Забытые пьесы 1920-1930-х годов - Татьяна Майская

НИНА. Но ты за эти слова голосовал.

ВИКТОР. Велика трудность — руку поднять.

НИНА. И здесь, выходит, обман? И думаешь ты не так, как голосуешь.

ВИКТОР. Я не думаю, а цех строю. Последний раз я думал… дай бог памяти, да, когда нэп стали сворачивать, к колхозам переходить. Тут я задумался, а потом прошло. Не мое дело мировые проблемы решать. Мое дело — завод. И философия ваша мне как лошади собачий хвост.

СЕРОШТАНОВ. Да… Я тоже рассуждать умею только о своем лице — тут я полный философ. А так — я низовой член партии. Но одно я знаю: ты, Иванов, на эту тему в ячейке помалкивал. А теперь ты выйдешь на сцену и скажешь… и повторишь все, о чем нам здесь говорил. И мы тебе ответим по существу.

ВИКТОР (показывает кукиш). Выкуси!.. Я пошутил, а ты на удочку поддел.

СЕРОШТАНОВ. Не крути, Виктор, не поможет.

ВИКТОР. Я пошутил, и свидетелей нет. Выкуси!

СЕРОШТАНОВ. Есть свидетели.

Показывает на НИНУ.

ВИКТОР. Нина скажет, что пошутил. Да?

НИНА. Нет, Витя, ты говорил серьезно.

ВИКТОР. Как? Ты Пашкин донос подтвердишь?

НИНА. Я, Витя, врать не стану.

ВИКТОР. Ага! В ловушку загоняете! Расположили на откровенность, чтобы легче сладить… Анекдот! Жена!.. Ха-ха-ха… Жена. Ну, ставь мужа на позор, ставь… Понимаю все ваши замыслы, понимаю… сам виноват, мокрая тряпка, доверился, как друзьям, мать предупреждала — не слушал. И Горчакова была права…

Входит НАКАТОВ.

Ну, дорогая женка, еще раз спасибо. (Сероштанову.) Иванов — орешек потверже Горчаковой… Иванов — пролетарий и за себя постоит. Счастливо вам оставаться…

Идет в дом, сталкиваясь с выходящей ГОРЧАКОВОЙ.

Не уходи, посоветоваться надо.

Уводит ее с собой.

7

КУЛИК. Вот какая пошла детализация… Да! Важнее всего — учесть обстоятельства…

Встает и с невинным видом пробирается в дом с заднего крыльца.

На веранде молчание. НАКАТОВ присел на перила. НИНА смотрит на приближающийся закат. СЕРОШТАНОВ наливает себе чаю.

СЕРОШТАНОВ. Стакан лопнул… Вот. В Америке банки лопаются{311}, а у нас стаканы. (Молчание.) Была у меня жена да бросила — страшóн. С бюрократом ушла… Теперь мечтаю бюрократизм ликвидировать — нечего будет бюрократу делать, зачахнет он, и она с ним. Страшная месть. (Накатову.) Ты знаешь, какую Виктор махинацию заворотил.

НАКАТОВ. Знаю.

СЕРОШТАНОВ. То есть как, знаешь?

НАКАТОВ. Знаю. Виктор хищничает, плутует, как мелкий кулак, и уверен, что он большевик настоящий.

СЕРОШТАНОВ. Но мы ему предложим тему для выступления.

НАКАТОВ. Стоит ли? Не так уж он виноват.

СЕРОШТАНОВ. Что значит, не виноват?

НИНА. Кто ж тогда?

НАКАТОВ. Чертова перечница.

СЕРОШТАНОВ. Расшифруй свои междометия, Василий Ефимович.

НАКАТОВ. Читать надо больше, Сероштанов. И читать не одни лозунги.

СЕРОШТАНОВ. Что — лозунги? Папа римский, небось, сто тысяч книг прочел и все в бога верит. А я ставлю один наш лозунг «Религия — опиум для народа» против всей папиной библиотеки, и посмотрим, кто кого… Впрочем, и смотреть нечего, вопрос «кто кого» решен в пользу социализма категорически… До завтра, Нина… Не очень на меня гневайся — не мог я иначе поступить.

Идет в палисадник.

Одолею я твою шараду, Василий Ефимович.

Ушел.

8

НИНА (после паузы). Завертела я карусель — у самой голова кружится… Василий Ефимович, откройте душу: скажите, почему Виктор не виноват?

[НАКАТОВ. А солнце садится в облака… Да. Мы становились большевиками в непрестанной борьбе с могучими противниками. Для того чтобы выбрать путь, надо было одолеть целую библиотеку чужих мыслей. Папскую библиотеку… А вы растете на готовых лозунгах. Вам предложено либо верить на слово, либо молчать. Единственным вашим багажом становятся истины, усвоенные в порядке директивы… Предписано считать их правдой. А что, если это не так? Что, если «правда», которой ты веришь, есть ложь в основании своем? И ты споришь тут с Виктором и Горчаковой о копеечной неправде, не видя того, что вся страна лжет и обманывает — ибо сама она обманута.

