Измена. Мой непрощённый (СИ) - Соль Мари

— Никакой, — соглашаюсь ехидно.

— Вот! — подтверждает, ничуть не обидевшись, Миша, -

Ну а детей, говорю, если хочешь, рожай. Для себя! Я не против.

Я усмехаюсь его «здравомыслию». Хотя… Может и честно, вот так? Без обещаний и клятв. Без вранья! Объявить о намерениях сразу. Мол, так и так. В верности клясться не стану. Буду тебе изменять. Хочешь, терпи! А не хочешь, как хочешь…

Наверное, факт размышлений отражён у меня на лице. Так как Миша сурово бросает:

— Кучинская, помни! Все болезни от нервов.

Я послушно киваю:

— Да, да.

— А будешь себя плохо вести, — добавляет он мягче, — Я тебя на биопсию отправлю.

Я бросаю в него карандаш. Но тот отлетает, как будто от стенки. Угодив ему в грудь. Где на бейджике чёрным по белому надпись: «Врач-маммолог, Балыков Михаил Дмитриевич».

Глава 17. Илья

Теперь моё утро начинается с того, что я должен выгулять пса. Раньше этим занималась Снежана. Выгуливая сразу обоих: Никиту и Джека. Пёс невзлюбил меня! Оно и понятно. Помнит, видимо, кто его сбил. На руки не идёт. Рычит, если хочу погладить.

Но от безысходности даёт натянуть на себя поводок. И мы идём по улице, в неуютной атмосфере февральского утра. Это тебе не Израиль!

Джек помечает какое-то дерево. Я зеваю. На работу через полчаса. Дёргаю за поводок, чтобы он поторапливался. В сквере, кроме меня ещё много собачников. Они сгрудились в кучки. В основном по размеру питомцев.

Но я не подхожу, ни к одной из них. Слава Богу! Потому становлюсь в стороне и достаю сигарету.

Джек в это время справляет нужду. На этот раз совсем не малую. Я морщусь и продолжаю курить. Вспоминаю, когда я взял на себя обязательства по выгулу этой собаки? И не могу!

Где-то в подкорке сидит мысль, что Никита здоров. Не совсем, правда! Ему ещё предстоят всевозможные процедуры. Но я бы лучше взамен него полежал в больничке. Чем здесь, посреди этого сквера. Выгуливать пса.

— Молодой человек! — слышу чей- то взволнованный окрик, когда собираюсь покинуть его.

Обернувшись, вижу какую-то женщину. У неё тоже пёс. Но с короткими лапами.

Я ей киваю:

— Вы мне?

— Да! — говорит она тоном, слегка обвиняющим. Наравне с её весом это звучит так себе.

— Вы, — тычет она в меня взглядом, — Не убрали за своей собакой!

Я хмурюсь:

— Чего не убрал?

Она косит взгляд на оставленный Джеком «автопортрет» на снегу.

— Его фекалии! — произносит собаковладелица.

Я отступаю назад. Что за чёрт? Не хочет же она сказать, что я должен говно за ним вынести?

— Я понятия не имею, о чём идёт речь, — машу головой.

Но она наступает.

— Здесь детская площадка. А ваш пёс здесь нагадил. Тут детки будут весной куличики лепить! Из чего? Из собачьих фекалий?

От этого слова меня пробирает. Фекалии… Ну скажи ты: «говно»!

— Простите, но у меня на это нет времени, — бросаю сурово.

— Ах, нет времени? Тогда и нечего собак заводить! — бросается в бой оголтелая женщина.

— Я не заводил, мне её подбросили, — фыркаю, дёргая Джека за поводок.

— Да что вы? — меняется в голосе незнакомка, — Подбросили прямо под дверь?

Я, подумав, киваю:

— Да! В ужасном была состоянии. Точнее… был.

Уложив ладонь на своей необъятной груди, женщина сострадает:

— Бедненький, потому он так предан вам!

Джек всем своим видом даёт осознать свою «преданность».

— Да, до сих пор вот хромает, — вздыхаю я.

В подтверждении Джек начинает хромать. Я дёргаю за поводок, чтобы хромал побыстрее! Осталось пятнадцать минут.

— Но фекалии всё-таки лучше убрать, — продолжает настаивать женщина, и достаёт из кармана пакет.

Её коротконогая псина переминается с ноги на ногу. Замёрзла, видать! Как и я.

— Вот! Нам сегодня не пригодится, — произносит умильно и смотрит на пса. Тот отвечает ей лаем.

Я отвергаю:

— Я не стану этого делать! Это глупая трата времени. Говн… Фекалии. Разлагаются и ничего не оставляют после себя.

