Фрейд - Питер Гай

Впервые Фрейд обратился к вопросу об опасности привлечения непрофессионалов в практике психоанализа почти за 30 лет до этих событий – в 1895 году в своем знаменитом сне об инъекции Ирме. Ему снилось, что его пациентка Ирма, возможно, страдает соматическим заболеванием, которое он диагностировал – вернее, неверно диагностировал – как психологический симптом. Именно на такую опасность постоянно указывали противники дилетантского анализа, и это было их главное возражение. Но Фрейд считал проблему разрешимой. В 1913 году в предисловии к книге Пфистера он перешел в наступление, решительно отрицая необходимость медицинского образования для психоаналитиков. Наоборот: «Практика психоанализа в гораздо меньшей степени нуждается в обучении медицине, чем в образовательной подготовке по психологии и в способности постигать суть». Большинство врачей, с некоторой язвительностью прибавил мэтр, не приспособлены для работы в психоанализе, и в большинстве случаев подобные попытки заканчиваются сокрушительным провалом. Соответственно, не стоит удивляться, что некоторые из самых известных сторонников Фрейда – от Отто Ранка до Ганса Закса, от Лу Андреас-Саломе до Мелани Кляйн, не говоря уж о психоаналитике из семьи самого Фрейда, дочери Анне, – не получили медицинского образования. Кроме того, в психоанализ постоянно приходили талантливые молодые новобранцы, которые оказались компетентными клиницистами и одаренными теоретиками, – преподаватели литературы вроде Эллы Фримен Шарп, педагоги, такие как Август Айхорн, и историки искусства, например Эрнст Крис. Как бы то ни было, ранние работы основателя движения не оставляют сомнений, что он защищал дилетантский анализ не потому, что тот в этом так нуждался. Эта позиция была естественным следствием его понимания самой природы психоанализа. Фрейд возлагал большие надежды на дилетантский психоанализ за много лет до конфликта Рейка с австрийскими законами.

Защита Фрейдом дилетантского анализа ни в коем случае не была призывом к легкомысленной или непрофессиональной диагностике. Он неизменно настаивал на том, что потенциальный пациент сначала должен пройти медицинское обследование. Это положение мэтр неоднократно подчеркивал в работе «К вопросу о дилетантском анализе». Ведь вполне возможно, что физические симптомы, которые увлеченный аналитик без медицинского образования может приписать истерической конверсии, как это сделал сам Фрейд в сне об инъекции Ирме, на самом деле являются признаками соматического заболевания. Однако в остальном, полагал основатель психоанализа, медицинское образование скорее мешает. Всю жизнь Зигмунд Фрейд старался сохранить независимость психоанализа от врачей не в меньшей степени, чем от философов.

Несмотря на то что после войны четыре пятых из его учеников были врачами, Фрейд не уставал повторять, что врачи не имеют права претендовать на монополию в анализе. Не приспособленный для психоанализа врач ничуть не лучше шарлатана. Конечно, прибавил мэтр, само собой разумеется, что не получивший медицинского образования аналитик должен хорошо разбираться во всех элементах психоанализа и иметь представление о медицине, однако было бы несправедливо и неразумно заставлять изучать ее человека, который хочет избавить другого от мучительной фобии или навязчивого состояния. Другими словами, «мы отнюдь не считаем желательным, чтобы психоанализ оказался поглощен медициной» – явно любимая метафора Фрейда – «и нашел затем свое окончательное место в учебнике психиатрии».

Основатель психоанализа с таким жаром доказывал свою правоту, что не колеблясь ставил под сомнение мотивы оппонентов. Сопротивление дилетантскому анализу, обвинял он их, на самом деле есть сопротивление психоанализу вообще. Если принять во внимание позицию и аргументы психоаналитиков, придерживавшихся противоположного мнения, этот вердикт выглядит поверхностным и предвзятым. Хотя Фрейд и побеждал в споре, по крайней мере интеллектуально, его противники вовсе не были безответственными или своекорыстными. Четверть века спустя, рассматривая данный вопрос со своей британской точки зрения, Эрнест Джонс назвал его центральной дилеммой в психоаналитическом движении, для которой до сих пор все еще не найдено какого-либо решения. Фрейд, писал Джонс, мужественно пытаясь быть справедливым к приверженцам обеих точек зрения, «оставался в стороне от сумятицы внешнего мира, и ему было вполне уместно пытаться увидеть перспективу и рисовать картины отдаленного будущего». Конечно, у мэтра было полное право тешить себя фантастическими проектами, такими как университеты для психоаналитиков, где не имеющих медицинского образования будут знакомить с биологией и психиатрией. «Но те из нас, кто занимал более скромное положение в жизни, были вынуждены смотреть не так далеко и заниматься по большей части насущными проблемами». Грандиозная программа Фрейда, безусловно, захватывает, делал вывод Джонс, но пока приходилось иметь дело с суровой действительностью.

