Фрейд - Питер Гай

Вне всяких сомнений, мэтр предпочел обойти этот неразрешенный и по большей части бессознательный конфликт потому, что его мужское собственническое чувство совпадало с консерватизмом социума. Во всем, что касалось общественных отношений, этики и одежды, Зигмунд Фрейд оставался джентльменом XIX века. Он не менял в угоду новой эпохе ни свои старомодные манеры, ни такие же старомодные идеалы, ни стиль устной и письменной речи, ни – по большей части – орфографию. Фрейд недолюбливал радио и телефон. Он считал споры по вопросам морали абсурдными, поскольку разница между достойным и недостойным, правильным и неправильным абсолютно очевидна. Другими словами, преданность основателя психоанализа эпохе, которая на его глазах уходила в историю, оставалась неизменной. Его письма и меморандумы Флиссу, а также описания историй болезни 90-х годов XIX столетия содержат краткий перечень традиционных убеждений – мы теперь называем их предубеждениями – относительно женщин. Муж обязан защищать жену от откровенных сексуальных подробностей, даже если они выражены в медицинских терминах. Умная и независимая женщина заслуживает похвалы, поскольку в этих аспектах она практически не уступает мужчине. Женщина от природы сексуально пассивна. В то же время Фрейд мог ставить под сомнение эти распространенные банальности, признавая, что эротическая пассивность женщин по большей части не природная, а навязана обществом. Он видел силу старой идеи, высказанной еще Дефо, Дидро и Стендалем, что отставание в умственном развитии, которое можно обнаружить у женщин, не заложено природой, а является следствием социального угнетения.

Эти и другие представления о женщинах, плохо согласующиеся друг с другом, а иногда и откровенно противоречивые, пронизывали его работы на протяжении многих лет, причем в основе их лежали идеи о мужском превосходстве. В 1907 году в «Бреде и сновидениях в «Градиве» В. Йенсена» Фрейд утверждал, что в любви мужчине неизбежно предназначена роль агрессора. По прошествии 12 лет он просил Ференци передать письмо даме из Будапешта, которая недавно написала ему, – «настоящей женщине» – Frauenzimmer. «Она забыла указать свой адрес, как это обычно делают мужчины». Небольшая разница между полами казалась ему очень существенной. Рассказывая Эрнесту Джонсу о Джоан Ривьер, которой он восхищался, Фрейд отметил: «Насколько я знаю, вы не слишком глубоко поскребли кожу так называемой женщины с мужским характером, чтобы вытащить на свет божий ее женственность». Отношение Фрейда к женщинам было частью его общей культуры, викторианского стиля[251].

Этот стиль никогда не был монолитным. Широко распространенный эпитет «викторианский» представляет собой не более чем удобное, зачастую пренебрежительное и по большей части сбивающее с толку клише. Оно отсылает нас к образу «ангела очага» – покорная женщина занята воспитанием детей и домашним хозяйством. А ее властный, гораздо более сексуальный и агрессивный муж борется за существование во враждебном мире бизнеса и политики. Разделение викторианцев по отношению к женщинам на две партии, феминистов и антифеминистов, принесет не больше пользы, чем сам термин «викторианский». Не подлежит сомнению, что по женскому вопросу бушевали жаркие споры, изобиловавшие броскими лозунгами. Но использовавшиеся ярлыки слишком поверхностны, чтобы отразить широкий спектр взглядов. Некоторые антифеминисты не хотели предоставления женщинам избирательных прав и в то же время ратовали за их право на высшее образование, на управление личной собственностью, за равный доступ к суду по бракоразводным делам. Схожих взглядов придерживалась и часть феминистов, которые по идее должны были быть врагами антифеминистов. Фрейд, не скрывавший свое скептическое недоверие к феминистскому движению, может служить превосходным примером этой путаницы союзов и позиций. Он мог считать своим идеалом милую и расторопную домашнюю хозяйку, но никогда не чинил препятствий женщинам-аналитикам – наоборот, поощрял их! – и серьезно относился к их взглядам. И действительно, в своих замечаниях о женщинах – их тон варьировал от искреннего удивления до благородной вежливости – Фрейд подчеркивал, что они могут подняться до самых вершин в той профессии, основателем которой он является. Его убеждения сформировались довольно рано, и он не видел никаких оснований их менять. Однако поведение Фрейда как бесспорного основателя и лидера международного движения, в которое женщины внесли существенный и всеми признанный вклад, противоречило его риторике.

