Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

последующие события, нужен отдельный, и уже за пределами этого очерка. Тогда как здесь нельзя не упомянуть, что именно при К. в Союз писателей был наконец-то принят многострадальный антисемит И. Шевцов и восстановлен столь же многострадальный погромщик А. Суров. И уж тем более нельзя обойти стороной скандал с «Метрополем» (1979), который, — по словам Вик. Ерофеева, — «оказался золотой жилой для Феликса Феодосьевича. Он стал залетать в такие кабинеты, в которых раньше и не надеялся побывать»[1625]. И рассчитывал, надо думать, на дальнейшее ускорение своей карьеры, возможно даже партийной и уж точно политической. Но власти очередная вселенская шумиха была, видимо, настолько уже ни к чему, что…

Не случилось. Поэтому в истории литературы останется только прозвище Фотий Феклович Клизмецов, которым своего заклятого врага припечатал В. Аксенов в романе «Скажи изюм». А в памяти литераторов-современников останутся еще и воспоминания о человеке, который всю свою незаурядную энергию направил на то, чтобы до последних дней пытаться дирижировать давно распавшимся писательским союзом, где идейная вражда безнадежно выродилась в спор хозяйствующих субъектов.

Соч.: Избранное: В 2 т. М.: Современник, 1981; На переломе. Из истории литературы 1960–1970-х годов: Очерки. Портреты. Воспоминания. М.: ИМЛИ РАН, 1998; «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа. М.: ИМЛИ РАН, 2005.

Куницын Георгий Иванович (1922–1996)

Вступив на фронте в партию (1943), коммунистическим идеалам К. не изменял уже никогда. После демобилизации, в параллель с заочной учебой в Тамбовском педагогическом институте и областной партшколе, работал в местных комсомольских и партийных органах[1626], откуда в 1957 году был направлен в Академию общественных наук при ЦК КПСС. И, видимо, хорошо проявил себя, раз, защитив кандидатскую на тему «Учение В. И. Ленина о партийности литературы» (1961), был приглашен служить инструктором в ЦК и уже через год пошел на повышение, став заведующим сектором кинематографии Идеологического отдела ЦК, а с 1964-го заместителем заведующего Отделом культуры.

Положение обязывает, и в залежах докладных записок по инстанциям можно обнаружить скрепленные его подписью малоприятные бумаги — то о разбраненном Хрущевым фильме М. Хуциева «Застава Ильича», то «О непартийном поведении кинорежиссера М. И. Ромма»[1627]. Однако работа цековского куратора — отнюдь не только составление документов, но еще и телефонные звонки на киностудии, еще и аппаратные интриги, еще и доверительные беседы, где с оглядкой, конечно, на мнение «верхов», можно было дать волю своей крестьянской хитринке, природному чувству правды и природному художественного вкусу. Здесь К. был силен, как никто, и список фильмов, которые с его помощью либо были запущены в производство, либо пробились на экраны, действительно впечатляет: «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» Э. Климова (1964), «Наш честный хлеб» К. Муратовой (1964), «Председатель» А. Салтыкова (1964), «Андрей Рублев» А. Тарковского (1964–1966), «Обыкновенный фашизм» М. Ромма (1965), «Долгая счастливая жизнь» Г. Шпаликова (1965), «Перед судом истории» Ф. Эрмлера (1965), «Берегись автомобиля» Э. Рязанова (1966), «Крылья» Л. Шепитько (1966), «Айболит–66» Р. Быкова (1966), «Бег» А. Алова и В. Наумова (1970).

Приходилось, разумеется, лавировать, и выразительна история с публикацией булгаковского «Театрального романа» в «Новом мире» (1965. № 8), которой К. на людях вроде бы противился, но, — с изумлением записывает в дневник А. Кондратович, — «как-то неуверенно и потому неубедительно <…>, и я почувствовал, что Куницын спорил со мной по должности, а вообще-то он за нас». Вот и кончилось тем, что, опершись по совету К. на поддержку мхатовских «стариков», в августовской книжке журнала за 1965 год роман все-таки напечатали.

Эта готовность помогать талантливым людям и при необходимости брать ответственность на себя не то чтобы афишировалась, но в творческих кругах была известна. И недаром, — по свидетельству режиссера А. Гордона, — Андрей Тарковский называл К. своим «ангелом-хранителем»[1628], и, что тоже никак не типично для партийного функционера, в отцовском доме, — рассказывает сын В. Куницын, — собирались «бесконечные застолья, где рядом могли одновременно оказаться Айтматов и Евтушенко, Гамзатов и Кулиев, Чивилихин и Тендряков, Шатров и Климов, Андрей Тарковский и Лариса Шепитько»[1629].

В 1966 году К. в очередной раз решили повысить, назначив председателем Госкино СССР, то есть министром, и он поначалу воодушевился — пока не выяснилось, что ему намерены поручить, — как было сказано в проекте постановления ЦК, — обуздание «многочисленной группы режиссеров и сценаристов, в сущности, совершающих идеологическую диверсию против партии». Вот тут-то, — вспоминает К., — он «прямо в лицо» и заявил М. Суслову: «Предложенная мне программа будет выполняться не моими руками». А тот вместо ответа лишь «передернул на носу очки и сказал: „Вы свободны“»[1630].

Так что К. в одну секунду из ЦК вылетел, хотя в номенклатуре его до поры оставили, отправив в «Правду» членом редколлегии по разделу литературы и искусства. Где он тоже своевольничал: пропустил в печать резкие отзывы о пьесах А. Софронова и романе В. Кочетова, попытался заступиться за Л. Карпинского и Ф. Бурлацкого, авторов крамольной статьи «На пути к премьере», в декабре 1966-го написал редакционную статью «О журналах „Новый мир“ и „Октябрь“», которая, — по его же собственным словам, — «была воспринята умеющими читать как попытка определенным образом именно отвести основной удар от А. Т. Твардовского»[1631]. Больше же всего гордился тем, что «не подписал в набор ни одной строки против А. Солженицына и А. Сахарова»; «когда им, верхним, надо было, <…> для них был под руками отдел писем, он и подбрасывал главному „письма трудящихся“ соответствующего содержания»[1632].

Со Старой площади пошли в газету раздраженные звонки, и уже в июне 1968 года К. выставили и из «Правды», и вообще из номенклатуры; «теперь уже, — пошутил его друг Ал. Михайлов, — к кличке „Цэкист-расстрига“ могла бы прибавиться и другая — „Правдист-расстрига“»[1633]. И так совпало, — говорит К., — что «случившаяся ситуация застала меня в процессе необратимого социального просветления относительно того, что вообще верхний слой КПСС никакого отношения к провозглашаемым им высоким идеям не имеет»[1634].

И не тот был человек Георгий Иванович, чтобы, прозрев, скрывать свои взгляды — и в Институте истории искусств, куда его взяли на работу, и в Союзе писателей, членом которого он стал в 1969 году, и в «Новом мире», куда он, — по воспоминаниям А. Кондратовича, — приносил свои статьи — «cумбурные, но с неожиданно смелыми выпадами» и вообще всюду, где его готовы были печатать и слушать. Надо ли удивляться, что партийные выговоры и попытки исключить из партии пошли одни за другими, и защита его докторский диссертации 16 мая 1968 года тоже запечатлелась в истории?

Еще бы: ведь поддержать друга в ИМЛИ собрался — как рассказывают, — весь цвет художественной интеллигенции: М. Донской и Э. Климов, М. Хуциев и Л. Зорин, А. Алов и В. Наумов, М. Шатров и Л. Шепитько, К. Ваншенкин и