Эта действительность была слишком навязчивой, чтобы ее игнорировать. Психоаналитикам требовалось успокоить публику, которую ни в коей мере не убедили их заявления, и обращаться с местным медицинским и психиатрическим истеблишментом с максимальным тактом, а временами и с откровенным подобострастием. В 1925 году психолог Джеймс Маккин Кэттелл, в то время президент Американской ассоциации содействия развитию науки, пренебрежительно отвергал психоанализ как не столько вопрос науки, сколько предпочтения вкуса и утверждал, что доктор Фрейд – художник, который живет в сказочном мире снов среди оргий извращенного секса. Кэттелл не выражал общее мнение, но у него было достаточно влиятельных союзников, чтобы угрожать стремлению психоаналитиков добиться признания своей профессии.

Аргументам Кэттелла прибавляли весомости многочисленные проходимцы, объявлявшие себя психоаналитиками. В том же году, когда он сделал это свое решительное заявление, американский гражданин Гомер Тайрелл Лейн предстал перед лондонским судом по обвинению в том, что он опасный шарлатан. Он принимал пациентов в своем кабинете на Гордон-сквер в престижном районе Блумсбери и брал за консультацию две гинеи в час. Кроме того, он читал лекции «Философия индивидуализма». Несмотря на то что некоторые обыватели и видные деятели, в том числе епископ Линкольна, свидетельствовали в пользу Лейна, обвинитель мрачно намекал на недостойное поведение с ученицами школы для девочек, с которой тот был связан. Лейна приговорили к месяцу тюремного заключения, но в конечном счете тюрьму заменили штрафом в 40 гиней и обещанием не позднее чем через 30 дней покинуть Британию и больше никогда туда не возвращаться. В судебных документах Лейн был назван психоаналитиком…

В том же 1925 году на Манхэттене, в Вестсайдской унитарианской церкви, преподобный Чарльз Фрэнсис Поттер, рассуждая о религии и психоанализе, предупредил, что число «шарлатанов от психоанализа» неимоверно умножилось. Он призывал ввести лицензирование психоаналитиков. «Это кажется невероятным, но факт остается фактом, – говорил преподобный. – Если врачу требуется десять или больше лет для обучения и подготовки, прежде чем он будет лечить тела людей, то аналитик, который претендует на лечение более тонкой субстанции, человеческой психики, может повесить табличку и брать 25 долларов за визит после десяти дней чтения книг Фрейда и Юнга». Именно этого психоаналитики и боялись – шарлатанов вроде Лейна, которые попадают в газеты, таких громких клеветников, как Поттер, и усиливающегося сопротивления широкой публики.

Таким образом, к середине 20-х годов прошлого столетия психоаналитики во Франции, Британии и – чаще всего – в Соединенных Штатах стали роптать, что слишком много самозванцев пытаются жить за счет того, что накопили авторитетные аналитики, одновременно опровергая их. Отчасти в том была вина самих психоаналитиков. Как сказал в 1927 году Джонсу американский психоаналитик Смит Элай Джелиффе, «многочисленные «культы» вроде христианской науки, лечения внушением, метод Куэ и множество других аспектов псевдомедицинской практики никогда бы не получили такой известности, если бы там не работал «доктор». Кто бы ни был виноват в этом шуме, настоящие психоаналитики должны были дистанцироваться от всех псевдоаналитиков. Иностранные ученики Фрейда возвращались домой, чтобы заняться практикой, и начинали задумываться о пользе респектабельности и формировании профессиональных институтов, которые бы их защищали. В этом начинании непрофессиональные аналитики скорее отвлекали и, возможно, даже мешали им.

Фрейд думал иначе. Именно потому, что мэтр имел медицинское образование, он мог позволить себе бескорыстно выступать в защиту непрофессиональных психоаналитиков. Основатель движения развернул смелую кампанию, однако победы его были спорадическими и ограниченными. По этому вопросу началась бурная дискуссия. Дебаты в психоаналитических журналах и выжидательные резолюции психоаналитических конгрессов наблюдались все 20-е годы и даже позже. Практика западных институтов разнилась, но большинство пришло к тому, чтобы требовать медицинское образование как необходимое условие допуска, или окружало обучение непрофессионалов обременительными ограничениями. Именно в этом вопросе – а для многих единственном – психоаналитики, которые обожествляли Фрейда и относились к его работам как к Священному Писанию, шли наперекор желаниям мэтра и рисковали навлечь на себя его неудовольствие. А.А. Брилл выразил мнение многих раздраженных сторонников основателя движения, когда в 1927 году писал: «Давным-давно я научился принимать то, что предлагает мастер, еще до того, как в этом убеждали меня собственные знания, поскольку опыт говорил мне, что, когда я считаю то или иное утверждение натянутым или некорректным, вскоре убеждаюсь в своей ошибке; мои сомнения были обусловлены недостатком опыта. Однако я на протяжении многих лет изо всех сил пытался согласиться с мастером по вопросу дилетантского анализа, но не смог согласиться с его мнением». Свою точку зрения мастер защищал блестяще, но совершенно неубедительно.