Таким образом, Фрейд абсолютно непреднамеренно стал участником кампании за права женщин, которая разворачивалась в то время. С середины XIX века во всех странах Запада борцы за права женщин пытались преодолеть юридические, социальные и экономические барьеры. Незадолго до начала Первой мировой войны воинствующие английские суфражистки стали прибегать к пассивному сопротивлению, а иногда и открытому насилию, но большинство феминистов продолжали ограничивать свою борьбу умеренными требованиями и по-прежнему придерживались благоразумного, хотя и возмущенного тона. Первая полноценная декларация прав женщин, принятая на конференции в Сенека-Фоллз в штате Нью-Йорк, была примирительной, почти робкой: призыв к всеобщему избирательному праву на этом собрании почти не звучал, а поставленный на голосование не прошел. Теми, кто метал громы и молнии в феминистов, называя их извращенцами, посягающими на семью и «естественные» отношения между полами, мог двигать только страх. И действительно, если судить по лавине карикатур, передовиц, проповедей и критических выступлений, направленных против зловредных, мужеподобных теток и обабившихся подкаблучников-мужчин, многие представители сильного пола были встревожены до чрезвычайности. Эту волну женоненавистнических чувств, на несколько десятилетий захлестнувшую разные страны после конференции в Сенека-Фоллз, мог объяснить только фрейдистский анализ.

На первый взгляд феминисты казались серьезной угрозой. Они храбро и шумно сражались, но у их противников были надежно укрепленные позиции в церкви, государстве и обществе. Еще больше перспективы феминизма омрачались тем, что в конце XIX столетия движению пришлось бороться с постоянно усиливавшимися и парализующими деятельность яростными спорами относительно стратегии и целей. Социалисты в рядах феминистского движения утверждали, что к освобождению женщин приведет только крах капитализма. Тактики настаивали на всеобщем избирательном праве как предпосылке всех остальных реформ. Более осторожные феминисты были согласны сосредоточиться на последовательном снятии барьеров – сначала петиции за допуск женщин к медицинскому образованию и за право иметь собственный счет в банке. Вследствие всего этого победы борцов за права женщин были единичными и давались большим трудом. Известные женщины-психоаналитики, такие как Анна Фрейд и Мелани Кляйн, являлись живым воплощением идеала феминистов, хотя не извлекали из сего никакой пользы и добились всего благодаря своей личной смелости. И позиции Зигмунда Фрейда.

В Австрии тех времен у феминистского движения было еще меньше успехов, чем везде. Одно разочарование сменялось другим… Закон 1867 года открыто запрещал лицам женского пола наряду с иностранцами и представителями национальных меньшинств участвовать в политической деятельности, поэтому феминистских обществ, выступавших за предоставление избирательных прав женщинам, быть просто не могло. Даже австрийские социалисты, которые в конце 80-х годов XIX века стали массовым движением, не хотели вносить в свою политическую платформу открытое требование равенства избирательных прав для женщин. Они призывали к отмене всех законов, дававших преимущество мужчинам, но больше были заинтересованы в повторении своих традиционных требований. В 1898 году их лидер Виктор Адлер перечислил главные претензии – это экономическая эксплуатация, отсутствие политических прав, духовное рабство[252]. Предположительно, после устранения всего этого женщины тоже будут свободны. Поэтому австрийские женщины, когда они в конце концов объединились, ограничили свою деятельность безопасными и считавшимися типично женскими областями – образованием и благотворительностью. Не многие позволяли себе даже мечтать о том, чтобы бросить вызов положениям свода законов 1811 года, официально объявлявшего мужа главой семьи и в этом качестве хозяином дома, распоряжения которого жена должна выполнять и воплощать в жизнь. Таким образом, несмотря на то что законодательство Австрии XIX столетия рассматривало женщин как субъектов – некоторые даже поздравляли соотечественниц с тем, что их положение лучше, чем француженок, – без одобрения супруга женщина не могла учить своих детей, руководить домашним хозяйством, обращаться в суд или заниматься коммерцией. В своем объемном исследовании семейного права, опубликованном в 1907 году, Хелен Вебер называла австрийские законы преимущественно немецко-патриархальными. Довольно мягкая характеристика.