Фрейд - Питер Гай

Большинство последующих комментариев упрощало взгляды Фрейда, которые представляли собой сложный сплав общеизвестных банальностей, осторожных предположений и необычных догадок. Он сказал много такого, что глубоко обидело женщин, но не все его теоретические положения и частные мнения были антагонистическими или покровительственными. И не все они были доктринерскими! В отношении женской психологии Зигмунд Фрейд временами был почти агностиком. В конце 1924 года, пытаясь решить некоторые вопросы клиторальной и вагинальной чувствительности, которые поставил Абрахам, основатель психоанализа признался, что, несмотря на общий интерес к этой теме, он «совсем ничего о ней не знает». В целом, согласился мэтр, возможно с излишней готовностью, женский аспект проблемы для него «необыкновенно туманен». Уже в конце 1928 года он писал Эрнесту Джонсу: «…все, что нам известно о раннем развитии женщины, кажется мне неудовлетворительным и неопределенным». Он, признавался Фрейд, искренне пытался понять «сексуальную жизнь взрослой женщины», но женщина продолжала интриговать и озадачивать его. Она была для него чем-то вроде «черного континента».

К тому времени Фрейд установил для себя две вещи: «первое представление о половом сношении является оральным – сосание пениса, как раньше материнской груди; отказ от клиторального онанизма из-за неполноценности этого органа, болезненно осознаваемой». Это казалось очень существенным, но «обо всем остальном я должен воздержаться от суждения». Примерно в то же время, когда мэтр признался в своей растерянности Джонсу, он говорил Мари Бонапарт, что на протяжении 30 лет занимается исследованием «женской души», особо не афишируя это. Он спрашивает: «Was will das Weib?» – «Чего хочет женщина?» Эта известная ремарка, а также описание женщины как неизведанной страны – «черного континента» представляют собой древнее клише в современной упаковке: мужчины на протяжении столетий защищались от смутного страха перед тайной женской силой, называя весь слабый пол непонятным и необъяснимым. Но это также жест беспомощности, показатель неудовлетворенности основателя психоанализа пробелами в его теории. Сказанное им в отношении женственности, писал Фрейд, неполно и фрагментарно. Если хотите узнать больше, советовал он читателям, «обратитесь к собственному жизненному опыту, или к поэтам, или подождите, пока наука не сможет дать вам более глубокие и лучше согласующиеся между собой сведения». Эти публичные оговорки были не просто риторикой. Как нам известно, личная переписка Фрейда изобилует подобными заявлениями о невежестве. Когда мэтр был в чем-то уверен, он так и говорил, но в отношении женщин такой уверенности не было.

Статьи по женской психологии, опубликованные Фрейдом в период с 1924 по 1933 год, стали основой дебатов, начало которым положили его отрывочные комментарии в начале 20-х. Кроме Карла Абрахама главными противниками его идей были Эрнест Джонс, стремившийся доказать свою независимость, молодой немецкий психоаналитик Карен Хорни, достаточно смелая и независимая, чтобы публично бросить вызов мэтру на его территории, а также такие его верные сторонники, как Жанна Лампль де Гроот и Хелен Дойч, в конечном счете принявшие окончательную позицию Фрейда, почти без критики и лишь с небольшими дополнениями. В отличие от спорной идеи влечения к смерти, взгляды основателя движения на женственность по большей части стали главенствующими среди психоаналитиков. С начала 30-х годов прошлого столетия они считались более или менее каноническими в их профессии. И все-таки время от времени появлялись несогласные, и предложения пересмотреть послевоенные взгляды Фрейда на женщин никогда не заканчивались. Ревизионисты из числа психоаналитиков не гневались на мэтра, как впоследствии феминистки, но его заявления были им неприятны.