— Это вопрос гигиены, — не унимается женщина, — И в этом нет ничего постыдного! Взяли пакетиком и унесли.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Она жестом демонстрирует, как я должен это сделать.

— Пусть лежат, — бросаю я.

И уже собираюсь уйти, так как времени почти не осталось.

— А с виду приличный человек! — слышу в спину.

«Не поддавайся», — советует мозг. Никто не заставит меня это делать. Пускай сами сходят с ума!

Я уезжаю на работу в состоянии слегка утомлённом. Толком и отдохнуть не успел. День проходит в суматохе. На таможне застряла партия сырья. Теперь идёт разбирательство, потому, как предприятие попало под штрафы. Моё предприятие.

Вымотанный вконец, я возвращаюсь домой. Ничего, что сегодня суббота? Суббота! Вспоминаю, что нужно заехать к Диане. Я купил ей магнитик и подушку для шеи в Duty Free. Розовый цвет, её любимый! Но только они лежат в чемодане. Придётся в следующий раз подарить.

А сыну… Ему не привёз ничего. Кроме реплики новых часов! Думаю: «Может, понравится?». У него день рождения скоро…

По дороге звоню Насте. Вдруг их нет дома. Та берёт трубку не сразу.

— Алло? — говорит жизнерадостно.

— Насть, привет, — отвечаю, — Ты дома?

— Я, да! Но скоро уйду. А что ты хотел? Кстати, с приездом.

— Спасибо, — бросаю я, снизив скорость.

Впереди светофор.

— Сегодня суббота, — напоминаю, ожидая упрёков.

Но она абсолютно спокойна.

— Я знаю. Дина ждала тебя после обеда. Но ты не приехал, — а вот и упрёк.

— Прости…, - начинаю.

— Это ты ей говори, а не мне! — подумав, Настя смягчается, — Можешь заехать сейчас, потому, что потом будет поздно.

Звучит угрожающе. И я отвечаю:

— Сейчас!

Спустя полчаса подъезжаю. К своему уже бывшему дому. Забор этот делал я сам! Точнее, как сам? Нанимал мастеров. Но здесь каждый метр продуман. Я не люблю жить у всех на виду. И сделал его максимально закрытым.

К нашему участку примыкают ещё три чужих. Я не вижу, но знаю, что из окон сейчас смотрят обе соседки. И уже обсуждают в WhatsApp, как я «докатился до жизни такой».

Паркуюсь. И вижу, как мелькает фигура Дианы в окне второго этажа. Она тут же теряется, не успеваю я ей помахать.

Открывает дверь Настя. Она в чём-то ярком, зелёного цвета. Джинсы в обтяг. Крупной вязки свитер оставляет заметным её силуэт ниже пояса. Склонив голову на бок, она надевает серёжки. Вспоминаю случайно, что я ей таких не дарил…

— Привет, — произносит поспешно, и отступает назад, — Проходи!

В ней что-то иначе. Или мне только кажется. Причёску сменила? Да вроде бы нет.

— Привет, на работе задержали, — извиняюсь с порога.

— Понятно, — бросает она и улыбается в зеркале.

Нет… Что-то явно иначе! Она похудела? Возможно, и так.

— Илья, а ты можешь взглянуть, что не так с кофемашиной? — сетует Настя и жестом приглашает меня за собой.

Я иду за ней следом. И чувствую! Запах. Он другой. Не такой, как я помню. Точнее, обычно она не душилась духами. Пахла естественно. А тут явный цветочный акцент.

— Она вот так постоянно мигает, — произносит она и подходит к столешнице.

— А ты давно её чистила? — уточняю я.

— А её надо чистить? — удивляется Настя.

— Вообще-то надо, — киваю и замечаю её маникюр.

Кольца уже нет. Интересно, куда она его дела? Своё я оставил, на память. Хотя, это просто безделица. Памяти много и так! Даже слишком.

— Ой, — оживляется Настя, — Слушай, мне пора уже! Хочешь, чаю попей.

Я что-то мычу, а сам наблюдаю, с каким нетерпением она пишет кому-то.

— А ты… надолго? — уточняю безо всякого интереса.

— Не знаю, — она пожимает плечами.

Краснеет, как будто. И прячет глаза. Точно школьница!

— В смысле, я тоже допоздна не могу, — уповаю на занятость.

Настя вздыхает, лицо обретает серьёзность:

— Самойлов, тебе лень с дочерью посидеть, так и скажи! Динка взрослая, сама спать ляжет. Проследи только, чтоб двери закрыла. И скажи доброй ночи.