал он опустился на колени, и первыми на землю ступили стрелки. За ними из паланкина легко выпорхнул Партр, и все они медленно двинулись к сцене. Стрелки дротиками расчищали ему путь. Тайные агенты наглухо заперли двери за его спиной. Между тем Исида, Ализа и Шик по секретному коридору устремились за сцену.

Шик предусмотрительно проделал дырочки в кулисе из инкапсулированного бархата, и, усевшись на подушки, они с нетерпением ждали начала. Буквально в метре от них Партр перебирал свои манускрипты. Что-то вроде радужного сияния исходило от гибкого аскетичного тела лектора, и публика, как зачарованная, следила за его малейшими жестами, с вожделением и тревогой ожидая, когда он наконец заговорит.

В зале имели место многочисленные обмороки, вызванные чрезмерным внутриматочным возбуждением, в основном среди женской части аудитории. Сидя на своих подушках, Ализа, Исида и Шик отчетливо слышали учащенное дыхание двух дюжин слушателей обоего пола, пробравшихся под сцену и вынужденных в целях экономии места снять с себя все до последней нитки.

— Ты помнишь? — спросила Ализа, нежно глядя на Шика.

— Да, — отвечал Шик. — Так мы и познакомились…