Работы Фрейда, посвященные женщинам, могут служить очередным примером того, до какой степени были предопределены его идеи. В мозгу основателя психоанализа причудливо переплелись бессознательные фантазии, культурные предпочтения и психоаналитические теории. С раннего детства Зигмунд Фрейд был окружен женщинами. Он не осознавал, какое сильное влияние оказала на него красивая, молодая и властная мать. Свой вклад в эмоциональную жизнь ребенка – загадочный, внезапно прервавшийся, но неоспоримый – внесла и няня-католичка. Племянница Фрейда Паулина, примерно одного возраста с ним, была первым объектом его детской эротической агрессии. Пять младших сестер появились в семье буквально друг за другом (младшая, тоже Паулина, родилась, когда Фрейду еще не исполнилось восемь лет), лишили его исключительного внимания родителей как единственного ребенка и стали как нежелательными соперницами, так и восхищенной аудиторией. Великая любовь его взрослой жизни, страсть к Марте Бернайс, со всей силой обрушилась на Фрейда в 25-летнем возрасте, принеся с собой яростное собственническое чувство и приступы иррациональной ревности. Его свояченица Минна Бернайс, поселившаяся в семье Фрейда в конце 1895 года, высоко ценилась им как компаньон для бесед, прогулок и путешествий. Основатель психоанализа говорил Флиссу, что отношения с женщинами никогда не могли заменить ему мужскую дружбу, однако он был явно неравнодушен к ним.

В профессиональной жизни мэтра также преобладали женщины, и все они стали главными фигурами в истории развития психоанализа. Первой была открывшая новую эпоху Анна О., которую Фрейд, если можно так выразиться, позаимствовал у ее лечащего врача. За ней, в начале 90-х годов XIX столетия, последовали пациентки с истерией, научившие его искусству слушать. Еще одной учительницей Фрейда стала Дора, история болезни которой оказалась первой из пяти самых известных случаев, опубликованных в его работах, и которой он обязан такими уроками, как неудача, перенос и контрперенос. А зимой 1901 года получить профессорское звание Фрейду помогли два влиятельных покровителя, вернее две влиятельные покровительницы…

Более того, намного позже, уже будучи самым известным в мире психоаналитиком, он был предметом восхищения женщин и дружил с такими красивыми, интересными и образованными ученицами, как Лу Андреас-Саломе, и такими пациентками, как Хильда Дулитл. Многие женщины, которых он высоко ценил, – Хелен Дойч, Джоан Ривьер, Жанна Лампль де Гроот, Рут Мак Брунсвик, Мари Бонапарт и, конечно, его дочь Анна – внесли немалый вклад в развитие психоанализа. В 1910 году, когда члены Венского психоаналитического общества пересматривали свой устав, Исидор Задгер заявил о том, что он против приема женщин, но Фрейд с ним не согласился. Он «считал серьезной непоследовательностью исключать женщин в принципе»[247]. Впоследствии мэтр даже предположил, что аналитики-женщины, скажем Жанна Лампль де Гроот и Хелен Дойч, могут глубже аналитиков-мужчин проникать в ранние период развития девочки, который кажется «таким древним, расплывчатым». В процессе переноса они служат более подходящей заменой матери, чем любой мужчина. Таким образом, Фрейд признавал, что в важных аспектах психоаналитической практики женщина может быть компетентнее мужчины. Это был серьезный комплимент, хотя и не без определенной горечи: примечательное признание человека с репутацией несгибаемого антифеминиста, а также легкий намек на эти самые предубеждения. Аналитик-женщина, считал Фрейд, лучше всего справляется с работой, для которой она предназначена биологически, – работой матери.

Это убеждение имело огромные последствия для его биографии. Среди женщин, которые сыграли в жизни Зигмунда Фрейда главную роль, вероятно, самой убедительной, хотя и не самой заметной фигурой была мать. Ее влияние на внутреннюю жизнь Фрейда было таким же сильным, как жены, свояченицы и даже дочери Анны, а возможно, в конечном счете определяющим. Именно Амалия Фрейд поразила своего четырехлетнего первенца, когда во время поездки он увидел ее nudam. Женщина, любви которой он жаждал и которую боялся потерять… В детстве, когда ему еще не исполнилось десяти, Фрейд видел знаменитый тревожный сон о матери, который подробно описал и частично объяснил в своем труде «Толкование сновидений»: «Он был очень живым; мне снилась любимая мать с необычно спокойным, как у спящего человека, выражением лица; ее внесли в комнату и положили на кровать два (или три) человека с птичьими клювами». Он тогда проснулся от собственного крика. Вспоминая этот давний сон, Фрейд без труда определил источник фигур, которые несли его мать: птичьи клювы были визуальными аналогами немецкого вульгаризма для обозначения полового сношения (vögeln), который является производным от слова Vogel – птица. Другим источником детского визуального каламбура Фрейда была иллюстрация с изображением египетских богов с ястребиными головами в семейной Библии, которую он читал в детстве. Таким образом, анализ этого сна открыл, помимо всего прочего, тайную детскую страсть к матери, вожделение, являющееся самым строгим из всех религиозных табу.