НИНА. Как, обманута?] (Накатов молчит.) Вот, вы опять молчите. Нельзя так, Василий Ефимович — старый партиец, и все молчит. Вы нам, молодым, объяснить должны. С кем нам бороться…

НАКАТОВ. Есть люди, которые уже борются…

НИНА. Кто они?

НАКАТОВ. Их не так легко увидать…

НИНА. Почему? Разве они что-нибудь тайное делают? Против партии? Это же преступление…

НАКАТОВ. Вот и ты говоришь лозунгами.

НИНА. Я этот лозунг в вашем письме прочла, в газетах, когда вы в партию возвращались, что «бороться против партии — преступление».

НАКАТОВ. Когда-нибудь ты все поймешь…

В палисадник входят РЯДОВОЙ и ВЕРА.

9

ВЕРА (увидев Нину с Накатовым на веранде). Сядем здесь. Чай все равно остыл…

РЯДОВОЙ. Сядем… Василий, Нина, пожалуйте в компанию!

НАКАТОВ (спускаясь по лесенке). А они все поют и поют там… на реке.

ВЕРА. Я тоже, когда устану, песни пою. Когда поешь — думать перестаешь.

НАКАТОВ. Им думать нечего — все у них продумано.

РЯДОВОЙ (здороваясь с Ниной). А вы чего задумались?

НАКАТОВ. Вечереет… Свежо.

ВЕРА. Вот в театре играли вчера — дивно. Про старых помещиков. Все деньги в Париже пропили, а потом вишневый сад продали… Но какие были эксплуататоры — взяли и старика-лакея в доме заперли одного… Вот бюрократы. Тот всю жизнь работал на них. Живой, а они его заперли. Забыли… Эта пьеса очень сильно против помещиков агитирует{312}. Мы долго после спектакля спорили… В этом имении теперь колхоз, наверно, либо школа. Там еще немка фокусы показывала, смешная.

РЯДОВОЙ. Смешная немочка… Ты, Вера, книжку, которую я дал, прочла?

ВЕРА. Это вашего сочинения? Семь раз перелистывала и бросила. Ну зачем мне изучать, где какие уклоны лежат? Я и без того знаю, что все уклоны неправильные.

РЯДОВОЙ. Иногда и поразмышлять не вредно.

ВЕРА. Не могу я размышлять про неинтересное. Мысли в голове не держатся — тают, как облака. Вот по спорту я все нормы на значок сдала — обогнала Нинку, она только плавает лучше, зато по теннису я на первом месте. На состязания поеду.

НИНА. Александр Михайлович, говорят, я завлекаю вас. У Веры отбить хочу.

ВЕРА. Нинка!

НИНА. И сплетничаю вам зря. (Вере.) Так?

ВЕРА. Нинка, замолчи!..

НИНА. Сейчас он нам разъяснит, и ты увидишь.

ВЕРА. Ничего я не увижу (вскочила) и разъяснений твоих не желаю. Сама спрошу, если потребуется.

НИНА. Но ты меня обвиняла…

ВЕРА. Ну, и оправдывайся одна.

Повернулась и быстро пошла к дому.

РЯДОВОЙ. Куда ты?

НИНА. Я ворочу ее… Вера!

Ушла вслед.

10

НАКАТОВ. Не выйдет у вас с Верой проку, Саша. Не жена она тебе.

РЯДОВОЙ. Гм-гм… Вот… Действительно, все как-то кувырком у нас. Дал я ей книжку свою… Зачем? Нелепо и смешно… Вот.

НАКАТОВ. Нина тебе нужна. Вот кто. И ты для нее очень подходишь — для всей ее сущности.

РЯДОВОЙ. А? Ну-ну, собственно, это несколько неожиданный вывод. Пустяки, не стоит и говорить… А я о тебе думал много, Василий. Совсем ты замкнулся, нелюдимым стал, на собраниях актива я тебя с год не видел.

НАКАТОВ. Там лица новые и речи новые, не знают меня, и я никому не интересен. Там сегодняшним днем живут.

РЯДОВОЙ. Вчерашним жить трудно.

НАКАТОВ. Но забывать вчерашнего дня нельзя… А меня бросили сюда мотать проволоку, забыли и не зовут.

РЯДОВОЙ. За старые ошибки не позовут… Сам пойди.

НАКАТОВ. Не в моем обычае.

РЯДОВОЙ. Надо рвать обычаи, Вася, раз ты уже порвал с оппозицией.

НАКАТОВ. Все разорвано. Поздно. Седеем мы.

РЯДОВОЙ. Да, густо белый волос пошел. Неужели поздно? Поверить не могу.